Повiя
Шрифт:
Смутна та сердита опустилася Мар'я на лаву. Розпатлану й засмучену застала її Христя.
– Чому се ви, тiтко, не збираєтеся?
– не знаючи нiчого, пита у Мар'ї.
– Збирайся!.. Хiба за тими чортами зберешся куди-небудь?
– гукнула Мар'я, i її очi аж свiрконули з-пiд чорного волосся.
– Коли б днi були удвоє бiльшi, нiж е, то й то б їм мало. I вночi не спи, i то - роби!.. Се - мученька тяжка! се - каторга гiрка! I пiднесло мене, дурну, сюди служити! I пораяли лихi люди, щоб їм добра не було!
– сюди найнятись! I послухала я їх, необачна голова!
Христя тiльки витрiщилася на Мар'ю. Чи давно вона була в кухнi, - Мар'я любiсiнька-милiсiнька була, збиралася кудись iти,
– Що ж там таке?
– тихо спиталася вона в Мар'ї.
– Що таке?
– гукнула Мар'я.
– Ота бiла киця - прийшла та ще й просе своїм кошачим голосом… О, лукава змiя!
– То коли вам так треба - хiба я не справлюся за вас?
– мовила боязко Христя.
Мар'я зразу затихла. "А справдi, - думалося їй.
– Христя однак нiчого не робить. Хiба вона не справиться за мене бiля печi?" Щось тепле i одрадне її серце залоскотало, по блiдому личку, у чорних очах заграла-забiгала тихая радiсть.
– Христе, голубко!
– замовила вона ласкаво.
– То ти справдi перемiни мене сьогоднi. Так нужно, так нужно! А баринi скажеш, що ти за мене усе поробиш.
– Вставши, вона знову взялася за платок.
– То я, коли хочете, зараз пiду i скажу, - питається Христя.
– Як хоч, - одказала Мар'я.
"А що, як розприндиться наша киця?" - зразу ударило її в голову. Вона мала зупинити Христю, та та уже окрилася в кiмнатах… зиоиу досада ущипнула її за серце. "То б вона пiшла, а там як хотять: хай собi правляться, а то ще вискочить та бучу зiб'є… Уже ж що буде - те й буде, а вона пiде!"
На дверях знову появилася Пистина Iванiвна.
– То йди собi, Мар'є, коли хоч; Христя обiщає за тебе бути, - сказала i зачинила.за собою дверi.
Наче сонце засвiтило i вигрiло: так стало ясно та любо у Мар'ї на серцi й на душi!.. "Ся Христя добра людина, - думала вона, - товаришка… Як усе наладила любо та мило, без гуку того, без крику".
– Я вже тебе, Христе, колись десять раз перемiню, - обiцяє Мар'я, коли Христя вернулася в кухню.
– Та що ж тут таке? А коли вам треба йти… Коли вас там хто жде?
– каже Христя.
– Ох, жде!
– зiтхнула Мар'я.
– Чи так-то мене жде, як я, дурна, мучуся?
– i, усмiхнувшись своїми чорними очима, попрощалася й пiшла.
Христя зосталася сама. "Чудна ся Мар'я!
– думалося їй.
– Куди се вона?.. Кинула чоловiка, кинула господарство, щоб у наймах вiк свiй скалатати! Чудна… От уже справжня городянка… Ще як уперше я її стрiла у Йосипенкiв, вона казала, що городянкою була, городянкою i пропаде… Отак i скалатає свiй вiк молодий… Ну, а потiм? Як старiсть та немiч вiзьмуть своє? Коли робити не здужатиме, що тодi?.. Знову до чоловiка вертаться?.. А як чоловiк не прийме?.. До жида у найми - воду носити, жидiвськi смiтники ворушити?.." Христi не раз доводилося бачити жидiвських наймичок - обiдраних, обiрваних, безносих, кривоногих… Страшно глянути на їх! А вони - неначе їм i горя нiякого немає - гугнявим охриплим голосом перегукуються, жартують, усмiхаються… "Невже i Мар'я дiйде до того?.." Христя аж струснулася… "Не доведи, господи!" Вона сама не знає, чого ся Мар'я так їй полюбилася. Щось рiдне, щось добре вона почуває у їй. З першої стрiчi вона зразу прикувала Христю до себе. Iдучи найматись, Христя страх як бажала стрiнути де-небудь Мар'ю. А от же й випало: не тiльки стрiла, а вмiстi прийшлося й служити. Як Христя зрадiла, коли перш всього у чужому дворi стрiла Мар'ю. Так би й кинулась їй на шию, коли б Мар'я зразу була признала її. А то Христя здоровкається, а Мар'я, мов чужа, дивиться на неї. Коли, розговорившись, Христя сказала, що знає
– I вам не шкода було кидати свого добра?
