Повесть о детстве

Просители приходили к Фрайману, и он, как какой-нибудь большой чин, говорил:

— Предъявите ваш вид на жительство.

Внимательно изучив паспорт, он спрашивал:

— Вам отсрочку или белый билет? — И, мельком взглянув на клиента, он небрежно бросал: — Вам, кажется, будет к лицу тридцать седьмая статья!..

Затем начинался торг. Холодный и бесстрастный, сидел Фрайман, равнодушный к тревогам просителя. Медленно поглаживая усы, он говорил:

— У меня цена без запроса. И я не один. Я там мажу, и я тут мажу. И я наизусть уже знаю все статьи.

Вскоре достигалось соглашение, и один из компаньонов после ухода клиента принимался по чужому паспорту зубрить свои имя, фамилию, приметы.

...Прежде чем затеять с Фрайманом разговор относительно сына Лурии, Сёма держал совет с бабушкой и Пейсей. С бабушкой потому, что она бабушка, и с Пейсей потому, что он всё же торговый человек.

Бабушка отнеслась к его затее более чем сдержанно:

— Я бы на твоём месте не лезла в чужие дела. Тебе они много помогают?

— А ремесло откуда? — возмутился Сёма.

— Подумаешь, жара в печке! — И бабушка пожала плечами, ничего не прибавив к этой туманной фразе.

Пейся оказался сговорчивее:

— Конечно, нужно пойти к Фрайману. Он у отца покупает мясо и очень любит филейную часть,— добавил Пейся, как будто знать это Сёме совершенно необходимо.

— А много он возьмёт?

— Возьмёт? Взять нужно уметь. Два брата получили наследство, два брата и сестра. Сестра была добрая и отказалась от своей части. А братья были злые, и они погрызлись из-за её доли. Тогда раввин их помирил.

— Как?

— Он взял себе третью долю.

Сёма с удивлеиием взглянул на Пейсю. Розовая рубашка испачкалась, запылилась, и цвет её определить было уже невозможно.

— Это та самая наволочка? — спросил Сёма.

— Нет,— спокойно ответил Пейся,— это другая. Ту я подарю вам на именины.

Друзья вместе направились к Фрайману. Он встретил их вежливо, с оттенком растерянности и удивления:

— Что такое? Насчёт работы?

— Нет,— мягко ответил Сёма,— насчёт призыва.

— А при чём тут я? — возмутился Фрайман.— И потом вы же непризывной возраст!

— А если сложить вместе? — запальчиво спросил Пейся.

— Ша! — прикрикнул на него Сёма.— Дай поговорить с человеком... У нас есть двоюродный брат — дедушкиной сестры дочери сын.

— Крупное родство! — не удержался Пейся.

— Так вот,— продолжал Сёма,— как помочь?

— Он здоров? — деловито осведомился Фрайман.

Не очень.

– Язвы у него нет?

— Чего нет, того нет! — вздохнул Пейся.

— А деньги?

— Немного.

— Что же вы хотите,— удивился Фрайман,— язвы у чело-пека нет и денег тоже нет! Что же у него есть? — Он помолчал с минуту,— Как-нибудь особенно помочь я не могу. Но всё-таки... Я дам вам одно военное лицо, и пусть ваш родственник пойдёт к нему с кем-нибудь, кто знает по-русски, и скажет, что от меня. Военное лицо запишет фамилию. Гарантии я дать не могу, но может быть... Придётся всунуть в его собаку рублей двадцать.

— В собаку? — встревожился Пейся.

Но Фрайман не удостоил его ответом. На маленьком листке маклер написал адрес.

— Это в городе? — спросил Сёма.

— А где же?

Они простились. Выйдя на улицу, Сёма спрятал в карман листок и посмотрел на Пейсю:

— О чём ты думаешь?

— Я думаю, что можно взять собаку и всунуть её в трубу, или в колодец, или в яму. Но как это всунуть в собаку двадцать рублей — понятия не имею. Если б хотя бы было благородное животное, но собака?..

— Довольно! — прервал его Сёма.— Сын Лурии едет в город, и я еду с ним. Я знаю по-русски.

— Кажется, я еду тоже,— медленно произнёс Пейся, с тревогой глядя на товарища.

Но Сёма уже не слышал его. В город! В город! В настоящий город, с улицами и с копкой. Хоть на один день, хоть на один час!..

ВЕСЁЛОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Взрослые люди не бегают. Но в зтот день Сёма как-то забыл, что он взрослый человек. Только что его видели возле базара, а через пять минут он уже сидел дома у Лурии. Удивлённый сапожник не верил своим ушам: неужели этот мальчик сумеет сделать дело? Но Сёма так рассудительно и спокойно рассказывал о беседе с Фрайманом, что Лурия уже видел своего сына Биню навеки освобождённым от военной службы. Один лишь Биня, молчаливый и малоподвижный, недоверчиво смотрел на

Сёму, уверенный, что мальчик хочет поживиться возле чужого горя. Говорил он медленно, растягивая слова, припевая, и Сёме казалось, что он спит стоя.

— Папа,— спрашивал он,— так вы хотите, чтоб я ехал ним?

— Попробуй,—отвечал отец.

— Л п чьём кармане будут деньги? — тревожился Биня, сердито глядя па Сёму.

Б твоём, в твоём! — успокаивал его отец.

По Миия опять недоверчиво качал головой и щупал Сёму испуганными глазами. Он был уверен, что Сёма — жулик и обязательно обманет его... Сёма вздохнул и обиженно отошёл в сторону: оп и раньше слышал, что у Бини нет лишнего ума. Но сегодня Сёма убедился, что у него и на самого себя ума не хватает.

Оставалось ещё получить разрешение «мамаши» на поездку в город. Приняв кроткий, смиренный вид, Сёма вошёл в контору. «Мамагпа» стояла у окна и, подняв па свет кредитку, рассматривала водяные знаки.

— Что ещё? — строго спросила она, увидев Сёму.

— Ещё,— пустился на хитрость Сёма,— я хотел попросить два рубля взаймы.

«Мамаша» испытующе взглянула на Сёму и, молча подойдя к столу, протянула две бумажки:

Отдашь и среду с полтинником.

«Она с ума сошла,— подумал Сома, глядя па худой клюв «мамаши».— Целый полтинник! Где это виданы такие сумасшедшие проценты?» По спорить нельзя было — покорно поклонившись, оп пошёл к дверям. У самого порога он остановился и вновь повернул к старухе.

— Что ещё? — повторила она удивлённо.— Ты хочешь сказать спасибо? А разве я не понимаю? Я тоже была молодая...

«1]у, положим,— улыбнулся Сёма,— это было очень давно».

— А молодости,— продолжала «мамаша»,— всегда нужны деньги.

— Я имею к вам ещё одну просьбу,— покраснев, торопливо заговорил Сёма,— отпустите меня на два дня в город. Там моего дедушки сестры дочери сын...— Оп остановился, подыскивая нужные слова и не зпая, что же всё-таки сказать о сыне дочери дедушкиной сестры.