Поворот
Шрифт:
Поэтому Иосиф Виссарионович — в рамках предоставленных ему полномочий — начал ситуацию серьезно так менять. Прежде всего, из деревень «изымались» батраки вместе с семьями: Сталин искренне считал, что эта группа самых бедных крестьян все же работать умеет и работать готова, но так сложились обстоятельства (главными образом, в связи с отсутствием тягла), что иного способа заработать себе на хлеб они не имели. А если им такой способ предоставить…
Батраки перевозились в новые, специально создаваемые села (главным образом на Алтае и в Южной Сибири), и там им для начала предоставлялся прокорм на год и возможность выстроить для себя относительно приличное жилье. Еще Иосиф Виссарионович принимал во внимание такой фактор, как привычку исполнять указания «хозяина» — поэтому села эти рассматривались как поселения госхозов, а в качестве «хозяина» он туда же отправлял наиболее успешных (в незасушливые годы, конечно) середняков. И если мужики на новом
С голодающими (то есть потенциальными голодающими) бедняками, все же тяглом владеющими (то есть с теми, кого Наталия именовала «дармоедами») он поступал проще: их расселяли (обязательно расселяли, из родных деревень полностью убирая) в места, где милостыню просить было уже не у кого. А вот с кулаками подчиняющиеся Сталину «полицейские подразделения» поступали «строго по закону»: в подавляющем большинстве самих кулаков просто арестовывали, быстренько судили и посылали на каторгу, а их семьи отправляли в ссылку, большей частью уже на Дальний Восток. И закон применялся простой, еще от семнадцатого года, по которому право выдачи займов и ссуд «под проценты» было монопольно зарезервировано исключительно за государственными банками. Вообще-то всеми это воспринималось, как «выдача денежных займов» — однако в законе слово «деньги» не фигурировало, а в качестве наказания за нарушение закона кроме разных форм заключения предусматривались и штрафы в пользу государства в размере всей величины полученных (или лишь начисленных) после вступления закона в действие процентов. А так как кулаки в основном займы своим односельчанам обычно выдавали «исполу», то есть под сто процентов годовых, то большей частью их имущество полностью в казну и отходило…
В результате всех этих мероприятий в деревнях оставались практически одни «середняки», а появление поблизости МТС, которые предоставляли услуги исключительно товариществам, число этих товариществ к концу года слегка перевалило за сорок четыре тысячи, а народу в них теперь числилось уже больше двух миллионов. То есть больше двух миллионов крестьянских хозяйств — то есть за один «голодный год» околхозилось уже почти сорок процентов сельского населения. А еще около миллиона таких хозяйств переместилось за Урал, где они почти целиком стали уже частью хозяйств государственных.
И в процессе такой «реорганизации деревни» Иосиф Виссарионович проделал еще две вещи, первая из которых и натолкнула Елю на мысль поручить ему заняться и народным образованием: из семей переселяемых на новые места крестьян он методами чисто агитационными изъял почти четыреста тысяч подростков, которых направил в создаваемые (поблизости от мест, куда сами семьи переселялись) школы-интернаты, где предполагалось эту молодежь обучить нужным (причем большей частью все же не в деревне) профессиям. То есть профессиональное обучение предполагалось на следующем этапе, а поначалу там парней (и в не особо большом количестве девчат) учили «грамоте», то есть давали им в очень сжатом виде программу четырех классов существующих реальных училищ. А с учителями для выполнения этой части общей программы было весьма неплохо, под патронажем Наталии в специально организованных «двухлетних школах учителей» было подготовлено уже сто двадцать тысяч человек, вполне годных для работы в начальной школе. И в организованных интернатах работать начали уже сорок тысяч из них — но с работой для остальных получилось как-то некузяво. Пока так получилось, но Еля была убеждена, что Сталин и с этой проблемой справится.
