Повесть, которая сама себя описывает

— Я вот тоже видела: сидит на сиденье какой-то пьяный, спит и ссыт! Лужу на полвагона напрудил, а кругом дети смотрят. Его милиция в вытрезвитель увезла, а лужу как была, так и оставили. Это порядок? Нет, я бы заставила, как проспится, вагон мыть.

Помолчали. Кирюша поерзал на сиденье и спросил бабку:

— А почему озеро Здохня называется?

— Там кто-то сдох, — сказал Стива.

— Вот-вот, — возбудился Кирюша. — А кто сдох? Когда? Как это было? Может быть, есть какая-нибудь местная фольклорная легенда?

Бабка сказала:

— Да кто ж его знает? Называется себе и называется.

А Верка сказала:

— Плохое место. Там один мальчик, по-моему, умер.

— Умер, умер! — почему-то рассердилась бабка. — И не умер, а утонул. Только это недавно было, а оно спокон веку Здохня.

Кирюша закусил кулак и сидел так, напряженно нахмурив брови, устремив взгляд в пустоту.

С улицы донесся звонок, затем стал слышен стук колес.

— Встречный пришел, — сообщила бабка. — Сейчас поедем.

Все оживились, кроме Кирюши, который очень картинно застыл на сиденье, по-прежнему закусивши кулак и напряженно устремив взгляд в пустоту, так что и самому распоследнему ежу было понятно: в нем совершалась колоссальная внутренняя работа. Но только не Стиве. Стива толкнул его в бок:

— Киря, ты че, говна объелся?

Кирюша не отвечал и даже почти не вздрогнул от толчка.

— Сочиняет, — донеслось до Кирюши определение Кашина.

Он действительно сочинял (но не только). Все пришло в голову, как обычно, не по порядку, а все одновременно, и нужно было мысленно выстроить эту одновременность в последовательное изложение событий. Поэтому он уже не слышал дальнейших разговоров, не заметил даже, как промелькнула целая остановка, на которой вышли бабка с внучкой. Не замечал, как его спутники помогали им выносить багаж, точнее, выносил Кашин и едва не надсадился, поднимая ведра с яблоками, а бабка говорила «Верка, да ты бы хоть помогла!», а Стива отвечал «Ничего, ничего!», первым, налегке, выходя в тамбур. Вагон вновь тронулся, а он все сидел и шевелил губами.

Но главное было не в сочинительстве. Он придумал название «Гнилые рвы», и еще сомневался — оно казалось ему уж слишком надуманным. Но вот не вымышленное, а реально существующее место с еще более нарочито-зловещим названием: Здохня! И еще он выдумал, что трое молодых людей едут на природу, а ведь это происходит на самом деле, и он сам участник событий! И тогда, может быть, он и действительно персонаж книги, автор которой — он сам! Страшно! Осмыслить столь запутанный парадокс он не мог, но, пораженный глубиной разверзнувшегося откровения, готов был разрыдаться от восторга и ужаса одновременно. Нужно было как-то успокаиваться. Он глотнул из фляжки и вскочил на ноги.

Глава девятая

КОННЫЙ МАЛЫЙ

— Слушайте, кажется, я придумал! — вскочив на ноги, воскликнул Кирюша.

— Мы так и думали. А что придумал-то?

— Как что? — поразился Кирюша. — Я же вам говорил! Вот эту историю-то про Рвы, или там Гнилые Рвы!

— Какие рвы?

— Да вы че хоть?! — воскликнул Кирюша, и на глазах у него даже заблестели от негодования слезы. — Ну историю-то я вам рассказывал, как трое чуваков поехали на природу!

— А, да, — вспомнил Стива. — Ну и что ты придумал?

— Все! — в упоении воскликнул Кирюша. — Все придумал! Слушайте же меня!

И он все поведал своим друзьям.

Дело было осенью.

— Как сейчас?

— Ну нет, не так поздно, даже и не осенью, а так приблизительно в конце лета. Стояла тихая пасмурная погода. Трое друзей решили отправиться на природу. Три парня. Один с подружкой.

— Значит, четверо?

— Ну да, молодец, считать умеешь! Не перебивай, а? Короче, они собрались в лес. В окрестностях Здохни! Вот они идут по лесной дороге. Слегка бухнули, идут. Тихо, тепло. И вдруг навстречу им идет баба. Молодая такая, симпатичная, но в жопу пьяная. Идет и шатается. И вся такая растрепанная, помятая, сумочка у нее расстегнутая. А одета она совсем не по-походному. Ну там, предположим, вечернее платье, колготки в сеточку, все дела. Туфли на шпильках, само собой, в земле вязнут. И вот она проходит мимо, на них ноль внимания, а глаза у нее остекленевшие, и губы синие, и на лице синие пятна. Они думают — ни хера себе! Что за фигня? Прошли дальше — видят, а по обочине везде попадается черника. Они подумали — ну, значит, это она черникой перемазалась, понятно.

