Повелитель снов
Шрифт:
Его слова поразили меня своей циничностью, но я, тем не менее, движимая каким-то странным любопытством вернулась к тельцу маленькой Камиллы.
Я опять ожила для боли и страха. Сначала чужое тело не слушалось меня, обволакивая, подобно тесной одежде, но вскоре я освоилась с его функциями. Взгляд Жерара по-прежнему был устремлен на умершую Маргарет...
Служанка вскрикнула, заметив, как веки девочки дрогнули, и она тяжело вздохнула. Лекарь недоверчиво покосился на ребенка, передернув плечами, наградив служанку презрительно процеженным сквозь зубы: "Глупая истеричка", но затем все же нехотя подошел к постели девочки и склонился над ней, точнее теперь уже надо мной...
Hа лице врача, кислом и вытянутом, отразилось
– Она жива! Кризис миновал, - и пробормотал еле слышно, - Hе понимаю, как я мог ошибиться...
Я открыла глаза и уставилась на всех этих озадаченных и повеселевших людей. Мое воскрешение прошло незамеченным только для предполагаемого отца Гастону нужна была жизнь Маргарет, и ни чья другая...
Черный встал у моего изголовья скрестив руки на груди. Жерар кусал губы. Я не могла понять, что происходит между этими двумя во время их бессловесного разговора.
– Ты обманул меня, - лицо красивого сеньора исказила ярость.
– Hе правда!
– усмехнулся Повелитель, - Я не говорил, что она займет место Маргарет, а только заметил, что ее новое тело будет похоже на прежнее как две капли воды. И нельзя оставить ей память о прошлом воплощении. Hо ты воспринял мои слова так, как хотелось твоему рассудку. Коль из могилы Исабель не подняться она должна вселиться в любое годное тело. Тебе ведь не понравилось бы если бы она воскресла в образе уродливой старухи. Узнал бы ты ее тогда, Жерар? Когда ты говоришь "Исабель", то видишь лицо жены, ее глаза, ее улыбку, манеры, летящую походку? Что тебе Исабель без всего этого - непостоянная и взбалмошная, непокорная душа!
– Я любил бы ее и тогда, - печально промолвил сеньор.
– Слова, всего лишь жалкие слова! То, что ты говоришь- противно человеческой натуре, лишь глупые сказки воспевают подобные чувства. Ты неблагодарен, Жерар! Эта девочка будет точной копией Исабель, но мертвых нелегко вернуть к жизни, и ты будешь платить по счету, быть может, вечно...
Черный захохотал и исчез, превратившись в черный дым и рассеявшись по комнате.
Я с трудом приподнялась на локте: в глубине комнаты стояла белесая тень женщины. Она протягивала руки к такой же бесплотной фигурке девочки. Я почувствовала весь ужас происходящего, все во мне кричало: "Ты заняла чужое место, сгинь, отдай то, что тебе не принадлежит". Однако какой то другой упрямый голос звучал металлом: "Теперь это мое место. У меня есть силы победить болезнь, а у Камиллы - нет! Это мое тело по праву! Отдать это с таким трудом отвоеванное тело, которое никогда уже не сможет до конца повиноваться ей, познавшей смерть."
Призрак Маргарет растаял, заламывая руки, а Камилла все не желала следовать за ней - ее тело обрело жизнь, и она металась между этим миром и иным. "Она ждет, когда я уйду", - зло подумала я...
Суматоха вокруг меня утихла, лекарь призвал служанку к порядку: мол, девочке нужен покой и отдых, теперь ее организм изживает остатки болезни и больше ей ничего не грозит.
Он уже было собрался уходить, как Гастон бросился ему на перерез.
– А как же Маргарет, сударь, вы должны спасти и Маргарет!
– Она умерла, будьте мужественны сеньор, медицина бессильна перед смертью.
Графа с трудом оттащили от врача, так как в он готов был убить его в припадке безумного гнева и отчаяния. Вернулся священник, который исповедовал Маргарет и ее дочь еще вчера, ведь смерть могла наступить в любую минуту, а сеньора не хотела оставить свою душу без покаяния, хотя Гастон и представить не желал такую возможность. Граф выгнал монаха, едва дотерпев до конца церемонии, поэтому священник чувствовал себя неловко от повторного посещения этого дома.
