Повесть без названия

Она всё время болтала... "Пусть будет мужчина постарше, это ничего... Это даже гораздо надежнее". Я согласно кивал. "И знаешь, что он сказал мне на прощание, — не умолкала она, — ...ну, когда уже нужно было уходить? Не думай, сказал он, ни о чём, не плачь и ничего не бойся. Ты здесь, сегодня — не зря... Ты просто Волшебная Птица..."

Наконец я отправил ее в ванную. День у меня выдался тогда настолько трудным, что когда она, замотанная в тюрбан из полотенца, явилась наконец в спальню, я уже похрапывал. В изголовье горел слабенький ночник — ненавижу спать в темноте.

Тюрбан едва доходил Волшебной Птице до живота, ниже она предстала передо мной совершенно обнаженной. Я приоткрыл второй глаз и проснулся окончательно.

Несмотря на костистость, моя новая спутница проявила себя в ходе дальнейшего знакомства ласковой, нежной и пылкой, так что я ни минуты не пожалел о том, что пригласил ее в свою берлогу...

Утром солнце первым делом вышло из-за крыши дома напротив и ударило в мои окна.

— Ой!.. Что это? — Волшебная Птица, приоткрыв один глаз и сонно кутая подбородок в одеяло, дивилась моему конструктивистскому чуду.

— Не видишь? — спросил я с напускной суровостью. — Шкаф-шифоньер трехстворчатый...

— О-о! — сказала она, обращая ко мне по-детски округлившиеся глаза. — Я его... — Она не сразу подобрала слово. — Я его... хочу...

— ...Нет, правда... — снова начала она за завтраком. — Тебе ведь всё равно отсюда съезжать, куда ты его потащишь? А у меня с начала месяца будет комната.

— Хм-м... — промямлил я.

— Ну правда, правда! — Она совсем разгорячилась. — А ты будешь приходить его навещать... А хочешь, я дам тебе за него... — она замялась. — ...Тридцать рублей?.. Только потом, а то у меня сейчас совсем ничего нет.

Шкаф я перевез в комнату к Волшебной Птице на цыпинском "москвиче", на багажнике, снова разобрав его на отдельные досочки. Остальные вещи были перевезены в гараж, и уже пару ночей я оставался на работе, на сальном диванчике, — лишь бы не возвращаться через весь город в свой опустевший рай.

А потом как-то вечером мне позвонил приятель и без предисловий предложил «посторожить» за символическую плату его новую, со всей необходимой обстановкой, кооперативную квартиру. Днем позже я уже пил чай в просторной светлой кухне, неторопливо раскладывал в пустых шкафах вещи и бумаги и наслаждался покоем и уверенностью в будущем.

Ждановский шифоньер мне навестить не удалось — или адрес я записал неправильно, или Волшебная Птица снова куда-то переехала.

(* Художественно-промышленное училище им.Мухиной)

...Хрупкая, почти еще девочка, Леночка Кон, всего-то неполных два года в партии, краснея и пряча в ладони билетик в немецкую зону, бочком выбралась из купе и, мельком взглянув на Сулиашвили, легким топотком двинулась в конец вагона. Сулиашвили залился краской до корней волос. Усиевича, секретаря Цюрихской ячейки, он недолюбливал — и за купеческое происхождение, и за университет, — а Леночку тайно ревновал.

Злата Евновна пристально вглядывалась в окно, то ли считая себя выше конкуренции с "молокососками", то ли действительно ничего не замечая.

Наконец из купе с пачкой исписанных листов в руке появился Зиновьев. Ильич, Наденька и Инесса, как будто почуяв решительное движение товарища-партийца, тоже друг за дружкой выплыли в проход коридора.

— Давид Сократович, дорогой, — обратился Зиновьев к разом поскучневшему Сулиашвили, — не затруднитесь постучаться во все купе к товарищам: политинформация начинается.

Злата Евновна по-прежнему не отрываясь смотрела в темнеющее вагонное окно.

Едва Сулиашвили добрался, легонько постукивая в двери купе, в конец вагона, как из уборной показалась Леночка, — и снова смутилась, потупилась, закраснелась... да так и осталась слушать Зиновьева рядом с Сулиашвили. Поезд подходил к Франкфурту...

...На радио я как-то весьма быстро продвинулся: оказалось, что у меня "легкое перо", и на деньги спонсоров меня стали гонять в командировки за репортажами. Да и пера никакого не требовалось: мне просто давали с собой диктофон, дорогущий "Панасоник", который в поезде я клал к себе под подушку, чтобы не спёрли, а список вопросов для репортажа готовила мне Светка Мангал. Кто вместо меня сидел у пульта в студии? — ну наверное Хромов, кто же еще. Наиболее интересное из передач мы собирали в тощенький журнальчик, который печатался тут же, через дорогу, и, поступив в ларьки с прессой, быстрёхонько разлетался, поскольку темы благодаря радиопередаче были у народа, как говорится, на слуху.

Вовсю катила перестройка, и служить корреспондентом оказалось совсем не так плохо: в кармане куртки у меня уютно болталось удостоверение «Пресса», открывающее кое-какие двери, к тому же и жалованье мне платили исправно и довольно щедро, видимо не совсем еще разобравшись в ценах. В общем, мне пришлось даже как-то подтянуться и начать работать "по-честному", что сперва с непривычки слегка меня напрягало — это при том что гоняться за материалом не приходилось, он сам собой шел в руки, либо же доставался в инстанциях и учреждениях с необычайной легкостью: за шоколадку, за букетик фиалок, за обещание дать в номер журнала фотопортрет... работать вообще-то было легко и весело.

...Мура тем временем бросила библиотеку. Какой-то итальянский был у нее еще со школы, а потом, как оказалось, она последовательно и напористо зубрила его самостоятельно, чему немало способствовала мода на Челентано, Ромину Пауэр и многих прочих.

Мы пару недель не виделись — и вдруг нос к носу столкнулись в метро.

— Ну?.. — спросил я, строго сдвигая брови. — «Ты помнишь наши встречи?»

— А я замуж выхожу...

Ее милые, целованные-перецелованные глаза лучились.

— Тю... — кратко отреагировал я. — И шо воно такэ будэ?.. Будешь теперь жинка... а вин тоби чоловик?..

— Перестань... — она слегка скривила губы. — Там всё нормально. Турин, свой дом, рекламная фирма. Он, правда, на восемнадцать лет старше... но и ты...

— Что «ты»?.. — изобразил я возмущение.

— Не злись... И я тебя никогда не забуду. — Лицо ее на мгновение опять сделалось родным и близким. — Не надейся...

— Bon arrivato... Per favore... Destra-sinistra... Чао, рагацца! Совет да любовь! — выпалил я и спорым ходом двинулся к эскалатору, тут же поклявшись себе не оборачиваться.

Секунда... две... три... А потом эскалатор втащил меня под арку, и оборачиваться теперь можно было сколько угодно, Мура осталась внизу, на платформе.

Конечно, мы еще пару раз до отъезда поболтали с ней по телефону, но через неделю Мура реально уселась в самолет и отбыла с концами в Турин...

...На канале мне в тот день дали задание — сделать материал о меннонитах. Получив билеты и командировочные, я с вечера побрился и в полтретьего ночи вызвал по телефону такси, а затем, найдя свое место в слабо освещенном ночниками вагоне, улегся, почти не раздеваясь, дождался отправления, неспешно перебрал в голове заготовки текста и вскоре провалился в сон...