Потому что он справился еще с одной проблемой, то есть не полностью справился, но в отношении «перемещенных лиц» он эту очень серьезную проблему решил практически полностью. Очень-очень серьезную проблему, и даже, можно сказать, две проблемы одновременно…
То есть, если не вдаваться в детали, проблема была одна: в России (как, впрочем, почти во всей Европе и в Америке, да вообще по всей Земле) свирепствовали сифилис и гонорея. Но в «прочие страны» всем было вообще плевать, однако в России… в Нижнем Поволжье в некоторых деревнях сифилисом были поражены поголовно все жители, а в Малороссии таких деревень было уже много, и вообще в каждом селе хоть одна семья «носителей», да имелась, а чаще и не одна… И Мария одним из первых своих дел «в новом мире» занялась изготовлением нужных для диагностики этих зараз тестов. Простых: медицина уже несколько столетий назад (или «вперед», это с какой стороны посмотреть) эту проблему уже решила, и Маша лишь повторила давно известные ей вещи. А затем и занялась искоренением самой проблемы — уже в условиях «нынешней современности». То есть чем лечить заразу, у Маши уже было, и лекарств производилось достаточно — а Иосиф Виссарионович просто воспользовался уже имеющимися возможностями и всех селян (как перемещаемых в новые места, так и остающихся в «освобождаемых от балласта» деревнях
проверил и всех выявленных больных подверг лечению. Маша при этом собрала дополнительную статистику и выяснила, что среди русских мужиков синтомицин отправляет в сторону страны вечной охоты примерно одного пациента на двадцать тысяч (пришлось его применять, так как тетрациклина на всех просто пока еще не хватало), и она сочла, что «это приемлемо, но все же стоит и другими антибиотиками всерьез уже заняться». Но и уже полученный результат оказался исключительно позитивным…Если не считать того, что как раз «заняться другими антибиотиками» у Марии Федоровны (и у Кати, и у Евдокима) возможностей пока не было. Потому что не было средств на строительство фармацевтических заводов, не было людей, которые могли бы на таких заводах работать. Не было заводов, на которых можно было изготовить требуемое оборудование… вообще ничего не было. Было лишь желание все это хоть как-то осуществить, и небольшая группа людей, готовых Марии Федоровне в работе помогать — но для решения стоящих перед страной задач этого было крайне недостаточно. И прежде всего было недостаточно просто грамотных людей, способных (и желающих) все это выстроить и запустить в работу…
Ставить перед Сталиным новую задачу отправили Лену, то есть она сама вызвалась. И разговор у нее получился… немного странным:
— Я не совсем понимаю, почему мужики отказываются от обучения своих детей…
— Я уже выяснила: почему-то большая часть мужиков искренне убеждена в том, что школы в деревнях будут использованы как дополнительные органы наблюдения за ними, и учреждаются они именно для того, чтобы через несмышленых детишек выяснять, кто сколько продуктов на зиму запас. Ну, чтобы потом эти продукты у них отобрать.
— Глупость какая!
— Да, глупость, и мы даже выяснили, кто и даже зачем среди мужиков эти слухи распространяет. Но факт имеет место быть, и вашей задачей будет прежде всего опровержение таких глупостей. Вы людей убеждать умеете, так убедите их в том, что правительство старается сделать их жизнь лучше, а не хуже!
— Я постараюсь… я постараюсь убедить мужиков в том, что их детям учиться будет полезно, а вот насчет правительства… четно говоря, я вообще не понимаю, чем правительство занимается. То есть я вижу, что людей от голода спасает, с болезнями борется… но кроме этого я не замечаю, чтобы вы старались сделать народу лучше. Даже эсэры — и те декларировали право рабочих на восьмичасовой рабочий день, во многих странах это уже законом закреплено, а в России все еще на многих заводах рабочие трудятся по десять часов. И вы это называете заботой о рабочем классе? Вы вообще все партии, особенно социалистические, запретили, отняли у рабочих возможность организованно и легально бороться за свои права!
— Так, понятно… лозунги Маркса-Энгельса не дают вам возможности собственной головой подумать. А между прочим, правительство занимается построением социализма в России.
— Социализма? Вы издеваетесь? В том, что вы делаете, вообще социализмом и не пахнет!
— Ну да, тяжкое наследие марксизма-энгельсизма, промытые мозги, приколоченные к полу деревянные игрушки… Я виду, что вы вообще не понимаете, что такое социализм.
— Нет уж, что такое социализм, я понимаю прекрасно, а вот вы, похоже, этого понять не в состоянии.
— Ну что же, давайте обсудим. И начнем с лозунгов. Насколько я помню, коммунизм для вас — это когда «от каждого по способностям, каждому по потребностям», так?
— Ну… да, так.
— Бредовость этого тезиса я сейчас даже обсуждать не хочу, если будет желание, разберем его позже, когда все дела сделаем. А теперь перейдем к социализму. Какой у социализма основной лозунг?
— От каждого по способностям, каждому по труду.
— Вот именно. Но как этот труд оценивать? Берем двух землекопов, один роет яму лопатой и в день выкапывает, возьмем расценки на такие работы в Поволжье, две сажени земли. И получает он за это рубль.
— Этого мало за столь тяжелую работу…
— Вы не правы, но пока эту сторону вопроса отложим. Второй землекоп яму копает экскаватором и за час выкапывает уже пятьдесят саженей. Ему что, нужно платить уже двадцать пять рублей?
— Нет конечно, ведь…
— «Нет» — этого достаточно. Достаточно для того, чтобы понять: труд измеряется не в саженях выкопанной земли, а все же в деньгах. То есть деньги — это единица измерения труда, не точная единица, но единственно приемлемая. Ну так вот, получив деньги за труд, человек именно по труду должен иметь возможность и какие-то блага, за этот его труд положенные, приобрести. То есть что-то купить. Но чтобы получить ровно столько благ, сколько стоит его труд, он все блага должен получать по себестоимости. То есть по стоимости труда прочих челнов общества, для изготовления этих благ потраченного. Это, между прочим, еще товарищ Рикардо провозгласил. Ну так вот, предоставление всех, любых благ членам общества по себестоимости и является основным… вообще единственным признаком социализма.