– спитала Христя.
– Анi капельки, - одказала Мар'я спокiйно.
– Хiба воно моє?
– додала ще спокiйнiше.
"Чудна твоя, господи, воля!" - подумала Христя i прийнялася в печi розтоплювати.
Недовго Христi прийшлося простояти коло печi, не довго правитись. Сама скора, та й дрова - не солома, - хвилинкою страва поспiла. I подавати б, так З саду одно доноситься: раз, два, три!
– ознака, що ще не переграли у карти.
– Накривай на стiл, Христе, бо вже швидко скiнчать, - сказала їй Пистина Iванiвна.
Христя накрила i чимало ще дожидала у кухнi, що ось гукнуть - неси! Немає, не чутно. Панi пiшла в садок та там i сiла.
Христя потушила свiтло i вийшла на сiнешнiй рундук. Мiсяць геть високо пiднявся вгору, бiлим свiтом вистилав землю. Тихо ходив його срiбний свiт, мiшаючись з легкою тiнню попiд хатами та заборами. Небо й повiтря миготiло срiбло-сизим полум'ям; невеличкi зiрочки ледве-ледве лупали у тому блакитному мороцi. Повiтря стоїть - анi дихне, не ворухнеться, млiє у своєму тихому спокої, мiсто нiмiє, гасить свiтло i покривається сном.
Христя сiла на порозi, приклонилась головою до одвiрка. Тихий спокiй ночi колише її, присипляв думки в головi, жалощi i радощi в серцi… От би коли лягти отам пiд коморою, на свiжому повiтрi - i заснулося б!.. I Христя солодко позiхає. Сон хиляє її, а з саду доноситься регiт, чутно крики… Нi, не спи, Христе, дожидай, поки кликнуть тебе!
Вiд нудьги Христя почала сюди-туди водити очима… Вiкно з причiлку було вiдчинене, у йому свiтилося. То вiкно з паничевої хати. "Чого ж у його так тихо, чи не заснув, бува?" - подумала Христя i, пiднявшись, побралася до вiкна.
Коло столу над бiлим папером зiгнувся вiн: пише щось. Рука несамовито бiгає, виводячи стрiчку за стрiчкою; молоде лице його, оторочене русявим пухом, то хмуриться, то прояснюється; чорнi бровенята то сходяться, то розходяться; на високому бiлому чолi, у ясних карих очах бродить глибока думка. Вiн на хвилину зостановився, чогось тихо пошептався сам э собою i, вхопивши перо, знову почав писати: тiльки гострi кiнцi його по бiлому паперу заскрипiли…
Христя помилувалася ного молодим личком, таким задуманим i таким ясним, бiлими тендiтними руками, карими очицями, чорними бровенятами i, помилувавшись, подумала: "От i неволить свої молодi лiта над такою роботою!"
– Христе! Христе!
– донеслося до неї з кухнi. Вона, як опарена, скочила - побiгла.
– Виймай жарке та давай. Вони i до свiту не скiнчать. Хай стоїть перед ними, i холодне поїдять, як захотять, - гнiвно сказала Пистина Iванiвна.
– Бо я спати хочу, - додала.
Христя забрала страву i однесла все у садок.
– Эй ты, красавица!
– гукнув на неї Селезньов.
– Принеси-ка сюда воды. Христя принесла воду i, становлячи, почула, що щось трiмнуло її за стан. Озирнулась - то Селезньов посилав до неї свою довгу руку. Христя зашарiлася i в одну мить зникла з-перед їх.
– Эх, скорая! черт возьми!
– сказав Селезньов.
– А ви, капiтан, по заповiдi поступаєте: хай права не знає, що робить лiва, - зареготався Книш.
– Да просто хотелось ущипнуть…
– Не розвращаите моїх слуг, - мовив понуро Антон Петрович.
– Нет, нет… бог с ней!.. Я вист, а вы что?
– повертається до Книша.
– Та й я повiстую, - одказав Книш.
– Без Двох, - каже Антон Петрович, розкриваючи свої карти.
– Ви, капiтан!
– гукнув Книш.
– А черт тебя дери с твоей девкой!
– скрикнув каштан… I з гущавини роздався нестямний регiт.