Повесть о спортивном журналисте
Шрифт:
После первого часа, проведенного в кабинете, Луговому казалось, что он сойдет с ума.
Вокруг него толпились замы, завотделами, каждый со своей просьбой, своим делом, требованием, сомнением по текущим делам, а ведь текущие дела — пустяки по сравнению со стоявшими перед ним проблемами. Да и знакомы они ему не были — в конце концов, он первый день в журнале и почему должен отвечать за то, что здесь делалось до него, черт возьми! Но он понимал, что отвечает. С этого дня, с этой минуты он отвечает за все в журнале, потому что на последней странице будет стоять его имя, его подпись. Вот так...
И вдруг совершенно неожиданно он вспомнил разговор, который произошел у него в самолете на пути из Инсбрука
Они сидели рядом, устремив задумчивые взгляды в иллюминатор, за которым ничего не было видно, кроме белесого, темнеющего неба.
Они устали от впечатлений, волнений, от тяжелой журналистской работы, от дорожных забот, от мыслей о предстоящих московских делах. Хотелось забыться, отвлечься, поспать.
Но сон не шел, а озабоченность уже перекинула свой мост из Инсбрука в Москву...
—Слушай, Андрей, — Луговой повернулся к Журавлеву, — вот назначили тебя главным редактором в журнал, с чего бы ты начал?
—С кабинета,— не задумываясь ответил Журавлев.
Луговой удивленно посмотрел на него. На мгновение он подумал, что, так же как каждый офицер втайне наверняка представляет в малейших деталях, что бы он делал, назначь его сегодня командиром дивизии, а может, и армии, так и каждый журналист не раз в мечтах видит себя во главе большой газеты или журнала и подробно обдумывает все свои действия на этом посту.
– С кабинета? — переспросил Луговой.
– С кабинета, — подтвердил Журавлев. — Я бы, если б меня назначили редактором «Спортивных просторов» или другой такой махины, я бы прежде всего отделал свой кабинет. Чтоб конфеткой был, в смысле — внушительный. Доску медную на дверь. «Главный редактор журнала, заслуженный работник культуры РСФСР, орденоносец тов. Журавлев А. Н.». И чтоб дверь с двойным тамбуром, и секретарша — красотка немыслимая, в белой блузке, но серьезная, не вертихвостка. В белой блузке обязательно! И приемная с коврами... В общем, вот так. С этого бы я начал.
Луговой не стал иронизировать.
Он серьезно обдумывал услышанное. За шуткой Журавлева он уловил главную мысль. Тем более легко уловил, что она была созвучна его собственным мыслям.
Да, он тоже так считал. От того, как не только держится, выглядит, но и как одет начальник, какой у него кабинет, приемная, как ведет себя его секретарша, зависит очень многое. Это, разумеется, не главное — дураку или бездельнику никакие кабинеты не помогут, но с этого начинается стиль работы.
Старые сотрудники «Спортивных просторов» были немало удивлены, когда узнали, какие указания дал «новый главный» в отношении своего будущего кабинета.
Лютову было безразлично, где работать. Он приходил в редакцию раньше всех и уходил намного позже. Сам ездил в типографию и правил без конца прямо в цехе. Одевался Лютов не то чтобы плохо, а небрежно, часто приходил без галстука, в каком-нибудь старом свитере. Бывало, не успевал побриться. Он частенько выбегал из своего кабинета, давая указания секретарше. К нему входили кто и когда хотел.
Кабинет нового главного редактора перенесли на второй этаж. Он был огромен. На полу должны были лежать ковры, стены отделывались деревом, мебель полированного дерева заказали специальную, приобрели цветной телевизор, а в одном из шкафов должен был находиться красиво отделанный бар.
—Вот так, — усмехался Лютов, любивший выпить, но весьма умеренно и ни в коем случае не в служебное время, — десять лет я воевал, чтоб в редакции бутылки пива не было! Ну а уж если сам «главный» пример подает, тогда конечно... — Он недоуменно пожимал плечами и поджимал губы.
