Потерянная любовь

— Сядь на свою задницу. Мне нехорошо, когда люди начинают заниматься дерьмом в моем баре, и меня не ебет то, что ты мой брат. Ты не можешь ожидать, что Пакстон бросит все и упадет к твоим ногам, потому что ты снова в городе, Стид. Тревор трахает твой мозг, потому что знает, что это тебя разозлит. Отпусти ситуацию. Ты знаешь, черт побери, что он только танцует с ней.

Я смотрел, как они танцуют. Тревору повезло, что это была быстрая песня.

— Стид. Ты меня слушаешь? Стид!

Моя голова дернулась к Корду.

— Что?

Качая головой, Корд сказал:

— Чувак, ты потерял право, когда оставил ее.

Я сделал несколько шагов назад и сел на табурет, давление на грудь затрудняло дыхание.

Корд положил руку мне на плечо.

— Послушай, я знаю, что это трудно для вас обоих. Но ты должен увидеть ситуацию с ее точки зрения. Ты вошел в ее жизнь десять лет спустя, будто ничего не случилось. К тому же, привел с собой ребенка. Я уверен, что независимо от того, насколько она притворяется, что ненавидит твою задницу, вы любили друг друга. Она не просто потеряла тебя, Стид. Я не представляю, что она почувствовала, узнав, что у тебя есть Хлоя.

Мое тело застыло. Я и в правду не думал о том, что она чувствует, когда видит меня и Хлою.

Я развернулся, схватил свое пиво и залпом выпил его. И тут же чуть не захлебнулся, почувствовав хлопок по спине.

— Не пей слишком много. Я бы не хотел тебя арестовывать.

Я хмыкнул, когда мой брат-близнец Митчелл сел рядом со мной. Единственное, что нас внешне отличало — небольшой шрам над моим правым глазом, который я получил от Триппа бейсбольной битой, когда мне было четырнадцать. И сейчас, у нас были разные прически.

— Как ты, Митчелл?— спросил я с полуулыбкой.

Он усмехнулся и жестом показал бармену, что он будет пить то же, что и я.

Как же я соскучился по братьям. Я оглянулся на каждого из них и подумал, почему, черт возьми, они все еще одиноки. Мы все, взяли только хорошее от наших предков. Ни один из них даже не встречался с девушкой, не говоря уже о том, чтобы остепениться.

— Ты этим вечером не работаешь? — спросил Корд, ставя перед собой еще одно пиво. В этот раз, он обошел бар, вместо того, что бы прыгать через него.

— Просто ушел. Тяжелый день, мы нашли тело женщины на берегу Фрио.

— Черт! Опознали, кто это? — спросил Трипп.

Митчелл покачал головой.

— Нет. Мы проверяем списки пропавших без вести. Гребаная хрень, знать, что чья-то дочь пропала, и она мертва, — он выпил пива и огляделся вокруг.

— Ебать! С кем Тревор танцует? Я бы вдул в эту задницу! О, черт возьми... Это…

Мое тело дрожало, когда Трипп положил руку мне на плечо.

— Пакстон, — прорычал я.

Митчелл дернул голову назад.

— Это Пакстон? Сладкий невинный учитель детского сада, Пакстон? Черт, побери. Посмотри на это тело.

Он засмеялся и повернулся ко мне, и его улыбка тут же спала.

— Дерьмо. Прости, Стид. Я как бы забыл, что ты здесь.

Мои глаза расширились от шока.

— Я сижу рядом с тобой, мудак. Как ты мог забыть, что я здесь?

Пожав плечами, он выпил пива.

— Я тут подумал, прогуляюсь-ка по бару. Посмотрю, есть ли здесь девушка, с которой я еще не спал.

Качая головой, я спросил:

— Вы все шлюхи?

Митчелл ухмыльнулся и направился к столику, за которым сидела компания молодых женщин, следившая за приближением Митчелла, не собираясь подбирать свои челюсти с пола.

— Я ухожу, — встал Трипп. — У меня завтра утром встреча.

— Увидимся, — сказал Корд и пожал ему руку. Трипп потянулся к моей руке, и я потряс ее. Затем он наклонился и прошептал:

— Иди, идиот.

Я улыбнулся ему, и посмотрел на Тревора и Пакстон. Она, откинув голову, смеялась над шуткой Тревора.

Трипп, прежде чем уйти, предупредил:

— Если не ты, то Митчелл. Он пробирается к ним, если ты не заметил.

Подпрыгнув, я направился к танцполу. Тревор увидел меня, и развернул Пакстон так, что мы оказались лицом к лицу.

Я улыбнулся, а ее улыбка, напротив, испарилась.

— Твое, чертово, время, — сказал Тревор, хлопнув меня по спине.

Пакстон пожевала губу, глядя на меня.

— Потанцуй со мной, — попросил я. Она опустила голову. — Пожалуйста, Пакс.

Вздохнув, она подошла ближе. Я обнял ее. Все мое тело, казалось, ожило после многих лет ощущения омертвления. Черт, было здорово, снова держать ее в руках. Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, и притянул ее ближе. Когда она не отреагировала, я повел нас в танце.

Ее голова лежала у меня на груди, и я ни мог не вспомнить, насколько хорошо нам было вместе. Не только в танце — во всем, что мы делали.

— Я скучал по тебе, Пакстон.

Она ничего не сказала, но я почувствовал, как ее тело напряглось.

— Пожалуйста, не ненавидь меня. Я не могу смириться с этой ненавистью.

Откинув голову назад, она смотрела на меня большими голубыми глазами.

— И почему я не должна тебя ненавидеть, Стид? Ты оставил меня разбираться со всем самостоятельно. Все в одиночку, и не с кем было даже поговорить. Ты даже не позвонил, не узнал, все ли со мной в порядке.

Удар боли пронзил грудь, и слова застряли в горле. В глазах Пакстон стояли слезы, и я знал, что она сдерживает их из последних сил.

— Если бы я мог вернуться в тот день, когда ты рассказала мне, Пакстон, я бы сделал все по-другому. Но это невозможно. Но я могу объяснить, почему я ушел.

Мы медленно двигались по танцполу, несмотря на энергичную песню.

— То, как ты смотрела на меня в тот день, когда сказала что ненавидишь — я знал, почему. Я тоже ненавидел себя, потому что считал, что был причиной того, что ты потеряла ребенка.

Глаза ее расширились, рот приоткрылся, но она промолчала. Ей не пришлось отрицать это. Я знал, что она обвинила меня, как обвинил себя и я.

— Я был разбит, когда ты начала плакать. Я никогда не видел тебя такой расстроенной, и знал, что был причиной этого. Я причинил тебе боль, и это разрушило меня. Когда я признался, что люблю тебя, я пообещал, что никогда не причиню тебе вреда. Но нарушил это обещание, и я, честно, не мог смотреть тебе в глаза. Я понятия не имею, почему я выбрал Орегон. Наверное, потому что это было далеко. Никаких напоминаний о нас. Сначала, я собирался вернуться осенью, и пойти учиться в «A&M», как мы и планировали, но даже мысль о том, чтобы смотреть в твои прекрасные глаза и видеть в них боль, для меня была убийственна. Когда я прошел в футбольную команду, и мы заключили контракт, я был ошеломлен. Я воспринял это как знак, что тебе будет лучше без меня.