Потухшее солнце (сборник)

– Григория, – помог с именем Вик.

– Этого твоего Григория. Мы тебя, конечно, всяким любим, и дело это твое, просто раньше-то ты ведь ничего такого нам не говорил, – будто оправдываясь, торопливо и очень тихо добавил отец. Как не расплакался – загадка.

– Пап, слушай, я не знаю, чего там у вас с мамой было, и как мои дед с бабкой познакомились, но я этого Григория вижу первый раз, и ничего такого…

– Так мы с твоей мамой и познакомились, – кивнул отец и потянулся к бутылке снова. Мать рядом придерживала буханку «Бородинского».

– Но я ведь могу просто не слушать. Чего вы меня женили-то уже, а? – возмутился Виктор. Он рассчитывал, что узнает причину странной способности и научится ее игнорировать, а по открывшимся фактам было ясно, что эта способность только усугубила и без того непростые отношения между ним и остальным миром. Мать будет теперь спрашивать не про девочек, а про мальчиков, отец, того и гляди, сопьется, а как быть с учебой? Каждый день проверять, не начал ли ему нравиться, в том самом смысле, гей-фетишист?

– Да что ты, сына, что ты! – воскликнула мать. – Никто и не думал!

Виктор ей не поверил, и правильно сделал, потому что весь остаток дня эти двое в своей комнате тихо шушукались о каких-то очень важных вещах. Вик не сомневался, что речь идет о его несуществующих отношениях с Григорием.

Идти на работу после таких новостей было бы полнейшей глупостью. Как можно разбирать чужой хаос, когда в собственной голове такой раздрай, что пора вызывать бригаду с носилками? Виктор отпросился, сказавшись больным, и понял, что даже душой кривить не пришлось. Болезнь просто необычная, но смысл от этого не изменился ни капли.

***

Любимый корпус вуза сегодня блестел для Виктора не только дождевой водой на крыше, но и неприятной перспективой снова слушать мысли Григория. Вик уже приготовился стоически выносить родовое проклятье, но фетишист в коже так и не появился. Как будто и не было его. Преподаватели еще не получили новые списки группы и не спрашивали о нем на перекличках, студентам Гога не понравился тем, что отверг дружбу Игоря, и никаких разговоров на эту тему Вик не слышал.

К концу дня он испытывал что-то вроде досады. Будто ему обещали Наказание, кару небесную, а потом передумали и свернули лавочку. Как теперь жить-то? Без кары?

На работе вечером спрашивали, почему он не пришел. Виктор отмахнулся, что на выходных простыл и хотел долечиться. Коллег (суетящихся перед окончанием своего рабочего дня) такое объяснение вполне убедило, и спустя пару часов Вик остался один.

Перебирать бумаги и наводить порядок раньше было ему интересно, потому и согласился на эту работу. Находить несовершенство, исправлять его, восстанавливать гармонию порядка. Виктору нравилось чувствовать себя полезным и нужным, но сейчас это чувство ушло. Мысли крутились вокруг рассказанной отцом истории.

Мог бы он сам жить с другим мужчиной? Ну, если опустить секс, который и с девушкой-то представить сложно. Мог бы он приходить вечером с работы в дом, где другой уже разбросал свои носки и чешет яйца в семейниках, рыгая дешевым пивом? Такому не скажешь, мол, иди на кухню, знай свое место!

Вик размышлял о семейных перспективах лишь потому, что мать женила его на каждой встреченной девочке. Он уже и думать забыл о такой вещи, как свидания или совместные прогулки. Познакомиться и пойти в ЗАГС – рецепт семейного благополучия от мамы. Сейчас Виктор очень четко понял всё это и пришел к выводу, что даже без гейской тематики его представления о личной жизни устарели на миллион лет.

Почему так? Ничто ведь не мешало ему просто встретиться с девчонкой или помочь ей донести до дома портфель. Конечно, мать после устроила бы допрос, а насколько родители счастливицы хороши, а есть ли у них машина, а получили они высшее образование или нет?

Проклятье! Вик бросил тряпку в ведро, расплескав воду. Нашел о чем думать. Сначала закончи вуз, потом страдай по девочкам.

***

На следующий день Григорий явился. Пришел без опозданий и занял место на галерке рядом с Виктором.

– Вчера пришлось вещи таскать, дали комнату в общаге, – коротко объяснил он старосте причину своего прогула. – Тётка подсобила.

Смотри-ка, даже не скрывает, что назначенец.

Началась еще одна скучная лекция с вычиткой вслух старенького учебника. Объяснять тему преподавателю явно было лень, а студенты вяло делали вид, что слушают.

Еще три пары прошли без приключений, и Виктор, не услышав за этот день ни одной мысли соседа, потихоньку успокаивался. Возможно, вся эта лабуда с мыслями нужна была лишь для того, чтобы он задумался о своем отношении к девушкам? Вон, Машенька, какая красивая девица. И чего бы не сделать для нее скидку в пятьдесят процентов, напросившись на кофе после пар?

Вик поймал себя на этой мысли, и ему стало так противно и тошно, что это не ускользнуло от Григория.

– Тошнит? Леденец дать? – Гога извлек из кармана кожаной жилетки леденец с натуральным соком без сахара. От удивления Вик вытаращил глаза.

«Что, раз я в берцах, так и про здоровье думать не надо?»

– О, большое спасибо, мои любимые, – соврал Виктор, пытаясь хоть как-то оправдать свое удивление. Действительно, что за глупые стереотипы. Кроме того, он был рад, что снова слышит чужие мысли. Значит, не показалось позавчера.

– Ну, обращайся, у меня много, – улыбнулся Григорий, а потом замолчал. Голосом и мыслями, должно быть, подключился к лекции.

После пар Гога сделал странное предложение:

– Слушай, не хочешь ко мне зайти? Помог бы мне с полками, а с меня пиво. Зайдем по дороге, купим.

– В общаге же нельзя, – ляпнул Вик, и тут же осадил себя. Черт знает что, тебе пиво предлагают, а ты «в общаге нельзя». Вот зануда!

– Один раз после вселения можно, – отмахнулся Гога, – я от соседа таких кор про Игорька наслушался, что за пару банок пива нас с тобой никто не отругает.

– Ладно, давай, только мне потом на работу, так что я без пива.

– Ты работаешь? – искренне удивился Григорий. – С родителями терки?

– Нет, так, чтоб время занять, – виновато улыбнулся Вик.

– Слушай, да я тогда еще кого приглашу, чего тебя напрягать перед работой.

– Нет-нет, все нормально!

Виктор и сам не понимал, с чего вдруг он так расположен к чужому человеку. Может, надоела изоляция, которую он сам себе устроил после поступления, может, просто было приятно, что новенький оказался не мудаком-пустышкой, а умным, приятным в общении человеком.