Пояс Ипполиты
Шрифт:
До Фанагории Мелете не пришлось добраться. Только успела она выгрузить из лодки белого коня, как ей навстречу сотня меотов. Упали на колени, уткнули лица в землю, вопят:
– Великая богиня, грабят!
– Кто грабит?
– Мошенник Перисад и боспорцы! Всю рыбу забрали, сейчас зерно грузят!
– На коней, славные меоты!
– Мелета накинула на плечи белый пеплос, выхватила меч и помчалась в Кепы, где грабил людей Перисад. На пути к пристани зарубила трех боспорцев, остальные, увидев белоснежный плащ богини, разбежались, оставив Перисада одного. Мелета не поехала к триере, через посыльного велела Перисаду
Об этом случае в тот же день разнесся слух по всем пристаням и гаваням, и Перисад. понял, что ему налогов синды не дадут. А Мелету уже звали в Тирамбо, к рыбакам - там тоже шарили агенты Перисада. И около недели то тут, то там развевался белый плащ богини - синды, меоты, аксамиты под ее защитой ощетинились копьями против новых захватчиков.
Долго тешить свою скорбь не пришлось и Агаэту. То из одного конца Синдики, то из другого прибегали гонцы и просили защиты у царя. И он с малыми отрядами метался по стране, где помогал, ще получал по шее - вот, мол, богиня Тиргатао вездесуща, а царь Агаэт сидит во дворце. Даже Борака с ним не было, ему Перисад пообещал высокий сан полемарха Боспора. Но ходили слухи, что Аргос изгнал его с Совета и звание главы войска не утвердил. И Борак вернулся в Фанагорию. Но коноводом царя не стал, объявив себя вольным скифом, служителем Перисада. Он все еще надеялся стать главным при царе Боспора. Хотя и дворец в Фанагоре принадлежал теперь Агаэту, он боялся туда заходить. Там было неуютно и холодно.
По ночам начались заморозки, а днем шли дожди. Закутавшись в плащ, Агаэт устало шагал к дворцу.
– Ты бывал во дворце Гекатея?
– спросил он у Борака.
– Теперь он твой. Холодная каменная лачуга. Крепость, одним словом.
Больше говорить не хотелось. Перисад так измучил своим налоговым походом, что Агаэту было не мило все на свете.
Во дворце неуютно и сыро. Они походили по пустым комнатам - никто их не встретил. Борак сказал:
– Я схожу на конюшню. Около лошадей тепло, и этот скряга, конюший склот, скорее всего, там. Скажу, что ты приехал.
Агаэт вошел в главный проем и удивился - в середине стоял огромный медный таз, в нем сияли голубыми огоньками древесные угли, а вокруг таза сидели и грелись нахохленные женщины. Несмотря на то, что они закутались в какое-то старое тряпье, Агаэт понял, что это молодые женщины, причем красивые. Он подошел к ним, женщины оживились, но не разбежались, продолжая сидеть и греть руки над тазом.
– Я желаю вам здоровья, прекрасные женщины,- мягко произнес Агаэт.
– И мы тебя приветствуем - сказала смуглая, видимо, старшая среди сидящих.
– Садись с нами, погрейся,- предложила другая, светловолосая, и подвинулась. Агаэт сел, протянул руки над углями. Женщины зашевелились, незаметно стали сбрасывать с плеч старые халаты, чапаны и другое тряпье.
– Ты, юноша, скиф?
– спросила третья, с каким-то странным инструментом на коленях.
– Да, я из-под Танаиса.
– О, это далеко!
– Да, не очень близко.
– Торговые дела? Танаисцы - все торговцы.
– Да. И торговля тоже. А кто вы?
– Мы танцовщицы,- сказала одна,
как видно, самая боевая.– И охранницы царя Гекатея,- добавила другая.
– А заодно и грелки.
– Грелки? Как это?
– удивился Агаэт.
– Мы грели поочередно царю постель. Но теперь сами замерзаем.
– Это осенью и зимой. А летом ведь тепло...
– Царь Гекатей боялся змей и пауков. Он синд, а синды спят на полу. Но говорят, Гекатей умер и теперь у нас новый царь.
– Вы его видели?
– Нам на царей не везет,- сказала смуглянка.- Новый прямо из Боспора кинулся выколачивать налоги.
– Он у нас ненадолго,- сказала одна, судя по произношению, эллинка.
– Почему?
– Поговаривают, что снова будет бунт. Царь, который начинает с поборов, не царь.
– Я согласен с тобой, красивая. Я бы на месте царя начал с того, что заставил тебя согреть постель.
– Мы думаем, что он стар. И томимся от безделья. И без ласки.
– Но разве тут мало молодых слуг?
– Попробуй только. Тут за старшего конюший склот. Он оторвет голову.
– Мне жаль вас, бедных. А как зовут нового царя?
– Какой-то Агаэт. А ты надолго в Фанагору?
– опять спросила светловолосая.- И где ты будешь ночевать? Я бы погрела тебе постель.
– Замолчи, бесстыдница!
– крикнула смуглянка.- Вот-вот приедет царь.
– Так где же?
– Я думаю, что лягу на втором этаже,- ответил, улыбаясь, гость.
– Ты в своем уме?! Там постель царя.
– Я и есть царь. Меня зовут Агаэт...
Девушки вскочили, начали скидывать с себя тряпье.
– Зачем вы это делаете?!
– крикнул Агаэт.
– Будем танцевать,- ответила смуглая.
– Но вы замерзнете!
– Перед таким молодым и красивым царем мы согласны танцевать и на морозе, на снегу. Тикса, играй!
– Но вы окоченеете! Вы почти не одеты.
– В пляске согреемся,- Тикса ударила по струнам, и танец начался.
Никто, кроме Агаэта, не заметил, как появилась еще одна женщина. Она стремительно прошла от дверей к середине, белый плащ за ее плечами стлался по воздуху, перья на ее шлеме развевались. Лицо было закрыто металлической сеткой, свисавшей со шлема.
– Это что еще за пляска?!
– строго спросила женщина.- Уходите сейчас же!
– Они танцовщицы, дорогая,- сказал он.- Пляшут перед царем.
– Они дармоедки! Их царь тоже. Всем идти в Гермонассу и затопить печи во дворце Тиры.
– А кто же будет танцевать царю?
– спросила смуглянка.
– Я сама спляшу ему.
– Но мы охранницы.
– У царя уже есть охранник. Глупый, как пробка от кувшина. Ищет во дворце печи, хотя все знают, что тут печей нет.
– Но кто же согреет царю постель?
– упорствовала эллинка.
– До ночи далеко. Успеете. Ну, что вы стоите?
Танцовщицы выпорхнули из зала.
– У тебя хоть есть куда присесть? Тоже мне - царь.
Агазт принес из узла деревянную скамью. Тиргатао уселась на нее, закинув ногу на ногу, расстегнула пряжку, бросила плащ на спинку стула.
– Слушаю тебя, богиня,- сказал царь.
– Флот Сотира и Левкона в Феодосии. У них много воинов. И в первую очередь Спартокиды навалятся на тебя. У тебя ни одной лодки и скифов кучка. А самый умный из них - Борак-дурак. О чем ты думаешь? Надеешься на пляшущих девок?