Повелительница леса

— Нет, я имею ввиду внешне. Ведь все эльфы так красивы. Ты, наверное, не был исключением, — протянула я.

— Эльфиек по мне сохло уж точно не меньше, чем по Элрику.

— И только Лиатрис осталась равнодушна? — поддразнила я.

— Будь я эльфом, ты бы не устояла.

Я расхохоталась.

— Тогда для моей впечатлительной натуры очень даже хорошо, что ты единорог.

— Может быть. А откуда у тебя шрамы?

Я вздохнула.

— Не хочешь — не рассказывай, — быстро добавил Флориан.

— Это не такая уж тайна. После смерти мамы и отчима, мой сводный брат, Маркус, начал вести себя очень странно.

— Как, например? Просил поносить твои платья?

Я криво улыбнулась.

— Он и раньше расточал мне комплименты, норовил взять за руку чаще, чем было необходимо. Да и вообще смотрел на меня совсем не как брат. Я постоянно ловила на себе его пристальный, словно раздевающий взгляд. Сейчас я вспоминаю это и понимаю, что мама все замечала и старалась не оставлять нас наедине. Но мы никогда это с ней не обсуждали. Мне кажется, мама просто не хотела меня пугать.

— Он что-то сделал тебе? — резко спросил Флориан. — Эти шрамы — его рук дело?

Я вспомнила ту жуткую ночь. Когда же это было? Неделю назад? Две? Где-то крикнула и замолкла птица. Ночь выдалась на удивление теплой, но у меня по телу побежали мурашки. Я сильнее прижалась к горячему боку Флориана.

— Мама умерла полгода назад, а после смерти отчима прошел всего месяц, — я облизала пересохшие губы. — Все это время Маркус был так предупредителен. Разговаривал с соседями, ходил в лавку за продуктами, взял все заботы по дому на себя. В общем, позволил мне погоревать вволю. В какой-то момент мне даже стало стыдно, что я так плохо о нем думала. Но однажды он вернулся домой пьяным и сказал, что по деревне поползли слухи. Я спросила, о чем это он. Оказалось, что соседи осуждают нас, ведь мы неродные брат и сестра. Неприлично жить вдвоем, сказал Маркус, поэтому завтра, как только откроется дом старейшины и церковь, мы обвенчаемся, ведь именно этого хотели бы наши родители. Я, естественно, запротестовала, к тому же мама пришла бы в ужас от такого брака. Тогда Маркус ударил меня, сказав, что я отталкиваю свое счастье, ведь он давно любит меня. И раз я не хочу идти в церковь по доброй воле, он сделает так, чтобы у меня не осталось выбора.

Я поморгала, прогоняя страшное видение — искаженное злобой и похотью лицо Маркуса, его тонкие губы, сжатые в линию, бесцветные глаза, шарящие по моему телу, миловидное широкоскулое лицо и сильные руки, сжимающие нож. Мне даже почудился запах кислого вина, исходящий от Маркуса в ту ночь. Флориан замер, не торопя мой рассказ.

— Отец подарил ему охотничий нож. Маркус схватил меня и, угрожая ножом, заставил раздеться. Но во мне словно проснулась какая-то дикая сила. Я сопротивлялась, как ненормальная. Мы сцепились, и я разбила о его голову попавшийся под руку кувшин. Но до этого он успел несколько раз полоснуть ножом мне по шее. Я выбежала из дома и бросилась в лес. Но шел дождь, была ночь, я плохо ориентировалась в лесу, а Маркус быстро пришел в себя и пустил по моему следу собак. Я оступилась и полетела в овраг. Там меня и нашел Алистер.

Я машинально потрогала шрамы на шее.

— Поспи, — Флориан ткнулся мордой мне в щеку. — Спасибо, что поделилась со мной.

Костер мягко потрескивал. Вылетающие из него искры исчезали, стремясь в ночное небо. Я подняла голову вверх и залюбовалась яркими звездами, что были видны на клочке неба. А может быть, Маркус просто хотел любви, но не умел ее выразить? Я покачала головой, прогоняя эту мысль. Нет, настоящая любовь не такая. А какая, я и сама не знала. Но в ней точно нет места злобе и жестокости. Это что-то хрупкое, как хрусталь, и чистое, как цветущая яблоня. То, что дарит тебе надежду и веру в лучшее. Мне внезапно вспомнилась песня, которую часто напевала мама, когда ухаживала за маками позади нашего дома. Продолжая смотреть на россыпь далеких звезд, я тихонько замурлыкала себе под нос:- Пусть любовь ведет тебя, словно звезда,

Следуй за ней, сердце открой.

