Повiя
Шрифт:
Як грiм, гуркотiв регiт по хатi, та Тимофiй на те не вдаряв. Вiн близенько пiдiйшов до Христi, почав любенько заглядати їй у вiчi. Христi спершу було смiшно, а як насунули люди дивитися, то їй i соромно стало, i страшно… Опустивши у землю очi, вона геть подалася до кочерг. Тимофiй за нею.
– Серденько!
– скрикнув вiн тонко та голосно i аж пiдскочив.
– Чого ви пристали до мене? Гетьте!
– образливо одказала Христя.
– Панiкадило душi моєї!
– гукнув вiн удруге, ударивши сам себе кулаком у груди.
Люди так i покотилися зо смiху,
– Се та, кого жаждала душа моя! Прийди ж, ближняя моя, добрая моя, голубице моя! Прийди в мої об'ятiя!
– I, розставивши руки, уже намiрявся був обхопити Христю.
– Тимофiю! Що се ти!
– роздався ззаду його голос.
Тимофiй озирнувся - i руки опустив: перед ним стояв батюшка.
– Зовсiм засоромив дiвчину, - сказав отець Миколай, зиркнувши на Христю, що, як та макiвка, аж горiла у порога.
Тимофiй на п'ятах поступився назад, даючи батюшцi дорогу, котрий поривався виходити, прощався з хазяїнами, гiстьми.
– Отець Миколай! А на колiсницi хiба не треба?
– мовив Заї'яибiда, приязно заглядаючи в очi.
Отець Миколай зареготався:
– На колiсницi? А щоб вас! Давайте вже!
– Я вам наливочки, - турбувався Загнибiда.
– Такої наливочки - губоньки злипаються! Олена Iванiвна! наливочки сюди! позаторiшньої!
– гукав вiн на жiнку.
Олена Iванiвна принесла пляшку.
– Сама ж попотчуй. Од тебе смачнiша!
– сказав Загнибiда. Олена Iванiвна налила.
– Добра, добра!
– прихвалював отець Миколай, смакуючи потроху З чарки.
– А вам, отець диякон? Наливочки!
– припрохує Загнибiда.
– Ет! свинячого пiйла!
– гукнув той.
– Сiрка! менi - сiрка!
– А може, ромку на потуху? У мене добрий ромок - у нiмця брав.
– Не терплю я отих загранишних пундикiв. Вiд їх тiльки в животi булькотить та голова болить. Нема кращого зiлля, як наш рiдний сiрко! Чим бiльше його п'єш, тим смачнiше здається! Так?
– скрикнув вiн, ударивши Колiсника по плечi.
– Правда ваша. Ромок до чаю - дивна штука.
– Ото-то-то! А так, наголо - сiрка! Смикнув за хвiст - та й все! Дерзай, чадо!
– гукнув вiн, перекидаючи чарку в рот, i мерщiй напрямився за батюшкою, котрий уже стояв на рундуцi, дожидався.
– О, бодай вам щастя служило!
– реготався Колiсник.
За дияконом услiд вийшли хазяїн, хазяйка, посунув i дехто з гостей.
– Пропустiть! пропустiть!
– шамотiв беззубим ротом дяк, протискуючись помiж народом.
– Ти ж чув, що я тобi наказувала, старий чорте!
– гукнула дячиха, смикнувши його ззаду за косу.
– Чув, чув!
– вириваючись, мовив дяк i скрився в сiнях.
– Ох ти, моя неписана!
– скрикнув Тимофiй, ущипнувшiї ка виходi Христю за руку.
Та не видержала i зо всього маху всадила кулака в Тимофiеву спину, аж по хатах загуло.
– Ото посватала! Молодець!
– хтось промовив.
– Хто кого?
– спитався Колiсник.
– Он та дiвка Тимофiя.
Колiсник скинув на Христю очi. Червона i гнiвна стояла
вона у порога коло печi.– Де ти, серденько, була?
– спитався вiн, пiдступаючи до неї.
– Я ж з тобою й не христосався! Христос воскрес!
Поки Христя зiбралася, що їй одказати, як Колiсник уже й обняв її.
– Не дуже, Костю, не дуже! Щоб, бува, губ не попiк!
– гукав ззаду його товстий крамар.
– I я не христосався!
– десь вирискався гнилозубий миршавий чоловiчок i - цмок Христю в щоку.
Товстий крамар i собi приложив жирнючi та слинявi губи. Христя поверталася то сюди, то туди, соромилася, млiла. Вона не знала - чи їй плювати в очi сiй п'янiй зграї, чи лаятися, чи плакати.
– Стiй!
– гукнув Звi'чнбiда, вертаючись у хату й побачивши, як Христя побивається у мiцних Колiсникових обiймах.
– Костянтине! Що се ти? Пiдожди ж, я жiнцi похвалюся, - повернувся вiн до Колiсника.
– Нема, братику, дома, - одказав той, випускаючи Христю. Та прожогом кинулася з хати i трохи в сiнях не збила з нiг хазяйки.
– Куди се, як божевiльна, несешся?
– спитала Олена Iванiвна.
– Та он… вони… Хай їм!
– з плачем жалiлася Христя.
– Коли так, то я й кину.
– Що там таке?
– спиталася Олена Iванiвна.
– Цссс!..
– заходило в кухнi.
– Не руш хазяйського добра!
– вийшовши серед хати, гукав Загнибiда.
– Не руш.
– Чого ти желiпаєш?
– сказала вона чоловiковi.
– Он - люди, он - благороднi!
– I гнiвна пройшла у свiтлицю.
– Отак, як бач! Хто кислички поїв, а кого оскома напала, - сказав Загнибiда, чухаючи потилицю.
– Отак i в мене, - хитаючи головою, одказав Колiсник.
– Лихо, брат, - не жiнки сi!
– мовив Загнибiда.
– Лихо, - пiдказує Колiсник.
– А коли лихо, то його й залити, - умiшався товстий крамар.
– А справдi!
– додав Колiсник.
– Ходiмо, - сказав Загнибiда.
– Пiдожди. Отi пани нам! I нащо ти їх напросив до себе?
– каже крамар.
– Хiба я їх просив? Самi набилися. Не плювати ж менi їм у вiчi! Тiльки що проказав се Загнибiда, як з свiтлицi виходять Рубець i Книш.
– Попили, поїли у вас, Петро Лукич, - сказав Рубець.
– Пора й додому.
– Куди? Так рано? Та я не бачив, чи ви що й вживали.
– Вживали, вживали i геть-то!
– простягаючи руку, мовив Книш.
– Боже ж мiй! Та, може б, ще трошки посидiли?
– Нi-нi! Жiнки дома ждуть. Ми, знаєте, перельотнi птицi.
– Скажи, хай не задержує, - мовив тихо товстий крамар Колiсниковi на вухо.
– Та хоч на дорогу!
– побивається Загнибiда.
– Антон Петрович! Федiр Гаврилович! По однiй, наливочки. Жiнко, голубко моя! Дорогим гостям на дорогу наливочки.
– Од тебе не одчепишся!
– сказав Рубець.
– Звинiть. Вибачте, бога ради! Може, що й не так. У мене, знаєте, все по-простому. Пнись - не пнись, а до панiв далеко. Звинiть.
– Дай, боже, i нам те мати, що у вас!
– утiшав Книш, беручи чарку наливки.