Повесть о дружных
Шрифт:
Таня с испугом смотрела на фотографию.
– Вот и на ребят ей смотреть тяжело. Видишь, дочка, разно люди горюют. У иного и сердце застынет, станет как камень... А для чего же люди рядом живут? Чтоб отогреть, помочь... А мы-то как слепы бываем! Не видим чужого сердца. Так-то... Беги пока, дочка, домой...
Таня тихо выскользнула из комнаты.
Круглая Тонька растопила лед
Таня, конечно, рассказала обо всем Лене и дружным. Ребята взволновались и наделали бы много глупостей, если бы не Елена Павловна. Миша хотел сейчас же идти в комнату Марьи Дмитриевны
– Не так это делать нужно,- сказала Елена Павловна.- Дрова ей Власьевна носит, а елки и салфеточки так, с бухты барахты, тоже ни к чему; только разбередите рану. Постарайтесь просто быть к ней повнимательней и не топорщиться, если она с вами строга и требовательна.
И ребята постарались быть внимательными. Они тридцать раз на день попадались навстречу Марье Дмитриевне и каждый раз неизменно говорили ей:
– Здравствуйте, Марья Дмитриевна!
Алеша все-таки пробрался в учительскую и очинил все карандаши на столе заведующей. А Нюра во время завтрака наливала похлебку в фарфоровую мисочку, относила ее Марье Дмитриевне в учительскую и, ставя на стол, говорила солидно:
– Покушайте; горячее, и витаминов много.
Сначала Марья Дмитриевна ничего не замечала. Потом удивление стало мелькать в ее глазах. Иногда она вдруг пристально взглядывала на кого-нибудь из ребят и отворачивалась.
Однажды она возвращалась из сельпо с корзинкой в руках, несла свой учительский паек. Миша увидел ее, перебежал через улицу.
– Дайте, я донесу вам, Марья Дмитриевна.
– Не надо, Теплых, я донесу сама.
Миша смотрел на Марью Дмитриевну доброжелательно и спокойно.
– Вам тяжело, а я всё равно иду в школу.
И взял корзинку у нее из рук. Молча шли рядом. У дверей школы она взяла корзинку и сказала: "Спасибо".
Потом, задумчиво глядя поверх головы Миши, добавила:
– Что это с вами стало? Какие-то вы не такие...
Миша промолчал.
* * *
В школе шли уроки. На дворе было пустынно.
Марья Дмитриевна приехала из района, привезла тетради и стекла для школы, прошла зачем-то в сарай и оставила дверь открытой.
Невесть откуда взявшаяся Тонька, уже совсем круглая в зимнем пальтишке и огромном шерстяном платке, уселась прямо на снегу и стала ковырять ямку щепкой. И вдруг на пороге сарая показался гусь, большущий, белый, с красной шишкой на носу. Он остановился, ослепленный, и потом важно зашагал к Тоньке, высоко поднимая зябнущие красные лапы. Тонька махнула на него щепочкой.
– Уходи, утя! Пошла прочь!
Гусю это не понравилось. Он вытянул шею и зашипел. Тонька заглянула в его маленькие злые глаза, испугалась и плаксиво закричала, размахивая руками:
– Уходи, уходи! Боюсь!
Гусь наскочил на нее, опрокинул в снег, ударил крылом и больно ущипнул за тугую щеку.
Тонька, страшно крича, поднялась на ноги, пыталась бежать, но валенки и платок мешали ей. Гусь продолжал шипеть и наскакивать на девочку.
Марья Дмитриевна вышла из сарая. И тут, захлебываясь от
слез, Тонька бросилась к ней искать спасения, крича с отчаянием:– Мама! Мама! Тоня боится!
Марья Дмитриевна побежала к ней навстречу, отогнала гуся, подхватила девочку на руки. Тонька обвила ее шею руками, прильнула к щеке и, всхлипывая, заливаясь слезами, продолжала шептать: "Мама, мама"...
Марья Дмитриевна крепко прижала ее к себе.
– Успокойся, девочка, успокойся, я его прогнала... Тише, тише... доченька.
Прозвенел звонок. Ребята высыпали во двор и остолбенели от изумления. Нюра, растерянная и сконфуженная, подбежала к Марье Дмитриевне.
– Ну, откуда она здесь взялась, горе мое! Иди сейчас же к маме на ферму, слышишь?
Но Тонька, еще чуть всхлипывая, отшатнулась от Нюры и, прижавшись к Марье Дмитриевне, протянула капризно:
– Не пойду, хочу с ней.
– Не тронь ее, Нюра,- сказала Марья Дмитриевна.- Она очень испугалась, пусть отдохнет у меня.
И быстрыми шагами пошла к себе в комнату, неся на руках улыбающуюся круглую Тоньку.
* * *
С тех пор круглая Тонька постоянно удирала с фермы, куда ее брала с собою мать, и появлялась на школьном дворе. Важно ступая и ничуть не робея, она прямехонько шла в комнату Марьи Дмитриевны.
Если Марьи Дмитриевны не оказывалось дома, Тонька так же спокойно направлялась в учительскую. Она подходила к Марье Дмитриевне и говорила гордо:
– Уже пришла.
А вечером дома хвастала то новыми варежками, то теплыми чулочками, то передничком. Важно оглядывая братишек и сестренок, она небрежно сообщала им:
– Сегодня кофу пила.
За Тонькой к Марье Дмитриевне приходилось заходить Нюре. Сначала она робко стояла у порога, пока Марья Дмитриевна закутывала девочку. Однажды Марья Дмитриевна спросила ее о доме, и Нюра увлеклась и рассказала о своей многочисленной семье.
Марья Дмитриевна стала расспрашивать ее и о других ребятах.
И постепенно потянулись за Нюрой и Саша, и Алеша, и даже Манька. Ледок между ребятами и Марьей Дмитриевной растаял, и школьники просто ввели ее в ряд своих учителей, которых они привыкли не только уважать, но и любить.
Скатерть-самобранка
В читальне было очень тихо. Бабы не звякали спицами, опустили на колени вязанье, засунули веретена в карманы передников.
Леночка читала в газете сообщение о том, как отличился Уральский корпус.
Женщины боялись дышать, чтобы не проронить ни одного слова, гордо улыбались уголками губ. Каждая думала: "Может быть, и мой там!"
– Да,- сказала тетя Дуня, сидевшая тут же,- не подвели наши, не осрамились лесовики!
– А еще бы...
– Ты скажешь!
Власьевна снова взялась за спицы.
– Вот что, бабы, какая у меня думка. Скучно нашим ребятам без материнской стряпни. А что, если к Новому году пошлем мы им своеручных пельменей? Мороз сейчас у нас лютый. Заморозим пельмешки, они, как колокольцы, зазвенят и до самых котелков свеженькими дойдут. И будет ребятам нашим вкусно и радостно, что в родных местах не забыли.