Поворот
Шрифт:
— Ты, мне кажется, все же слегка так врешь. Ну не может человек не хотеть жить лучше!
— Может. Причем исключительно из-за лени: чтобы жить лучше, нужно же работать, и работать тяжело. Я тебе простой пример приведу: в Нечерноземье мужики зимой на заработки в города отправляются, и там вкалывают от зари до зари, спин не разгибая. А в Черноземье мужики в города побираться едут. И сейчас уже поехали потихоньку, а если бы закон о запрете нищенства мы не приняли и не заставили бы полицию за его соблюдением строго следить, то на Юге к нас бы уже все города были переполнены ленивыми голодранцами. Ты хоть в курсе, сколько по городам уже детишек, которых эти, извини за нецензурщину, отцы семейств отправили побираться, полиция отловила и в центры переселения отправила?
— Даже примерно не представляю.
— По Новороссии, согласно рапортам
— Так… а что ты с этими детьми делаешь?
— Что-что… кормлю и пою, одеваю-обуваю, в школы-интернаты отправляю. А потом по процедуре: выясняем, из какой семьи ребенка побираться послали, в соответствии с законом семью эту в ссылку на пять лет отправляем…
— Так ведь взбунтуются мужики-то!
— Кто? Соседи? Они только рады, когда в селе кого-то забирают, ведь освободившуюся земличку они промеж себя поделить уже готовы.
— Так ведь земля-то ссыльных, если я не путаю, в казну отходит?
— Нам пока смысла нет эту землю реально забирать: участки мелкие, работать на них просто некому… вот как накопится в селе достаточная площадь, тогда передел и устроим, но это в любом случае будет нескоро. А так оно и для государства спокойнее, и мужики, возможно, немного посытнее жить будут.
— Ну-ну…
— Лично меня лишь одно волнует: нужно, чтобы дети не умирали и, по возможности, хоть какое-то образование получали. Но насчет образования — это уже, скорее, твоя забота.
— Ну да… только как заставить мужика детей в школу-то отправлять?
— Ты — точно их заставить не сможешь. А вот агитаторы твои…
Агитаторов Еля учила в специально выстроенном поселке неподалеку от станции Ростокино Окружной дороги. То есть поселок исключительно для подготовки «нужных кадров» и строился: в нем было шесть специализированных школ, два десятка домов-общежитий, в которых будущие агитаторы и жили, а так же несколько зданий иного назначения. Ну а так как Ха-Юн историю в последние пару лет перед переносом матриц учила весьма усердно и информацию тщательно обдумывала, то и программу обучения Еля составила весьма качественную. В первую очередь позаботившись о том, чтобы «не повторить главную ошибку большевиков».
Большевики, озаботившись коллективизацией, послали в деревню, как гласили официальные документы, двадцать пять тысяч рабочих для того, чтобы «революционный класс» пролетариев объяснил «дремучему крестьянству», как правильно хозяйствовать на селе. Вот только настоящие рабочие (то есть умеющие что-то делать руками) в деревню не поехали, «руководить колхозами» отправились большей частью городские люмпены, на заводах периодически подрабатывающие на поденных работах и знающих основную заповедь товарища Ленина «отнять и поделить». Но гораздо хуже было то, что о работе в деревне они вообще ничего не знали, так что в основном их деятельность свелась к «раскулачивания» — а в кулаки они записывали всех, кто как-то умудрялся не погрязнуть в беспросветной нищете. А вот настоящие кулаки как-то в большинстве своем проскользнули у этих «гегемонов» между пальцами и впоследствии сумели много гадостей в стране натворить. Впрочем, и сами «гегемоны» гадостей натворили не меньше, оставив страну буквально без хлеба благодаря своей неуемной (и абсолютно неумелой) деятельности.
Поэтому в школах Еля обучала детей из деревень, взяв парней в возрасте лет так от четырнадцати и старше — и им в первую очередь давали знания именно по части сельского хозяйства (для чего привлекались преподаватели и студенты сельхозакадемии). А во вторую очередь Еля им рассказывала о «прелестях механизации сельского хозяйства» и очень подробно объясняла, почему крестьянин-единоличник никогда таких прелестей вкусить не сможет. На примерах объясняла, каждое лето учеников вывоза в государственные хозяйства, где они постигали в том числе и великое искусство управления передовой сельхозтехникой и способам ее быстрого ремонта при поломках. А вот вопросы идеологии в школах как-то опускались — и Еля обсуждала эти самые идеологические вопросы как раз «в зданиях иного назначения» С совершенно другими людьми.
