Повести
Шрифт:
шутку.
– А то давай к нам! До Белостока!
Девушка машинально поправила на тонкой шее косынку, снова скользнула взглядом по лицам двух
одетых во все новое военных парней, и на ее губах уже встрепенулась легонькая улыбка.
– А мне в Гродно.
– Какое совпадение!
– шутливо удивился Ивановский.
– Нам тоже в Гродно. Поехали вместе.
Не заставив себя уговаривать, она подобрала стоявший у ног чемоданчик и ловко ухватилась за
поручень уже отходившего поезда. Ивановский поддержал ее, и, несколько смущенная
таким оборотом дела, новая пассажирка поднялась на площадку.
– Билет, билет, гражданочка! - тут же потребовал от нее суетливый дядька-проводник, который с
флажками в руках спешил к выходу.
– Есть билет! Все в порядке! - тоном, не оставляющим тени сомнения, сказал Ивановский,
протискиваясь в вагон.
Он повел девушку в купе, где они размещались с Гомолко, неся в руках ее чемоданчик, показавшийся
ему до странности легким, скорее всего пустым.
– Вот, пожалуйста. Можете занимать мою. Я заберусь наверх, - с радушной легкостью предложил
Ивановский нижнюю полку и поставил на нее чемоданчик. Она послушно присела у окошка и не сразу,
преодолевая видимое смущение, тихо сказала:
– У меня нет билета.
– Что, не хватило?
– Меня обокрали.
– Как?
– Ночью. В поезде из Минска.
Это было хуже. Кажется, они взяли на себя ответственность не по плечу, тем самым нарушая строгий
порядок железных дорог. Но и отступать теперь не годилось. Игорь, взглянув на Николая, прочитал на его
грубоватом, всегда нахмуренном лице решимость стоять на своем, и сам тоже решился.
– Ничего! С проводником договоримся...
Но договариваться пришлось не только с проводником, но также и с ревизором, и с бригадиром
поезда, и переговоры эти закончились тем, что на следующей крупной станции, куда прибыл поезд,
Ивановский сбегал в вокзальную кассу и едва успел захватить последний билет на уже занятое ею
место. Билет был до Гродно, и девушка скоро пришла в себя, даже заулыбалась, окончательно пережив
свои злоключения. Оправившись от волнений, она оказалась общительной и, в общем, приятной
девчушкой, вскоре не без юмора поведавшей им о своем дорожном происшествии. Оказалось, что она
живет в Гродно и в Минск ездила к родственникам, которых никогда не видела, и тут такое несчастье в
вагоне. У нее все забрали из чемоданчика, кроме того, унесли плащик, жакет и, разумеется, деньги. Но
вот она спасена и очень обязана обоим за их великодушное участие и помощь.
– Да ну, о чем разговор! - отмахнулся Ивановский и перевел разговор на другое: - А вы давно в
Гродно?
– Там и родилась.
– Ого, значит, местная?
– Разумеется.
– И так хорошо говорите по-русски?
– А у нас всегда дома говорили по-русски. У нас отец русский и тетя, его сестра, тоже русская. Только
мама полька.
– А где вы учились?
– В польской гимназии. Русских же не было.
– А как вас
зовут?– Янинка. А вас, если не военная тайна?
– сверкнула она в его сторону лукавой усмешкой.
– Меня Игорь. А его - Николай.
– У меня дядя, что в Минске, тоже Игорь. Игорь Петрович. А вы к нам служить едете?
Тут же они переглянулись, это действительно в какой-то мере относилось к области военной тайны, с
легкостью, однако, разгаданной их попутчицей. Но что было скрытничать! Действительно, неделю назад
после окончания училища они получили назначение в армию, штаб которой размещался в этом ее
Гродно.
– Похоже, что так, - неопределенно ответил Ивановский.
– А что, это Гродно - ничего городок?
– Очень хороший город. Не пожалеете.
93
– Думаешь, нас в Гродно оставят? - со свойственным ему скептицизмом сказал во всем
сомневающийся Гомолко.
– Запрут куда-нибудь в лесной гарнизон.
– О, в лесу хорошо! У нас такие леса!..
Ивановский промолчал. Его отношение к лесу, даже самому замечательному, мало походило на
восторги этой девчушки. Еще в училище, в многомесячных летних лагерях, леса, поля, вся эта
удаленность от постоянных очагов обитания с их не бог весть каким, но все же устроенным бытом
успевали так надоесть к осени, что самая роскошная природа становилась несносной - хотелось в город.
Правильно кем-то сказано, что военные не замечают природы, для них важнее погода.
Тем не менее в наивной восторженности Янинки сквозила такая искренность, что Ивановский
заулыбался, готовый уже согласиться на любой гродненский лес. И вообще что-то ему все больше в ней
нравилось, в этой миловидной, с кокетливо рассыпанными по лбу светлыми кудряшками девушке в
цветастом ситцевом платье. Ему уже было неловко за ту фривольную шутку на вокзале в Барановичах,
за их навязчивость, которую извиняло разве что их последующее участие.
Поезд с короткими остановками на маленьких станциях шел все дальше на запад. За окном
проносились зеленые июньские поля, перелески, величественные сосновые боры, деревни и хутора,
хутора повсюду. Ивановский никогда не был в этой стороне Белоруссии, и теперь в нем вспыхнул
неподдельный интерес ко всему, что относилось к этой жизни, неведомой для него.
На какой-то небольшой станций их вагон остановился как раз напротив крохотного привокзального
базарчика, и Ивановский, выскочив на платформу, торопливо накупил в газетку немудрящей
крестьянской снеди - огурцов, редиски, крестьянской колбасы и даже миску горячей, рассыпчатой, вкусно
пахнущей молодой картошки. Потом они ели все вместе, парни заботливо угощали девушку, которая
совсем уже освоилась в их компании, охотно смеялась, шутила, за обе щеки уплетая огурец с картошкой.
После обеда, наверно, что-то уловив в поведении Игоря, Николай благоразумно устранился, забравшись