Соответствующим образом были отделаны кабинеты замов, ответственного секретаря, да и вообще, когда закончился ремонт, вся редакция приняла другой вид. Она стала красивая. Новая мебель, паласы, лампы дневного света, доски из черного
стекла с золотыми буквами, обозначавшими отделы и кабинеты... Даже канцелярские принадлежности и те новые.А главное, разумеется, новые люди.
Луговой деликатно, но твердо поговорил со многими сотрудниками.
Он объяснил одним, почему, по его мнению, им лучше покинуть журнал, другим — почему они перемещены на иные должности.
Он сменил обоих заместителей, ответственного секретаря, ряд заведующих отделами. Были созданы новые отделы — литературный, очерка и публицистики, иностранный, введены рубрики — юмора, откликов на выступления, «смесь».
Особенно долго и тщательно Луговой подбирал главного художника, а затем налаживал с ним оформление. Он приказал не экономить на гонорарах, когда дело шло о привлечении крупного художника для иллюстрирования, известного поэта или писателя.
Он и в редколлегию ввел знаменитого писателя, ярого спортивного болельщика.
Бывшего фотокорреспондента журнала, проработавшего в нем десять лет и все десять лет халтурившего, интересовавшегося лишь заработком, он выгнал первым и взял другого, молодого, ищущего, с оригинальными идеями, влюбленного в свое дело. Вообще, состав редакции значительно омолодился.
Конечно, эти новшества не у всех вызывали одобрение: и в журнале, и среди его коллег из других газет и журналов, и даже кое у кого из начальства.
Однако Луговой стоял на своем и железно проводил свою линию. Здесь в полной мере раскрылся его характер — твердый, самостоятельный, упрямый. Есть такие характеры — они раскрываются тем полнее, тем категоричнее, чем большие масштабы деятельности предоставляются их обладателю.
Собрав сотрудников на совещание (что делал он редко, совещаний и заседаний Луговой не любил), он заявил:
— Товарищи! Впереди Олимпийские игры, с каждым годом к нам будет приезжать все больше зарубежных делегаций — спортсменов, спортивных дипломатов, журналистов. Многих мы будем принимать у себя в редакции. Я говорю это, потому что кое-кто удивляется, зачем у главного редактора в кабинете бар. Отвечаю: для гостей. Сам я почти не пью и вам не советую. По этой же причине — и оформление моего кабинета и приемной. Это лицо журнала, а журнал — лицо нашего спорта. Все это я говорю, между прочим, потому, что кое-кто болтает всякую чепуху. К сожалению, не всем ясны и другие нововведения, — например, к чему у нас литературный отдел. Даже как-то неловко объяснять вам, журналистам, что «Спортивные просторы» читают не только специалисты, а самые широкие круги любителей спорта. Что один хороший рассказ или повесть с продолжениями привлекут в спорт больше людей, чем отчеты о ста бюрократически организованных (абы галочка) соревнованиях по сдаче норм ГТО или десяток скучных статей.
Возьмите хоть «Вратаря» Льва Кассиля. Почти все наши выдающиеся вратари всегда вспоминают, что именно эта повесть привела их в футбол. Далее, такие разделы, как юмор, «смесь», кроссворды, тексты песен с нотами, карикатуры, оживляют журнал, делают его более популярным и, если ведутся с умом, приносят немалую пользу. Мы не шахматный журнал, но одна-две задачи в номере только повысят интерес к «Спортивным просторам». Комплексы зарядки тоже нужны. Как и очерки, в том числе о зарубежных поездках. Яркий, интересный очерк о спортсмене, и не обязательно о чемпионе, иной раз важней, чем двадцать отчетов о матчах, которые все видели по телевидению. Особо — о фельетонах. Считаю фельетоны важнейшим оружием в борьбе с недостатками: зазнайством, меценатством, тренерской чехардой, хулиганством и прочее. Вспомните «Звездную болезнь» Семена Нариньяни. Это же классика! Польза этого фельетона сказывается и поныне. Однако главными отделами, конечно, остаются у нас по-прежнему общественно-политический, массовый, спортивный, олимпийский...