Которых она специально собрала буквально со всей страны, а кое-кто вообще из-за границы приехал. И с ними идеологические вопросы именно обсуждались, правда периодически эти обсуждения прерывались охранниками, которых сюда направил генерал Татищев. Но
несмотря на некоторые разногласия, чаще всего у нее удавалось найти общий язык с оппонентами и даже приходить ко взаимоприемлемым решениям.А когда вопрос о запуске программы борьбы с голодом был решен, Еля приехала в поселок, собрала слушателей и задала один-единственный вопрос:
— Итак, господа товарищи, у нас начинается вероятно сильнейшая засуха на последнюю сотню лет, грядет жуткий неурожай. По предварительным подсчетам, если не предпринять экстраординарных мер, то под угрозой голода окажется порядка пятидесяти миллионов человек, ну, плюс-минус миллионов десять, и лично я опасаюсь, что получится именно плюс. Способы предотвращения голода мы разработали, и даже создали необходимые запасы продовольствия — но у нас есть серьезные опасения того, что изрядная часть дремучего невежественного крестьянства по дурости своей нашу работу постарается сорвать. Как я уже говорила, у нас нет понимания того, как объяснить этим идиотам, что руководство страны все же старается им помочь — а вот вы… по крайней мере некоторые из вас, это понимают и могут нужную России работу исполнить. И вопрос лишь в том, готов ли кто-то из вас, несмотря на определенные идеологические разногласия, все же отбросить личные амбиции и потрудиться для спасения миллионов простых людей? Да, невежественных и глупых, но если получится сохранить им жизнь, то их хотя бы чисто теоретически можно будет потом обучить и ума хоть немного вложить…
— То есть вы хотите, чтобы мы выполняли за вас какую-то грязную работу?
— Я уже неоднократно объясняла вам, почему ваша идеология неверна. Но насчет идеологии мы и позже поспорить можем, а сейчас просто нужно спасать людей. Кто готов за это взяться? Я заранее предупреждаю, что даже если вы работу сделаете на отлично, все равно ни малейших послаблений вам это не принесет, но по крайней мере у вас останется моральное удовлетворение от того, что вы людям, очень многим людям жизнь спасли. И идеологические споры мы продолжим… в том же режиме и в том же составе. После того, как люди будут спасены. Ну, кто готов? Отлично, тогда ответственным за агитационную работу я вас, Иосиф Виссарионович, и назначаю. Если помощь какая-то от меня потребуется… но помните: обмануть людей Дмитрия Николаевича вам не удастся.
— Я и не собираюсь его обманывать… пока работа эта на будет сделана.
— Ну, тогда пошли работать. Я сейчас вас познакомлю с некоторыми вашими будущими сотрудниками… примерно с четырьмя тысячами сотрудников, а уж остальное — с этим теперь вам разбираться придется. И разбираться очень быстро…
Глава 5
К началу двадцать первого года в России было почти восемнадцать тысяч «Товариществ по обработке земли». Вообще-то такие товарищества стали появляться еще в начале десятых годов, а к семнадцатом их насчитывалось уже почти шестнадцать тысяч — но с окончанием войны, когда много солдат вернулось с фронта, количество товариществ стало довольно быстро сокращаться и в девятнадцатом их стало уже меньше двенадцати тысяч. Зато когда весной двадцатого таким товариществам казенные МТС за долю малую в урожае стали выделять трактора… то есть когда казенные трактора с казенными трактористами стали пахать поля таких товариществ, их число снова стало расти. А так как быстро росло и количество тракторов, то техники получалось выделять мужикам заметно больше, качество вспашки выросло, к тому же тракторами теперь и личные огороды распахивались — и народ сообразил, что это в общем-то выгодно. Причем выгодно не только из-за того, что можно было сугубо личных лошадок не тиранить в поле, но и потому, что урожаи на вспаханных тракторами полях оказались заметно побольше. И именно ТОЗы дали казне примерно полтора миллиона тонн зерна, аккуратно сложенного в зернохранилица.
Наталии эти ТОЗы нравились еще и потому, что почти все они организовывались в Нечерноземье, то есть в областях, где засухи в двадцать первом вообще не ожидалось — а потому они могли и всей стране существенно помочь в «голодную годину». Ну а за прошедший год тракторов стало еще больше — и почти все они были как раз в Нечерноземье и отправлены, все же смысла пахать там, где урожая гарантированно не ожидается, никто не видел. В отдельных, и очень «специальных» государственных хозяйствах все же сколько-то земли в Поволжье и Оренбуржье распахали, однако всерьез никто на урожаи с них и не рассчитывал, там ученые из сельхозакадемии просто «опыты ставили».