Повесть о днях моей жизни

– - Тятя!
– - крикнул я.

Шавров впился в плечи, мать завыла, а я ошалел со страху. Созонт Максимович придавил мне к полу шею так, чтоб я не мог кричать, отец перебрасывал в кутнике одежду, отыскивая веревку или кнут.

– - Обожди, я принесу, -- сказал Калебан, -- постой чуточку, Лаврентьич!..

Он приволок пучок свежих лозин, и меня, обнажив, секли попеременно отец и хозяин. Били с хрипом, чмоканьем, сопя и задыхаясь, избороздив все тело мое -- от лопаток до колен -- кровавыми рубцами.

VI

Глаз у жеребца не вытек, а поджил, потому что Пахом так его ударил, что ядро осталось невредимым и разбухли только веки.

– - Стал проглядывать чуть-чуть, слеза только шибка,-- сказал Василий, отворяя нам с хозяином ворота, когда мы в полдень возвратились из Осташкова.

Шавров прошел в стайку, осмотрел Красавчика, перекрестился с радости, потом позвал Пахома, поправлявшего за домом изгородь, и наискось, через все лицо, посадил ему кнутом рубец. От неожиданности и боли Пахом взвизгнул. Шавров стегнул его вторично.

– - Я тебя, Пахомушка, перекрестил, -- сказал хозяин тихо, улыбаясь побледневшими губами...
– - На суде-то с тебя черта ли возьмешь... одна канитель... Да и время теперь не судебное...
– - Шавров поперхнулся.
– - По закону тебе тоже следовало бы глаз залить, ну да что ж... маненечко прощается: глаз в работе нужен.

Ошалелый Пахом молчал, вытирая рукавом окровавленный рот.

– - Ты его золой присыпь, -- посоветовал Василий, наклоняясь к работнику, -- от золы твердеет.

Слова его облили кипятком Пахома.

– - Ты за что же?
– - неуклюже поднявшись, шагнул он вперед.

– - За Красавчика, -- сказал Шавров.

– - Нет, ты это за что ж?
– - повторил работник.

– - За увечье, вот за что, чего ты лупишься? Пугаешь?

– - Ты за что же, кровопивца?
– - гаркнул Пахом в третий раз, бросаясь со сжатыми кулаками на хозяина.

– - Погоди, братуха!..
– - Шавров отступил на шаг, прикрыл глаза, будто от солнца, и неожиданно ударил Пахома под скулы.

Работник грохнулся навзничь, растопырив руки.

– - Еще хочешь, али будя?
– - спросил Созонт Максимович.

Пахом бессмысленно таращил бельмами и царапал грязными ногами землю.

– - Собирайтесь с лошадьми в ночное, -- кинул нам с Василием хозяин.
– - А этот пусть прочухается.

Шавров брезгливо ткнул носком в плечо лежащего работника и отвернулся, но Пахом неожиданно вскочил на ноги и впился ему в кудрявые волосы.

– - Все еще копаешься?
– - совсем уже тихо прошептал Шавров, ловко вывертываясь и оставляя в Пахомовых пальцах золотистый клок волос. Наотмашь он ударил его по переносью. Оскалив зубы, Пахом опрокинулся и заревел на всю деревню:

– - Кар-раул!.. Убил!.. За что, злодей?.. Родные, Ванек ведь это, я присягу приму!..

– - Врешь, стервец: мальчишка землю ел... Я его заставлял. Присяга твоя выйдет ложная...

На крыльце стояли бабы. В ворота просовывались любопытные.

– - Что налезли? Кой ляд не видали?
– - закричал на них хозяин, беря в руки крепкий тяж, и, скривив губы, нехотя побрел в завозню.

– - Завтра тебя рассчитаю, -- обернулся он к Пахому.-- Неси тебя черти, куда хочешь; нам таких не надобно...

На некоторое время жизнь потекла мирно, по-хорошему, и Петя даже хвалился матери, пришедшей навестить его:

– - Теперь мы, маменька, бояре без Пахомки-то...

Но в воскресенье, когда девки развивают венки, нашему блаженству пришел неожиданный конец.

Вдребезги пьяный Пахом, снова появившийся после двухнедельного бродяжничанья в Мокрых Выселках, ходил по деревне из двора во двор, отыскивая меня.

– - На что он тебе понадобился?
– - спрашивали мужики.

– - На что? Хочу зарезать!
– - кричал работник, грозясь ножом-складнем.
– - Душа моя не терпит гадов, понимаете, на что?

Перепуганная бабушка затворила нас с Петрушей в погреб.

Утром Пахом ползал в ногах у Шаврова, целовал иконы в знак того, что пакостить не будет, и по-разному юлил, как бес перед заутреней, но ушел хозяин в лавку, и работник, обнаглев, щипал Любку, подмигивал Васе Батюшке и ржал, как жеребец. Меня величал похабными словами. Петю -- тоже.

– - Давай, Ваня, с ним не разговаривать, -- шепнул мне мальчик, отводя в сторону, -- нам легче будет...

В самый разгар игрища работник пошел в лавку за деньгами.

– - Ты, парень, шустер, -- сказал ему Шавров,-- денег я не делаю, ты это должен знать.

– - Господи, Созонт Максимович, помилуйте, у вас -- и денег нет?

После трепки за Красавчика Пахом называл хозяина на "вы".

– - Чужим, которые сдуй в поле ветер, -- усмехнулся Шавров.

– - Я же отработаю.

– - И дай бог. Лошадей поил?

– - Поил, -- понурив голову, буркнул опечаленный Пахом.
– - Хоть бы груздиков полфунта дали, али там -- бутылочку фиалки... Кому праздник, а мне -- будни, черт бы их побрал! Даже на людей глядеть не хоцца!..

– - Из товара можно. Из товара я тебе могу на рупь отвесить всякой всячины. Товар -- дело десятое.

Тогда Пахом продал сапоги Василию за четверть водки, Влас украл из клети кусок сала, и они большой компанией в хибарке у Василия бражничали, пели песни и дрались.

Накачавшись, Пахом вспомнил про меня.

– - Пойду его увечить, -- заявил он вслух.

– - Отвязался бы, -- сказал Василий.

– - Не могу, друг, -- вымолвил батрак, а Влас заржал:

– - Лупи, кого попало, я -- тоже пойду!

Мы с Петрушею стояли в хороводе рядом с Васиной избушкой. Пахом с гиком выскочил на улицу, расшвырял девиц, схватил нас за волосы и, стукая голова с головою, потащил в реку топить.

– - Ябедники, так вас и раз-этак!.. Христопродавцы шелудивые!.. Безвинного человека в грязь втоптали!.. Я в-вам сейчас тариф жизни покажу, щенятам!..
– - бормотал он.

– - А-ай!
– - как поросенок, завизжал мой товарищ.
– - Брось, пожалуйста, я тебя дядей буду звать!..

Собрав силу, я схватил Пахома за лапоть, дернул, и работник, нетвердо стоявший на ногах, упал, а мы сломя голову ударились, куда глаза глядят.