Повелитель тлена

И отомстить.

Эту, быть может, не самую удачную, но единственно верную мысль в мой ум тоже вложил наш любознательный гений. Которому мне пришлось сознаться во всём. Хоть и непросто было поведать Грэйву о первых месяцах в Эльмандине, знакомстве с Торсли и последовавшими за этим событиями. Ещё сложнее оказалось рассказать ему о своих снах.

Наверное, Эшерли стало по-настоящему меня жаль, раз он проникся ко мне не только состраданием, но и загорелся желанием поскорее найти ублюдков-высших и заставить заплатить их за всё.

Каждое утро у нас начиналось с одного и того же вопроса:

— Кого-нибудь вспомнила?

За которым следовал один и тот же лаконичный ответ:

— Пока ещё нет.

Незаметно от официального обращения мы перешли к простому «ты», и обиду на мага за то, что ограничил мою свободу, я больше не держала. Сейчас мне было не до променадов и не до посиделок в кофейнях с Бастианом.

Хоть, признаюсь, я по нему скучала и порой представляла, как с улицы доносится скрип отворяющихся ворот. Рисовала в уме, как спускаюсь вниз в надежде увидеть господина Мара. Который принёс бы интересные вести или же заглянул просто так на чашечку чая. Но, разумеется, это были всего лишь мои фантазии.

Должна сказать, маг заслужил и порцию упрёков. Он меня очень разочаровал, когда объявил о прекращении расследования. Я была почти уверена, что с убийствами пришлых всё не так просто и гладко, как хотелось бы здешней полиции. Но, похоже, дознавателя устраивал такой вариант. Беря пример с верильского общества, он обвинил во всех злодеяниях мадам Луари и на том успокоился.

Я же чувствовала, что моя Сара осталась неотмщённой.

Увы, поквитаться с настоящим убийцей подруги я не могла, зато в моих силах было отомстить хотя бы за себя. При посильной помощи герцога Уайнрайта, разумеется.

В мастерскую которого я сейчас и направлялась, желая забрать позабытую там накануне вечером шаль. Обычно в неё я куталась дома. Точно помню, что оставила подарок Маэжи на спинке кресла, когда Грэйв начал сеанс магического на меня воздействия.

Коротко постучав, надавила на ручку и толкнула дверь. Но внутрь так и не вошла. Замерла на пороге, застав странную сцену: Маэжи в обществе Эшерли. Не то чтобы меня смутило, что девушка проводила время тет-а-тет с Грэйвом. Просто… открывшаяся моим глазам картина была, скажем так, необычной.

Подопечная его светлости сидела на том самом столе, на котором Эшерли уже не раз проводил надо мной эксперименты. Выкачивал эмоции, восстанавливал память. Каюсь, я так и не научилась генерировать в себе чувство счастья, поэтому башковитому нашему приходилось перед сеансом «вампиризма» угощать меня своим фирменным веселящим напитком. Благодаря которому я впадала в своего рода наркотический транс, и все дальнейшие события помнились смутно. Знаю только, что он что-то на меня цеплял, окружал странного вида приборами и не отпускал, пока состояние эйфории не сменялось полной опустошённостью.

Как оказалось, в подопытных кроликах числилась не только я. А ведь была уверена, что Маэжи занимает в жизни высшего особое место, и он бы ни за что и никогда не стал проводить над ней испытания. Увы, ошиблась, потому как ни на что другое увиденное похоже не было.

Девушка сидела, не шевелясь, прямая как стрела, с остекленевшим взглядом, устремлённым куда-то вдаль. Может, наблюдала за тем, как за окном пляшут снежинки, и мечтала вырваться из плена этого места.

К лицу бедняжки была прикреплена маска — жуткий аналог той, что используют в операционных для усыпления больного. Сделанная из рыжеватого металла с кучей медных заклепок, при помощи широкой трубки маска соединялась с монотонно урчащим прибором. В стеклянной сердцевине которого клубилось нечто голубоватое. Его-то, по всей видимости, и пропускала через себя несчастная.

— Я… попозже зайду, — промямлила еле слышно и, отвернувшись, бросилась к себе, теперь уже сама пытаясь выкинуть увиденное из памяти. Жаль, что безуспешно.

Вот, значит, почему Маэжи то весела, то вообще на человека не похожа. Вероятно, всему виной чёртовы эксперименты Грэйва! А он, вместо того чтобы наконец оставить девушку в покое, продолжает её истязать.

Господи, а ведь ей всего восемнадцать. Как давно она стала его лабораторной зверушкой? А миссис Кук? Тоже хороша! Делает вид, что всё у них расчудесно и что она, Маэжи и этот чокнутый — одна большая дружная семья.

Или любовь настолько слепа, что экономка не видит, во что превращает её обожаемый Эшерли бедняжку Маэжи?

Сумасшедший дом, ей-богу. И я застряла в нём чёрт знает насколько.

К тому моменту как в дверях нарисовался его светлость, я успела так себя накрутить, что чуть до потолка не подпрыгнула при его появлении. По телу пробежала волна озноба, стоило мне встретить тяжёлый взгляд холодных серых глаз.

Судя по его виду, маг собирался начать меня отчитывать, но то ли уловив мои эмоции, то ли всё поняв по выражению моего лица, лишь процедил глухо:

— Я ведь просил, не дёргать меня, когда работаю.

— Значит, Маэжи — это твоя работа? — Не знаю, чего во мне в тот момент было больше: страха или желания подскочить к высшему и отхлестать его по щекам. Хотя бы таким незначительным образом наказать за то, что использовал нас в своих треклятых опытах, нисколько не заботясь о возможных последствиях.

Кто знает, куда заведут Грэйва эти его эксперименты: может, и я в недалёком будущем тоже превращусь в подобие Маэжи.

— Ты всё неправильно поняла. — На лице у мага заходили желваки — признак того, что он злится и раздражён. Понятное дело, источником его недовольства опять стала я.

— Ты превратил её в бесчувственную куклу, — отвернулась, не в силах вынести прожигавшего меня взгляда. — Она ведь не живёт. Существует. Что это, результат неудачного эксперимента? Или ты намеренно сделал её такой?

В комнате повисло молчание, мрачное и гнетущее, словно все негативные эмоции, что когда-либо испытывали и он, и я, вдруг сконцентрировались в одном месте, отравляя сам воздух и туманя разум.

Звук приближающихся шагов нарушил тишину и заставил моё сердце тревожно забиться.

— Намеренно. — Эшерли коснулся моего плеча и тихо закончил: — В противном случае Маэжи бы умерла.

Вздрогнув от лёгкого прикосновения, я отошла, продолжая безотчётно вглядываться в припорошенный снегом сад, и услышала позади голос, полный горького сожаления.

— Печально, что ты так отчаянно пытаешься увидеть во мне чудовище. Не пойму, то ли я действительно столь ужасен, и ты меня боишься, то ли всему виной пагубное влияние Мара.

Говорить о Бастиане не хотелось совершенно, тем более с Грэйвом, который при одном лишь упоминании имени дознавателя сразу начинал заводиться. А у меня сейчас не было ни малейшего желания спорить и выслушивать очередное признание Эшерли в ненависти к Мару.