Повесть о любви, детях и кроликах. Повести.

Клава бросилась к тумбе, вытащила из ящичка что-то, завёрнутое в носовой платок, и протянула врачу.

– Вот, нате, товарищ доктор, господин Глузман, нате, за дитё мне ничего не жалко.

– Клавдия Георгиевна, да что вы за человек! Деньги не мне, не мне, а дочке вашей на продукты... Я зайду завтра. Спокойной ночи. Да, - он задержался на минутку у стола, - что у неё со слухом-то? Её кто-то смотрел?

Клава покачала головой.

– Ладно, оклемается, покажем её специалисту, есть у меня приятель, профессор ухо-горло-нос...

Мы вернулись в свою комнату.

– Мама, - меня мучил один вопрос, - Как зовут Мишкиного папу? У него что, имени нет, все Глузман да Глузман...

Мама улыбнулась:

– Зовут его Юрий Климович. Просто врачей часто называют по фамилиям. Спи, спасительница рода человеческого.

Зина быстро поправлялась. При хорошем уходе и питании округлилась и порозовела. Оказалось, что она совсем ещё не такая старуха, как мне казалось вначале. Ей сделали операцию на одно ухо, она стала слышать намного лучше.

Как то вечером я у Мишки делала уроки. С математикой у меня явно не клеилось, и мой умный сосед взял надо мною шефство. Он мне что-то объяснял, а я размышляла, как жить дальше и где бы мне пристроиться в жизни, чтобы без этой самой математики обойтись.

– Миша, а правда врачам математика не нужна?
– с надеждой спрашивала я.

– Нужна, Вера, всем нужна...

Он не успел договорить до конца, в дверь к Глузманам постучали и, не дождавшись ответа, к ним ввалилась Клавка с двумя полными авоськами в руках.

– Господин доктор Глузман, - с порога кричала соседка, - вы очень странный человек, все берут, а вы денег не берёте, так давайте выпьем с вами и закусим по-человечески. Я вот водки принесла, голубцы накрутила, мяса нажарила с картошкой, холодца наварила, а то ваша супруга вас одними фрикаделями кормит и гречкой, вот вы и худой такой, разве ж это еда для мужчины.

– Уважаемая Клавдия Георгиевна, - пискнула Раиса Давыдовна, - у Юрия Климовича гастрит и...

– Рая, помолчи, - Глузман подошёл к Клавке и отобрал у неё авоськи, - проходите, не стойте на пороге, присаживайтесь, почему же не выпить с хорошим человеком. Рая, накрывай на стол, и тащи, что там у нас есть из эн зэ*: икорку, шпроты...

Через полчаса за мной явилась бабушка и узрела умилительную картину. За столом разрумянившиеся соседи, выпивают и закусывают.

– Галю, - позвала Клава, - присоединяйся. Ой, Юра, это ничо, что я зову в чужую компанию.

– Всё нормально, Клавдия, тут все свои.

Бабушка смутилась:

– Я в халате, я сейчас...

Она вернулась через пять минут в крепдешиновом платье, сверху надела синий пиджак, на лацкане которого красовалась медаль. Кинув на медаль испуганный взгляд, Клавка опустила глаза и допила свою рюмку без тоста.

Мне постелили на раскладушке. Мы уснули под дружный хор, распевающий на все голоса:

– Каким ты был, таким остался,

Орел степной, казак лихой!..

Зачем, зачем ты снова повстречался,

Зачем нарушил мой покой?

* - неприкосновенный запас.

Глава 5.

Февраль 1956 года.

ХХ съезд КПСС, доклад Н. С. Хрущёва, повергший страну в состояния шока.

В коммуналке нашей поселились слёзы и скорбь и тихая радость. Плакала и скорбела бабушка, все остальные тихо радовались. Всё равно боялись радоваться громко.

В силу своего малолетства я мало что понимала, но жалела свою бабушку. Бабушка ходила заплаканная, повторяла, как в бреду:

– Как такое может быть? Я не могу поверить? Он - наш вождь, с его именем мы шли на ратные подвиги и погибали в бою... Что теперь будет дальше? Чему учить детей и молодое поколение? Какое счастье, что Александр Романович до этого не дожил...

Я обнимала её, вытирала слёзы:

– Бабушка, ну не плачь, пожалуйста, я всё равно тебя любила и буду любить, даже если не станет коммунизма...

– Вера, не говори ерунды, где ты этого набралась? От Мишки? Стегать его надо, ишь, какой умник. Молчи и никому такого не говори. Был коммунизм и будет, только какой-то другой, наверное...

И опять начинала плакать.

В субботу утром мы сидели на кухне и поедали Клавины блинчики с чаем.

– Ты, Галю, не плачь, чего ты убиваешься. Работала, заработала пенсию, воспитала хорошую дочку, имеешь внучку...

На кухню зашёл Глузман за закипевшим чайником.

Клава подскочила:

– Господин доктор, Юрий Климович, возьмите, я тут блинов напекла с утра, очень вкусные.

– Клавдия, перестань уже называть меня господином и по отчеству. Мы же с тобой на брудершафт пили. А за блины спасибо - возьму. А вы, Галина, перестаньте слёзы лить. Вы бы себе задали вопрос, почему все молчали до сих пор и где они были, когда всё это происходило...