Идут дальше, видят — на дороге ключи валяются. А у нее же сумочка открытая была, значит, выронила. Обернулись, чтобы ее позвать, смотрят — а ее уже нет. Исчезла! Они думают — что за херня вообще? Дорога-то одна. Ну, решили, может, она в придорожные кусты завалилась, ну и хрен на нее. Дальше идут, видят — на земле разбитое зеркальце. Ну точно, значит, шла и все теряла. Дальше косметичка валяется. Подружка заинтересовалась и подобрала. Там всякая фигня, в том числе помада. Она смотрит — помада синяя!

— Во прикол, — сказал Стива. — А что, бывает синяя помада?

— Да неважно, — поморщился Кирюша. — Ты не мешай, а? Нам нужно, чтобы была синяя!

— Как так неважно? — возмутился Олежек. — Что значит, «нужно»? Нельзя же в угоду…

— А, да, — перебил Стива. — Кстати, бывает, я вспомнил. В «Плейбое» была телка с синей помадой. Давай, Киря, рассказывай, нечего сопли жевать.

— В общем, девчонка взяла эту помаду, отвернулась и быстренько намазалась, как та. Чуваки увидели, даже испугались, потом посмеялись вместе. Еще, предположим, накатили. Девчонка дальше так и пошла с синими губами, да еще стала специально пошатываться, ту изображать. Короче, идут, прикалываются. И вдруг девчонка увидела на болоте лилию. И говорит: «Хочу цветочек». Пацаны ей говорят, типа ну ее на фиг, в воду упадешь. А она уже пьяная, нет, говорит, хочу, и все! Ну там, например, ствол какого-нибудь дерева в воде плавает, она по нему пошла к этой лилии. Ну и, конечно же, упала. И нет ее!

Пацаны испугались, друг ее в воду прыгнул спасать, а ее нет! Что делать? Проходит время, вдруг она вдалеке выплывает, вся в тине и хохочет. Что, говорит, испугались? Вылезла, они говорят: «Ты че, дура? Замерзнешь теперь!» Дали ей водки. Она накатила и говорит: «Ну теперь отвернитесь, я хочу одежду выжать». Они отвернулись, а она разделась догола и вдруг говорит: «А че ее выжимать, она мне вообще не нужна, мне и так хорошо!» Захохотала и кричит своему другу: «Догоняй!» И голая в лес побежала. Чувак за ней рванулся, а эти двое тут остались. Офигевают от такого.

А девка так быстро побежала, что он догнать не может. Ее уже за деревьями и кустами не видно, а только слышно, как она хохочет. Он бежит, уже запыхался весь, вдруг смотрит — она остановилась. Он к ней подходит, обнял, а она вся холодная. Она поворачивается, и оказывается, что это совсем не она, а та баба, которую они на дороге встретили, только голая. Не успел он и ахнуть, как мы переходим к рассказу об оставшихся у болота двоих чуваках.

Те двое сидят, говорят: «А эти-то, небось, пежатся уже!» Один предложил — пошли подглядим. Другой отвечает — да ну, неудобняк. А первый говорит: «А мне пофиг, я пойду посмотрю». Уходит. Долго никого нет. И вдруг возвращается подружка, но одетая. Причем в одежду второго пацана. Этот и спрашивает — а где пацаны? И почему ты в его одежде. Она отвечает: «А они купаются, плавают там, тебя зовут тоже». Он пошел. Пришел и видит, что оба друга плавают в болоте, оба голые и мертвые. Вот такая история!

— Круто, Киря! — воскликнул Стива. — Да ты гений! Это же у тебя получается настоящий американский фильм ужасов!

— Ну, не фильм, — уточнил польщенный Кирюша. — Это я имею в виду скорее роман. Готический роман. У нас еще никто такого не писал!

— Ты гений, однозначно! — окончательно решил Стива. — Только я не понял, а что произошло-то?

— Ну ты дубовый, — возмутился Кирюша. — Что ж тут непонятного, не понимаю! Первая — это была утопленница, а когда вторая в воду упала, первая уже там на дне затаилась и ее тоже задушила! И когда она вылезла, она тоже уже была утопленница. Ну и чуваков они всех по очереди утопили.