Мои веки казались налитыми свинцом, и только упрямое нежелание спать не позволяло им опуститься. Жерар присел на край постели и, прищурив глаза, настороженно вглядывался в мои черты.
– Исабель, - прошептал
он мне, так тихо, чтобы другие этого не услышали. Я решила, что бедняга совсем тронулся, или Черный заморочил ему голову.– Я не Исабель!
– едва слышно, но твердо ответила я ему. Он отшатнулся, и стиснул зубы до хруста в челюстях, стараясь сдержать чувства, не предназначенные для показа.
– Извини, Камилла, я оговорился, - сказал он немного погодя.
– Я не Камилла, - возмутилась я.
Жерар посмотрел на меня с удивлением и интересом. Казалось, он понял, что рассудок мой примерно так же молод, как и занятое им тело.
– И как же тебя теперь величать, милое дитя?
– нарочито шутливо обронил он. Я заколебалась, стоит ли говорить свое имя. Скорее всего, я зря отнекалась от Камиллы. Как бы они не подумали, что у меня рассудок помутился после болезни. Hо детям свойственно упрямство, и я не желала иметь с Камиллой ничего общего. Я вспомнила, что когда-то мы с подругой играли в какую-то дурацкую игру, воображая себя сказочными принцессами, и считали обязательным взять себе другие имена. Моя сверстница не отличилась оригинальностью и стала Энни, я же посчитала красивым звучание выдуманного мною слова "Талина". В последствии, я поняла, что это не более, чем анаграмма моего собственного имени, но нравиться мне оно от этого не перестало. Поэтому сейчас, я твердо сказала Жерару:
– Меня зовут Талина! А Камиллы больше нет!
– по крайней мере, я тогда так считала. Жерар задумался. Мне показалось, что он прошептал: "Этот дьявол опять меня надул!".
– Что ж, пускай это будет нашим маленьким секретом, - усмехнулся он, ласково пожимая мне руку, - Я обещаю, что буду заботиться о тебе, кем бы ты ни была, хотя бы в память об Исабель. К сожалению, ты, и в правду, станешь на нее ужасно похожей. Я буду беречь тебя, даже больше, чем свою племянницу - как свою родную дочь! А мертвых оставим земле...
Я почувствовала, что не могу больше бороться со сном. Уходя, я с досадой поняла, что бесплотная фигурка ребенка, метнулась к освободившемуся телу, оживленному мной, и слилась с ним в единое целое. Я покинула эту комнату и оказалась дома...
_________
Hе трудно догадаться, что, проснувшись, я совершенно не помнила сна, но осталось какое-то неприятное ощущения грядущих неприятностей, хотя от болезни моей утром не осталось и следа. Я никак не могла припомнить, как мне казалось что-то важное. И вот наконец-то я вспомнила. Потому что через год или два мне снова приснился похожий сон. Только на этот раз я не боялась темных пустынных улиц. Мне показалось, что этот город таит в себе что-то особенное, обещает мне какие-то необыкновенные приключения. Я предвкушала удовольствие от новых ощущений, которые мне предстоит испытать, стоит только пойти дальше по этому городу к границе ночи и дня, света и тени, мне открывался новый мир и не один, а целое множество, все неосуществленные желания, все мои мечты могли быть осуществлены легким усилием воли. Вдруг город наполнили вздохи и стоны, вокруг меня закружились призрачные тени, преграждая мне дорогу к этой манящей неизвестности, скрывающейся за темным горизонтом. Я испугалась, но страх сменил гнев на эти ничтожные бесплотные создания, пытающиеся остановить меня на пути к моей мечте. Мечте в тумане и черноте, а вовсе не на радужной дороге к солнечному небу.
Лабиринты пересечений каменных стен домов отразили многоголосным эхо дьявольский смех. Призраки в потеснились вглубь арок и подъездов. Потерянные души в страхе отступили перед своим повелителем.
Из мрака выступила фигура моего давнего знакомого. Складки его черного плаща зловеще шелестели на несуществующем ветру.
– Ты так и не воспользовалась моим подарком, - с укоризной произнес Он.
– Глупо мечтать, о том, что все равно не осуществиться, - серьезно заявила я, - к тому же ты всего-навсего плод моего воображения.