Если любовь, словно ландыш, чиста,

Жизнь никогда не будет пустой.

Сквозь бурю и дождь следуй за ней,

Наградой же станет нам счастье,

Под красными маками встретимся вновь,

С тобой, чтоб вовек не расстаться.

Под красными маками встретимся вновь,

Сильнее, чем смерть, наша любовь.

По щеке у меня поползла слеза. Я быстрым движением стерла ее. Не хватало еще раскиснуть перед Флорианом. Хотя он, кажется, уже заснул.

— Красиво, — раздался голос единорога. — Что это за песня?

— Ее пела моя мама, — тихо ответила я.

— А откуда она ее знала?

— Понятия не имею, — я пожала плечами. — А что?

— Взгляни на дневник.

Я опустила голову и увидела, что травяные завязки распутались — доступ к тайнам лунного принца был открыт.

Глава 13

— Ну давай же, чего ты ждешь? — Флориан нетерпеливо боднул меня в плечо.

Я медлила прикоснуться к дневнику и лишь прожигала его взглядом. Почему дневник Лаирасула был заперт на любимую песню моей мамы? Откуда он мог ее знать? Но ведь Камелия рассказывала, что лунный принц хорошо относился к смертным. Может быть, слышал, как мама напевала ее в лесу, и ему просто понравилась мелодия?

В свете костра коричневая обложка дневника казалась мне красной. Словно кровь. Или маки. Эта мысль придала мне сил. Я протянула руку к дневнику, ожидая, что завязки сейчас обовьются вокруг пальцев, ужалив болью, но ничего не произошло. Положив дневник на колени, я осторожно открыла его и заскользила взглядом по ровным строчкам. Мы с Флорианом машинально приблизили головы друг к другу, чтобы читать было удобней.

— Какая-то чушь, — констатировала я спустя четверть часа. — Дневник принца пестрел рассказами (в стихах и прозе) о пережитых им лунных ночах, причем для описания луны у Лаирасула нашлось нескончаемое количество эпитетов: величественная, бледная, холодная, золотая, мягкая, переменчивая. И так до бесконечности. Доходило и до совершенно абсурдных. Одно из таких бросилось мне в глаза, заставив громко фыркнуть: — Упрямая луна, надо же такое придумать!

— В нем пропал поэт, — прокомментировал Флориан. — Листай. Может быть, дальше будет что-то поинтересней. Вряд ли страх кражи этих писательских трудов заставил Лаирасула использовать магию слова.

Я послушно перелистывала тонкие и прозрачные, как засушенные листья, страницы дневника. Взгляд выхватывал отдельные слова в череде предложений, написанных уверенным, но слегка старомодным почерком с завитушками. Однако голова была занята другими мыслями. Если я ошиблась, и в дневнике ничего нет, где мне тогда искать венец? Ведь у меня всего неделя, чтобы не дать воинственному королю гномов уничтожить Лоссэ Таурэ. И вряд ли Норин будет так любезен начать отчет с завтрашнего дня. А это значит, что на поиски осталось всего шесть дней!

Разволновавшись, я пролистывала страницы быстрее, чем успевала хоть что-то прочитать. Внезапно мой взгляд зацепился за знакомое имя. Я замерла, вчитываясь.

«Мириам и я поклялись друг другу в вечной любви и верности. А большего я не могу и желать. И пусть она смертная, она достойна быть королевой Исил Наллэ больше, чем иные эльфийки из древних семейств. С ней я словно ожил, проведя в тумане свои прошлые, наполненные пустотой столетия».

Я лихорадочно зашелестела страницами, возвращаясь назад.

— Листай вперед! Ты же видела — они поклялись в верности. Готов поспорить, этот прохвост и о своей брачной ночи со смертной здесь рассказал, — нетерпеливо заявил Флориан.

Но я его не слушала, продолжая листать. Вот оно!

«Я встретил Мириам в лесу на берегу ручья. То утро было похоже на миллион других, что я пережил за свою долгую жизнь. Но в то же время оно было другим, потому что навсегда изменило меня. Я рисовал дуб над ручьем (он всегда напоминал мне большую рогатку), но тут услышал какой-то шелест — и прямо ко мне вышла девушка. Я смотрел в ее голубые глаза, похожие на воды ручья в солнечный день, и не мог произнести ни слова».