Повести

Уже снегом заметать стало.

– Что, жив?
– спросил лейтенант.

– Жив, но плох. В спину его ударило. И в живот, кажется.

Час от часу не легче. Еще один! Несчастный Хакимов. Такой старательный, подвижный,

внимательный парень. Он с первой встречи понравился командиру: немногословный, сообразительный.

Но что же теперь с ним делать?

– Так. Быстро перевязать!

66

– Я тут немного обмотал. По кухвайке. Без памяти он...

Пока двое возились в снегу, перевязывая раненого, Ивановский, расслабив простреленную ногу,

растерянно смотрел в темень. Конечно, Хакимова придется тащить с собой. Но как? И до каких пор? И

что делать с ним завтра? Все было трудно, неясно и очень скверно, но лейтенант старался не выдать

своего затруднения. В том деле, на какое они шли, он должен знать все, все уметь и быть для других

воплощением абсолютной уверенности.

– Так. Перевязали? Делайте связку из лыж. Что, не знаете как? Пивоваров, давай палатку! - с

деланной бодростью закомандовал лейтенант.

– Да разве утащишь так?
– усомнился Краснокуцкий.

– Утащишь. Снимай с винтовки ремень. Давай кто брючный свой. С него тоже все ремни снимите.

Заберите патроны. Все, все. И гранаты тоже. Судник, заберите гранаты. Теперь берите вдвоем. Один за

ремень, так. Вы, Пивоваров, страхуйте сзади. Смелее, смелее, не бойтесь.

Кое-как уложив на связку лыж раненого, они поволокли его на опушку. Получилось не ахти как -

громоздко и неустойчиво, лыжи разъезжались на снегу, а тело раненого все время норовило завалиться

на бок. Сзади тянулась глубокая борозда в снегу. Неизвестно, как далеко можно было так тащить.

Но другого выхода у них не было. Отсюда к своим не отправишь, а оставить негде. Конечно, теперь

придется повозиться. Теперь уже вряд ли они успеют к утру...

Они нерешительно полезли в кустарник. То и дело останавливались, поправляли лыжи, едва

удерживая на них Хакимова. Тащил Краснокуцкий; Пивоваров, согнувшись, подталкивал и придерживал.

Лукашов, идя сзади, иногда помогал, тихо понукая обоих. Лейтенант, то и дело оглядываясь, шел

впереди.

К счастью, кустарник не завел их в лес, как того опасался Ивановский, и спустя полчаса они снова

оказались в поле. Ветер здесь еще усилился, гуляла поземка. Насквозь пересыпанные снегом, они

выбрались на чистое и остановились, чтобы осмотреться и перевести дыхание.

– Так что же делать, лейтенант? - озабоченно выпрямился сзади Лукашов. - Так мы его и будем

тащить?

– А что делать? Что вы предлагаете?
– с нескрываемым раздражением спросил лейтенант.

– Может, оставили бы где? Если в деревне какой? Или, скажем, в сарае?

– Нет, не оставим, - твердо сказал Ивановский.
– Перестаньте об этом и думать.

– Ну что ж, нет так нет, - вдруг согласился Лукашов.
– Только далеко ли уйдем так?

– Надо быстрее, - встрепенулся лейтенант.
– Изо всех сил быстрее! Поняли?

Не оглядываясь и заметно припадая на правую ногу, он пошел в темень. За ним тронулись на лыжах

остальные.

Все подавленно и устало молчали.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Прежний темп этой сумасшедшей гонки был безвозвратно утерян, который час они брели в метели,

как сонные мухи, и лейтенант заботился лишь о том, чтобы не потерять направления. То и дело он

останавливался, надо было свериться с компасом и подождать волокушу с Хакимовым. Краснокуцкий с

Пивоваровым выбивались из сил. Да и сам лейтенант шатался от усталости, в голове пьяно кружилось

от ветра, тяжело давило на плечи оружие, все сильнее болела нога. Но он по-прежнему шел впереди, и

Судник, на удивление, от него не отставал. Боец был нагружен сверх всякой меры: кроме своих бутылок,

нес еще три килограммовые гранаты Хакимова, его винтовку, которую они не решились бросить, и его

вещмешок.

Как-то в темноте им попался в пути занесенный снегом стожок, завидя который лейтенант свернул с

прямой и через минуту обессиленно ткнулся плечом в пересыпанное снегом, но по-прежнему пахнущее

летом и солнцем сено. Ноги его на лыжах как-то скользко поехали в сторону, и он мягко сполз телом в

запорошенный снегом сугроб. Несколько секунд тихо лежал в сладостной неподвижности, зажмурившись

и ощущая, как все под ним закружилось в каком-то сонном, бездумном вращении. Испугавшись, что

тотчас уснет, он огромным усилием воли заставил себя подняться. Нет, кажется, никто не заметил этой

его минутной слабости, которой он устыдился в тот момент больше чего-либо другого. Тем временем

пришел к стожку Судник, подтащили палаточную волокушу с Хакимовым. Последним тоже устало выполз

из сумерек Лукашов. Все молча попадали под стожок.

– Много еще?
– с трудом выдавил замыкающий.

– Немного, немного, - с деланной бодростью сказал лейтенант.
– Но надо спешить. Там шоссе, его мы

должны перейти до рассвета. Днем ничего не выйдет.

– Так, все ясно, - сказал Лукашов.
– Тогда потопали.

– Да, надо идти, - подтвердил лейтенант, однако не находил в себе сил сразу оторваться от мягкого

бока стожка.

– Ну, взяли саночки. Раз, два!
– скомандовал Лукашов, и лейтенант не в первый уже раз мысленно

отметил, что этот сержант все увереннее стал командовать в группе. Он и в пути все покрикивал на

остальных, подгонял, указывал. Занятый определением маршрута и наблюдением за местностью

впереди, Ивановский до сих пор просто не думал, хорошо это или плохо. Впрочем, как замыкающий

сержант вполне его устраивал. Замыкающий из него был отличный, у такого наверняка никто не отстанет.

67

– Так, встать! Встать!
– негромко, с привычной настойчивостью понукал Лукашов, сам уже ставший на