Повести и рассказы. Избранное

– Почему, говоришь, спрашиваю?

– Да.

– Один-единственный раз я ночевал в этом доме. И тогда мне это НЕЧТО устроило «Варфоломеевскую ночь». Никогда не забуду! Сначала в меня летели кухонные ножи. А под утро топором ОН отрубил мне палец. Вот смотри.

Мужчина показал обрубок мизинца на левой руке.

– Лет пять я потом боялся сюда приезжать. Наташка одна ездила бабку навещать. А главное, мне никто не верит. Прикинь, студент! Говорят, что я, дескать, сам себе топором по пальцу саданул. Но я хоть и пьяный тогда был, но, извини меня, ещё пока-то соображаю.

– Надо же.

– Я тебе серьёзно говорю, – заговорчески, почти шёпотом произнёс Гена. – Этот дом проклят! Понимаешь, пацан?

– Не совсем.

– Что не совсем? Я знаю, что говорю, пожил, слава Богу. Если ты этого барабашку слышишь и чувствуешь его проявление, это значит, что ОН от тебя не отстанет.

– Что же мне делать?

– Беги отсюда быстрее, пока с тобой ничего не случилось.

– Уйти-то я всегда успею. Только вот пока некуда. С другой стороны, мне любопытно, что это вообще за явление, как его объяснить? И почему Вы считаете, что дом проклят?

– Молодец! Правильные вопросы задаёшь. Только у меня лично на них ответа нет. А ты всё же жильё-то подыскивай.

– Эй, мужики! Чего Вы тут собрание устроили? – сказала Наталья, выглянув из-за входной двери. – Пельмени готовы. Айда, заходите уже, там бабульки выпить хотят.

– Идём, идём, – отреагировал Геннадий. – Бросай лопату, студент, пошли пельмени есть.

Если бы у желудка были ноги, то на запах мясного навара, струившегося из приоткрытой двери, он давно бы убежал в дом. Поставив лопату, Макс прошёл в сени следом за Геной.

За столом, вместе с хозяйкой, сидели престарелые гостьи. В самом центре стола поставили большую эмалированную миску, наполненную пышущими паром пельменями. Вокруг этого варева располагались бутылки с ягодной наливкой и водкой, открытые стеклянные банки из запасов бабы Клавы: закуска из хрена с помидорами – «хреновина», солёные огурцы, капуста квашенная и ещё несколько овощных «миксов», которые расхваливала баба Паня, настоятельно рекомендуя это попробовать. От аромата мясного и этих солений у Максима даже голова закружилась.

Пока Наталья пыталась всех рассадить. Галина встала, развела руки, как певец в опере, и запела частушку:

– Цыган цыганке говорит: у меня всегда стоит на столе бутылощкя, давай выпьем милощкя! Ух!

Паня засмеялась, а Галина прикрикнула:

– Генкя! А ну, давай-кя налей нам, старым, щёбы шары на лоб полезли.

– Будет сделано! – откликнулся Гена и потянулся за бутылкой. – Кому чего лить?

– Мне вот это красненькое, – сказала Паня.

– Эх, Панечкя, давай лучше со мной водки. А? – предложила Галина.

– Ну, тебя, Галка! Не пью я водку-то, – отмахнулась Паня. – Вон молодёжь приглашай.

– Студентик, миленькяй, – не унималась Галина. – Поддержишь бабушку?

– Тётя Галя, – вмешалась Наталья. – Давайте я Вас поддержу.

– Генкя, лей уже! Чего стоишь как столб!

Геннадий придвинул рюмки поближе, стал разливать спиртное. Но, то ли под напором струи из бутылки, то ли от того, что посуда неровно стояла на скатерти, рюмки упали, водка разлилась.

– Едит твою налево! – закричала Галина.

– Ш-ш! – одёрнула её Паня. – Галка, ну её ругаться-то. Грех сегодня.

Но та не слушала подругу и продолжала в том же духе:

– Генкя, ты щего? Щего делаш-то? Аль денег куры не клюют? Водка щас – валюта, защем её на стол лить? Рюмку-то в руку возьми. Первый раз, что ли?

Гена сконфуженно посмотрел на окружающих. Вздохнул и, подняв рюмки, разлил по новой.

– Ну, всех с Рождеством Христовым! – объявила Наталья.

Все, кроме Гены, выпили. Максим только пригубил и поставил стопку на стол.

– Геннадий у Вас не пьёт? – спросила Паня.

– Ему на работу завтра, – пояснила Наталья. – Да и сколько можно, итак все праздники на это потрачены.

– Сегодня не мой праздник, – сказал Гена. – Безбожник я.

– Да все мы тута безбожники. Только повод, чтоб собраться, – вступила в разговор Галина. – Кто в советско-то время жил, мало кто верит. Тогда вера была одна – в светлое будущее. То сейчас мода пошла у молодёжи: сходить покреститься, повесить крест золотой на шею и ходить с имя (с ним – прим. автора), чтобы все пялились. Вот-де, смотрите, какой мы весь крутой.

– А я верую, – тихо сказала баба Паня. – Нас с братом мама покрестила. Я хоть и в пионерии участвовала, и в комсомоле побывала, а крестик свой втайне носила и не сымала (снимала – прим. автора) вовсе.

– Хорош болтать-то! – возмутилась Клавдия Ивановна. – Пельмени-то стынут. Айда, накладывайте их, ешьте! Потом уж поговорите.

– Вот здесь, тётя Клава, мы с тобой полностью согласны, – сказала Наталья. – Давайте тарелки, я буду накладывать.

Наталья накладывала неаккуратно, возможно, ложка была неудобной. Несколько пельменей упали под стол. Но там дежурила вечно голодная кошка Муська. Она с жадностью набрасывалась на свалившиеся со стола лакомства, в два приёма справившись с каждым пельменем. Съев те, что выпали, Муська просила ещё, при этом демонстративно тёрлась о ноги гостей.

– Ах, ты, Мусенкя, – приговаривала Галина, заботливо дуя на горячий пельмень, потом бросая его под стол. – На, ешь, моя кошечкя.

****

В ворота позвонили.

– Кто это там? – насторожилась Клавдия Ивановна. – Никого больше не жду.

– Это ко мне, – сообщил Максим и побежал открывать.

Действительно, приехала Марина.

– Макс, может, тогда не стоит нам заниматься? – спросила Марина, когда Максим сказал ей о начавшемся застолье.

– Поздно уже, мы приглашены, – сказал Макс, решительно взяв её за руку. – Пельменей поедим.

– Мне неудобно.

– Если ты уйдёшь, это будет хуже. Меня поставишь в неловкое положение.

Марина повиновалась и вместе с Максимом зашла в дом.

– Вот, наш студент подружку пригласил, – громко сказала Галина. – Наташкя, готовь-кя ещё рюмку.

И опять запела свою частушку:

– Цыган цыганке говорит: у меня всегда стоит, на столе бутылощкя, давай выпьем милощкя! Ух!

Гена послушно налил спиртное.

– Спасибо, я алкоголь не пью, – сразу ответила Марина на вопрос Гены, «чего налить?»