Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы
Шрифт:
Здесь Кашкин обвинял Шенгели в том, что Суворов у него «погибать своим предоставлял войскам, лишь бы они ему победу одержали». У Гнедич Суворов тоже получился суровым (правда, не столь эгоистичным), но потерялось сравнение с Иовом. Кроме того, в двух заключительных строках октавы Гнедич размер меняется с пятистопного ямба на шестистопный.
Интересно, что оба переводчика польстили Суворову (Шенгели – не справившись с оригиналом и, видимо, сам не осознавая, что льстит; Гнедич – вероятно, намеренно), передавая байроновское «gross» словами «крупен» или «велик». В Большом Оксфордском словаре в статье «Gross» этой цитатой из Байрона иллюстрируется значение «lacking in delicacy of perception; dull, stupid», т. е. толстокожий, грубый, неотесанный, тупой.
Песнь 8,
Байрон
All was prepared – the fire, the sword, the men To wield them in their terrible array. The army, like a lion from his den, Marchd forth with nerve and sinews bent to slay, — A human Hydra, issuing from its fen To breathe destruction on its winding way, Whose heads were heroes, which cut off in vain Immediately in others grew again.Гнедич
Готово все для страшного парада: И люди, и знамена, и штыки; Как лев, наметив жертву из засады, Готовы к истреблению полки. Стоглавой гидрою, исчадьем ада, Они ползут по берегу реки. Пускай героев головы слетают, — На место их другие вырастают.Шенгели
Готово всё – огонь и сталь, и люди: в ход Пустить их, страшные орудья разрушенья, И армия, как лев из логова, идет, Напрягши мускулы, на дело истребленья. Людскою гидрою, ползущей из болот, Чтоб гибель изрыгать в извилистом движенье, Скользит, и каждая глава ее – герой. А срубят – через миг взамен встает второй.Кашкин, как мы помним, сопоставлял эту строфу в переводе Шенгели с козловским переводом и хвалил Козлова за то, что лев у него оказался в первой строке. В переводе Гнедич лев так и остался в середине строфы. Не очень удачным, правда, кажется синтаксис фразы «как лев, наметив жертву из засады, готовы к истреблению полки» (деепричастный оборот «наметив жертву из засады» – обстоятельство и синтаксически должен относиться к сказуемому, а по смыслу получается, что он относится ко льву; напрашивается причастный оборот: «как лев, наметивший жертву из засады», который, естественно, не укладывается в стихотворный размер).
Песнь 8, строфа 73:
Байрон
And scrambling round the rampart, these same troops, After the taking of the “Cavalier,” Just as Koutousow’s most “forlorn” of “hopes” Took like chameleons some slight tinge of fear, Opend the gate call’d “Kilia,” to the groups Of baffled heroes, who stood shyly near, Sliding knee-deep in lately frozen mud, Now thaw’d into a marsh of human blood.Гнедич
И вскоре те же самые герои, Которые Кутузова спасли, За ним вослед, не соблюдая строя, Через ворота «Килия» вошли, Скользя и спотыкаясь. Почва боя, Комки замерзшей глины и земли, Подтаяла к рассвету, размесилась И в липкое болото превратилась.Шенгели
И занят кавальер был этим батальоном, Туда направившим незрячий свой размах В тот самый миг, когда, подстать хамелеонам, Орлам кутузовским менял окраску страх. Открылись ворота Килийские смущенным Солдатам, жавшимся друг к другу в уголках Рва, где замерзший ил оттаял постепенно От крови, засосав героев по колено.Здесь Кашкин возмущался, что русские солдаты, «кутузовские орлы», жмутся друг к другу в уголках (в уголках чего он уточнять не стал). Как видим у Байрона, русские солдаты действительно боятся: «took like chameleons some slight tinge of fear», «baffled heroes, who stood shyly near». У Гнедич эта картина сильно заретуширована: единственное, что в ее переводе выдает смятение солдат, – это то, что они не соблюдают строя.
Песнь 8, строфа 119:
Байрон
’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, who Spared neither sex nor age in their career Of carnage, when this old man was pierced through, And lay before them with his children near, Touchd by the heroism of him they slew, Were melted for a moment: though no tear Flowd from their bloodshot eyes, all red with strife, They honourd such determined scorn of life.Гнедич
Но, как ни странно, – грубые и хмурые Солдаты, не щадившие детей, Глядели как бы с жалостью понурою На старика и мертвых сыновей: Суровые геройские натуры их Его геройство трогало живей, Чем вопли слабых, а его презренье К опасности внушало уваженье.Шенгели
И странно: грубым тем, свирепым солдафонам, Привыкшим убивать и женщин, и детей, При виде старика, лежавшего пронзенным Близ них, средь ими же убитых сыновей, Жаль старо храброго. В их сердце распаленном Почтенье родилось к душе могучей сей, Презревшей смерть! Хотя слеза их взор кровавый Не увлажнила, дух – чужой был тронут славой.Кашкин протестует против того, что русские солдаты предстают у Шенгели в этой строфе грубыми свирепыми солдафонами, привыкшими убивать и женщин, и детей («и стариков», – можно было бы добавить, глядя в оригинал). У Гнедич это уже грубые и хмурые солдаты с – добавленными! – суровыми геройскими натурами. Заметим, кстати, что в переводе Гнедич здесь чередуются строки пятистопного и шестистопного ямба.
Песнь 8, строфа 135:
Байрон
Не wrote this Polar melody, and set it, Duly accompanied by shrieks and groans, Which few will sing, I trust, but none forget it — For I will teach, if possible, the stones To rise against earth’s tyrants. Never let it Be said that we still truckle unto thrones; — But ye – our children’s children! think how we Show’d what things were before the world was free!Гнедич