Поворот

— И что от меня требуется?

— Я узнать хотел, вы с таким согласны? Выгода для нас в упрощении торговли, а возможные недостатки пока я вижу лишь в том, что у Монголии золотой запас практически отсутствует… Даже если мы с Монголией только товарами обмениваться будем… боюсь, что наших товаров к ним пойдет больше чем их к нам, и мы золотом недостачу взять не сможем…

— Мы у них будем покупать куда как больше, чем им своих товаров продавать. Не сразу, но довольно скоро, так что опасаться вам точно не стоит. А вот насчет золотого обеспечения монгольского тугрика…

— Монгольского чего?

— Тугрика, думаю, что Богдо-хан против такого названия возражать не станет. По-монгольски это значит «кругляш», там и у китайцев, и у японцев деньги тем же манером именуются, просто у каждой страны на своем языке. Так вот, я думаю, что в договоре с Богдо-ханом нужно будет особо указать, что золотое покрытие монгольской валюты мы тоже на себя берем — ну, пока мы эмиссию денег проводим. Мне кажется, что пользы от такого статуса будет очень много.

— Интересно, в чем тут польза-то?

— Пока деньги для Монголии будет печатать и чеканить Россия, вреда от этого уж точно не будет: ведь получается, что мы просто увеличиваем, хотя и не совсем напрямую, область, где рубль будет являться законным платежным средством. А если кто-то еще от этого пользу увидит… вы не помните, какой у нас уже золотой запас имеется? Мне примерно, в тоннах.

— Примерно три тысячи двести тонн, столько на первое января было.

— Маловато конечно, но уже потихоньку работать можно. Значит, давайте так решим: с монголами мы этот вопрос закрываем на уже, как я понимаю, согласованных условиях и с добавлением положения о золотом покрытии. А когда с этим вопросом покончите, поговорите о чем-то похожем с господином Тодоровым. У него с деньгами сейчас как-то очень грустно, в Болгарии бумага дороже получается, чем напечатанные на ней деньги. А если мы болгарам поможем стабилизировать финансы…

— Можно подумать, что нам деньги девать некуда. Хотя… Вы не могли бы мне поподробнее рассказать о чем, по вашему мнению, мне нужно будет с господином Тодоровым переговорить? Что именно ему предложить и о чем в переговорах сих даже не думать, чтобы случайно не ляпнуть пришедшую мне на ум глупость?

— Давайте после обеда… не моего, а мы потом спокойно сядем и все обсудим. Договорились?

— Да, госпожа Лаврова, безусловно. Я вас, с вашего позволения, в гостиной подожду…

Глава 2

Когда Линн говорил, что в наступившем году заработают два станкостроительных завода, он имел в виду заводы во-первых новые, а во-вторых, крупные, по сути дела «индустриальные гиганты». А небольшие станкостроительные заводы уже работали. Например, выведенный из Москвы в Бронницы завод братьев Бромлей — то есть не весь завод, конечно, а только станочное производство. Причем «вывел» это производство именно Линн: около десяти процентов акций «Товарищества» было обращено в собственность государства во время раскулачивания «военных спекулянтов», а так как прибыльность заводов сильно упала, а производство станков (довольно паршивых, к слову) вообще стало убыточным, то Бромлеи, бывшие крупнейшими совладельцами предприятия, согласились передать новому (и уде совершенно «казенному») заводу часть используемых там станков. Не все станки, все же именно это производство и нужды самого завода обеспечивало — но с десяток довольно редких станков из Москвы было вывезено, а к ним и новую паровую машину на заводе изготовили — и в Бронницах началось уже «независимое» станочное производство. Вот только станки (токарные) там начали делать совершенно иные, за образец взяли универсальный токарный станок бельгийского производства — производства бельгийской компании, разорившейся и ликвидированной во время войны, так что споров «по лицензиям» вообще не возникло. Да и если бы возникло: от «оригинала» взяли только «ходовую часть», а станок делался уже с электрическим приводом, так что «бельгийского» в станке оставалось не более трети.

И завод в Бронницах заработал уже в конце ноября двадцать первого года, но был он действительно небольшим: из Москвы в городок сманили полсотни «старых» рабочих, еще около сотни набрали новых, и все эти люди могли за год изготовить хорошо если пару сотен станков — хотя и довольно «современных». Однако и пара сотен станков — это немало, и теперь все эти новенькие станки отправлялись в Сызрань. Почти все, несколько станков уехало в Можайск, где строился действительно большой станкостроительных завод.

