Повести
Шрифт:
«Так, - мысленно отметил Рыбак.
– Это другое дело. Может, еще подобреет эта злая баба». Сотников
приподнялся, она сунула телогрейку под его голову, и он, покашливая, тут же опустился снова. Дыхание
его по-прежнему было частым и трудным.
– Больной, - уже другим тоном, спокойнее сказала Дёмчиха.
– Жар, видно. Вон как горит!
– Пройдем - отмахнулся рукой Рыбак.
– Ничего страшного.
– Ну конечно, вам все не страшно, - начала сердиться хозяйка.
– И стреляют вас - не страшно. И что
мать
рядом.
– Кладбище - не самое худшее, - кашляя, сказал Сотников.
Он как-то нехорошо оживился после короткого забытья, наверно, от температуры резко
раскраснелись щеки, в глазах появился лихорадочный блеск, неестественная порывистость сквозила в
его движениях.
– Что же еще может быть хуже?
– допытывалась Дёмчиха, убирая со стола миски.
– Наверно ж, в пекло
не верите?
– Мы в рай верим, - шутливо бросил Рыбак.
– Дождетесь рая, а как же.
Забрякав заслонкой, хозяйка полезла в печь, задвигала там чугунами. Однако похоже было на то, что
она уже успокоилась, даже подобрела. Рыбак чувствовал это и думал, что, может, как-либо все еще
устроится.
– Нам бы теплой водички - рану обмыть. Ранили его, тетка.
– Да уж вижу. Не собака укусила. Вон всю ночь под Старосельем бахали, - как бы невзначай сообщила
она, опершись на ухват.
– Говорят, одного полицая подстрелили.
– Полицая?
– Ну.
– А кто сказал?
– Бабы говорили.
– Ну, если бабы, то верно, - улыбнулся на конце скамейки Рыбак.
– Они все знают.
Дёмчиха сердито оглянулась от печи.
– А что, нет? Бабы-то знают. А вы вот не знаете. Если бы знали - не спрашивали.
Она подала им воду в чугунке и направилась за занавеску к детям.
– Ну, вы уж сами. А то не хватало мне еще вам портки снимать.
– Ладно, ладно, - согласился Рыбак и ступил к Сотникову.
– Давай бурок снимем.
Сотников сжал зубы, вцепился руками в скамью, и Рыбак с усилием стащил с его ноги мокрый,
окровавленный бурок. Дальше надо было снять брюки, и Сотников, поморщившись, выжал:
– Я сам.
Видать по всему, ему было мучительно больно, и все же, расстегнув, он сдвинул до коленей также
окровавленные штаны. Среди подсохших кровавых подтеков на теле Рыбак увидел наконец рану. Она
оказалась совсем небольшой, подпухшей, с синеватым ободком вокруг и с виду вовсе не страшной -
типичной пулевой раной, которая еще чуть-чуть кровоточила. С другой стороны бедра выхода не было,
что значило: пуля застряла в ноге. Это уже было похуже.
– Да, слепое, - озабоченно сказал Рыбак.
– Придется доставать.
– Ладно, ты же не достанешь, - начал раздражаться Сотников.
– Так завязывай, чего разглядывать.
– Ничего, что-то придумаем. Хозяюшка, может, и перевязать чем найдется?
–
сам мокрым полотенцем начал отирать с тела подсохшую кровь.
Нога Сотникова болезненно вздрагивала, тот, однако, напрягался и терпел, и Рыбак подумал, что, в
общем, ранение не слишком тяжелое, если только пуля не задела кости. Если пулю извлечь, то за месяц
все зарастет. Куда важнее было этот месяц где-то перепрятаться, чтобы не попасть к немцам.
Вскоре Дёмчиха появилась в дверях с чистым полотняным обрывком в руках, и Сотников
стеснительно съежился.
– Не бойтесь! Нате вот, перевязывайте, чем нашла.
Все время, пока Рыбак бинтовал бедро, Сотников, сжимая зубы, подавлял стон и, как только все было
окончено, пластом свалился на скамью. Рыбак сполоснул в чугунке руки.
– Ну вот операция и закончена. Хозяюшка!
– Вижу, не слепая, - сказала Дёмчиха, появляясь в дверях.
– А что дальше - вот загвоздка. - Рыбак с очевидной заботой сдвинул на затылок шапку и
вопросительно посмотрел на женщину.
– А я разве знаю, что у вас дальше?
131
– Идти он не может - факт.
– Сюда же пришел.
Наверно, она что-то почувствовала в его дальнем намеке, и они пристально и настороженно
посмотрели друг другу в глаза. И эти их недолгие взгляды сказали больше, чем их слова. Рыбак снова
ощутил в себе неуверенность - что и говорить: слишком тяжел был тот груз, который он собирался
переложить на плечи этой вот женщины. Впрочем, она, видать, не хуже его понимала, какому
подвергалась риску, если бы согласилась с ним, и потому решила стоять на своем.
В довольно беглом, до сих пор ни к чему не обязывающем разговоре наступила заминка. Сотников
выжидательно притих на скамье, а Рыбак озабоченно взглянул в окно.
– Немцы!
Как ужаленный он отпрянул к порогу, за какую-то долю секунды все же успев схватить взглядом
нескольких вооруженных людей, стоящих на кладбище. Они именно стояли, а не шли, хотя он даже не
понял, куда были обращены их лица, - он только увидел их силуэты с торчащими из-за спин стволами
винтовок.
Сотников поднялся в углу, зашарил возле себя рукой, стараясь схватить оружие. Хозяйка как стояла,
так и замерла, кровь разом отхлынула от ее лица, вдруг ставшего совершенно серым. Рыбак сначала
бросился к двери, но тут же вернулся, чтобы еще раз взглянуть в окно.
– Идут! Трое сюда идут!
Действительно, трое с кладбища не спеша шли вниз к стежке, как раз, наверно, по их недавним
следам. Как только Рыбак увидел это, внутри в нем все сжалось в щемящем предчувствии беды. Никогда
он не пугался так, даже сегодняшней ночью в поле. Казалось, самым разумным теперь было бежать, но
он бросил взгляд на скорченного на скамье Сотникова, сжимавшего в руке винтовку, и остановился.