Повести

белокурому молодому полковнику и с ходу начал было излагать ему суть дела, но тот долго и невидяще

глядел на него, явно при этом думая о другом. Потом полковник бесцеремонно оборвал рассказ

лейтенанта и приказал все изложить письменно. Попутно он спросил, прошел ли лейтенант

спецпроверку в Дольцеве, где находился сборный армейский пункт для фильтрации выходящих из

немецкого тыла окруженцев.

Ивановский обиделся. Он сказал белокурому полковнику, что Дольцево от него не уйдет, а вот

немецкий склад боеприпасов может уйти, и тогда все их усилия и все жертвы, в том числе и гибель

замечательного разведчика капитана Волоха, будут считаться напрасными.

– Как напрасными?
– кажется, впервые чему-то удивился полковник и оторвал карандаш от бумаги, на

которой старательно вычерчивал какую-то сложную, со множеством граф таблицу.

– Очень просто, - сказал лейтенант.
– Погибли без результата. Ни за понюх табаку.

– Вот как!
– сказал полковник и встал, одергивая гимнастерку и поигрывая под ней завидно развитой

мускулистой грудью.
– Вы из какой, сказали, дивизии?

Ивановский назвал дивизию и полк. Полковник поморщился.

– Это какой же армии? Это даже не нашего фронта. Так не пойдет, пишите объяснение.

Пришлось все-таки приниматься за объяснение. Он сочинял его двое суток, хоронясь от придирчивого

генерала, который как раз приехал с передовой и по обыкновению после недолгого отсутствия наводил в

штабе порядок. Ивановский приютился на время в штабном АХО, с писарем которого накануне распил

фляжку шнапса, и тот великодушно разделил с «ничейным» лейтенантом свою кровать в

полуразрушенном пустующем доме. Правда, вдобавок к фляге пришлось одарить гостеприимного писаря

трофейным зеркальным компасом и навсегда расстаться с изящной зажигалкой-монахом. Но за два дня

он составил пространный отчет размером в две школьные тетради в клеточку. Наверное, он бы написал

его и быстрее, если бы полдня накануне не пришлось урвать от работы для вынужденного визита в

особый отдел этого штаба. Но все обошлось благополучно.

Когда он принес свое сочинение, белокурый полковник был, видно, не в духе. Размашистым точным

движением он, не глядя, перебросил тетради на стоявший по соседству стол, за которым сидел над

бумагами бровастый майор.

– Ковалев, вот займитесь. Мне некогда.

Но Ковалев тоже не мог по какой-то причине прочесть это сразу, и лейтенанту ничего более не

оставалось, как удалиться и ждать в своей развалюхе. Он уже вскинул было руку к пилотке, чтобы

получить разрешение на уход, как дверь в избу широко распахнулась и на пороге, нагибая под

притолокой голову, появился тот самый, кого он больше всего боялся здесь встретить. Командиры

вскочили за своими столами, а Ивановский только развернулся всем корпусом да так и замер с

поднесенной к пилотке рукой.

Наверное, его затрапезный, непривычный здесь вид - Ивановский был в писарской телогрейке, без

знаков различия на ней и в засаленной суконной пилотке, - а все командиры штаба ходили в добротных

цигейковых шапках - показался необычным и остановил на себе острый взгляд генерала.

– Кто такой?
– Тоном, не обещавшим ничего хорошего, спросил он, обращаясь к полковнику.

– Лейтенант Ивановский, командир взвода такого-то полка такой-то дивизии, - с деланной лихостью и

сразу упавшим голосом отрапортовал лейтенант.

– Какой, какой дивизии?

Ивановский твердо повторил номер своей дивизии.

– Не знаю такой. Что вы здесь делаете?

– Он из окружения, - сказал полковник, стоя перед генералом и всей своей импозантной фигурой

являя подчеркнутую почтительность с легким оттенком какой-то фамильярной вольности. Ивановский же

окаменело застыл навытяжку, впервые в жизни разговаривая с таким высоким начальством.

– Окруженец? Почему здесь? Почему не в Дольцеве?

Новое упоминание о ненавистном Дольцеве опять неприятно задело лейтенанта, но теперь это

чувство задетости тут же и помогло ему освободиться от сковавшей его неловкости.

– Я здесь по поводу немецкой базы боеприпасов, товарищ генерал.

– Новое дело! - сказал генерал, не проходя к столу и стоя вполоборота к лейтенанту. Взгляд его

придирчивых глаз не сходил с вытянувшейся фигуры Ивановского.
– Что за база? Где? Откуда вам про

нее известно? Вы разобрались, полковник?

– Разбираюсь, товарищ генерал, - совершенно иным тоном, чем разговаривал до сих пор, сказал

полковник. Этот его тон человека, говорящего не совсем то, что имело место в действительности,

вынудил лейтенанта на новую по отношению к нему дерзость.

– Полковник не хочет разбираться, товарищ генерал, - выпалил Ивановский. Генерал метнул острый

вопросительный взгляд в сторону лейтенанта, потом - полковника. И лейтенант, чувствуя, что тут что-то

раз и навсегда решится, добавил: - Артиллерийская армейская база в шестидесяти километрах отсюда.

70

Несколько эшелонов боеприпасов, охрана минимальная, вокруг проволочный забор в один кол. Можно

уничтожить.

– Вот как? Вы уже и разведали?
– сказал генерал и повернулся к нему всем корпусом в распахнутом

полушубке, из-под белых бортов которого коротко блеснула эмаль орденов. Голос его уже оттаивал,

лейтенант с радостью отметил это и тут же решил выложить все напропалую.

– Запросто можно взорвать. Или сжечь. И наступающие на Москву немцы останутся поэтому без

боеприпасов.

Он тотчас пожалел о своей опрометчивости, видимо, сразу охладившей только что вспыхнувший к

нему интерес генерала, который что-то неопределенное буркнул в воротник полушубка и опустился