Вообще-то политика обустройства новых предприятий в небольших городках и даже в поселках объяснялась просто: там было удобнее и дешевле создавать нужную людям инфраструктуру. Проще строить водопровод и канализацию, не было проблем с выбором места для строительства жилья и прочих необходимых городам заведений. И существенно проще (и дешевле) обеспечивать в них новые заводы энергией. Причем речь даже не столько об электричестве шла, сколько о тепле, ведь зимой в России иногда случаются холода и даже морозы — а люди в холод почему-то замерзают.

Впрочем, «забота о тепле» — причем о тепле «централизованном» — одновременно и проблемы с электричеством неплохо так решала. То есть не сама по себе «забота», а то, как к вопросу подходили озадаченные решением этой проблемы инженеры и техники — а они «подходили» так, как рекомендовал Линн Линд. Очень просто подходили: в России довольно неплохо умели строить паровые котлы — и в Подольске на площадке, подготовленной еще во время войны для строительства завода кабельного, был запущен завод по изготовлению именно паровых котлов, а конкретно — котлов конструкции инженера Шухова. Небольших, но очень эффективных, и каждый котел обеспечивал паром например одну паровую турбину, способную вращать генератор мощностью в тысячу двести киловатт. Вот только общий КПД такой установки составлял хорошо если тридцать процентов (Линн говорил, что двадцать семь), а все остальные «проценты» приходились на «тепловые потери». Однако если эти «потери» вовремя подобрать…

Так что для отопления домов и заводов каждая такая установка отправляла около четырех мегаватт именно тепловой энергии, а этого было достаточно, чтобы зимой в небольшом городе было тепло всем его жителям. Причем тепло благодаря «местным энергоносителям»: котлы Шухова прекрасно работали на дровах, на буром угле и на появляющихся во все возрастающих объемах «торфо-угольных брикетах». Кстати, оборудование для изготовления таких брикетов придумал и изготавливал на своем заводе Михаил Антонович Токарский…

А электрические генераторы для таких небольших ТЭЦ делались на новом заводе, выстроенном — в рамках той же политики «индустриализации в небольших городах» — в Вязниках. Все же рабочих в стране сильно не хватало, поэтому руководство старалось максимально эффективно использовать «уже имеющиеся трудовые ресурсы» — а рабочие-ткачи все же со станками как-то работать умели и их переобучение было делом не сильно сложным. А так как «в голодное время» получилось очень много чего в этих небольших городах выстроить, то и укомплектовать новые завода «кадрами» было просто: ради хорошего жилья и прочих «социальных благ» рабочие с радостью меняли место работы.

Заодно эта «политика» позволяла сильно разгрузить города уже большие — где все же с жильем и прочими «удобствами» дела обстояли, мягко говоря, отвратительно. Уже зимой двадцать второго года очень много пролетариев перебиралось из Москвы, Петербурга, Харькова и других переполненных городов в новые места — и пресловутый «квартирный вопрос» быстро терял остроту. Ну, хотя бы немножко, но терял…

Еще «индустриализации» сильно стал помогать запущенный еще в конце двадцатого года небольшой завод в Славянске. Который производил довольно необычную продукцию: «земляные мельницы». В этих «мельницах» мололась пустая порода, оставшаяся после добычи угля в шахтах, а затем из нее методом флотации вытаскивался оставшийся в ней уголь. А так как угля в этой «пустой» породе оставалось до сорока процентов (благодаря чету терриконы «дымились» долгими годами, отравляя воздух вокруг себя на десятки километров), то получалось угольной пыли выбирать из этой породы довольно много. Вообще-то такая пыль раньше считалась абсолютно бесполезным отходом — но если ее добавить в угольные брикеты, то польза уже возникала. А вот объемы этой пользы… На первых же заработавших установках получалось на тонну кондиционного угля, отправляемого с шахты потребителям, произвести от полутора до двух центнеров угольной пыли. То есть теоретически можно было «бесплатно» увеличить добычу топлива на двадцать процентов — но, к сожалению, все было не так просто. Уголь-то обычный перевезти труда не составляло: грузи его в вагон и вези куда надо, а с пылью так поступить не получалось. Чтобы ее перевозить, в Луганске на паровозном заводе начали делать специальные вагоны — но таких вагонов было пока еще очень мало…