Пожиратели призраков
Шрифт:
– ЖАР! – вопит Амара, дважды взмахивая руками. Весь бар подпевает тексту песни. – Когда ты целуешься! Жар, если выживешь, то научишься!
Джеймс ставит стакан с водой на стойку.
– Дай знать, когда захочешь…
увидеть призраков
– …перейди на что-нибудь покрепче. Я налью.
– САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ ГОРЕТЬ!
Амару подбадривают взрывом пьяных аплодисментов. Она делает реверанс, почти теряя равновесие и пытаясь отдышаться в столь волнующий момент.
–
Толпа смеется. Здесь так много людей. Я не могу разглядеть лица в темноте. Дышать почти нечем – только дымом. От сигарет поднимаются серые завитки, и на секунду кажется, что изо рта у каждого вырываются тонкие струйки эктоплазмы. Хватит, Эрин.
– У вас всегда будет место в большом городе, так что приезжайте. Буду держать для вас диван, – Амара собирается плакать? Она вытирает что-то из уголка глаз мизинцем. – Ну все. Без этого. Не буду плакать…
Из теней вылезает мужская рука и протягивает Амаре коктейль.
– Спасибо, – говорит она и делает глоток. – Я люблю вас. Всех вас. Обещаю приехать на праздники.
Вот он – мой шанс увести ее. Надо спросить, видела ли она их. Я хочу выяснить, схожу ли с ума. А может, если мне хватит сил, смогу сказать: Пожалуйста, не бросай меня.
Я не смогу одна, Амара.
Мне нужна твоя помощь.
Нужна ты…
– Та-а-ак… – Амара прикусывает нижнюю губу, кокетливо улыбаясь. – Еще одна песня, и клянусь – клянусь – я отдам микрофон.
Ну конечно, Амара не покинет свет софитов.
Начинает играть “Unchained Melody” Righteous Brothers. Любимая песня Амары. Если где-то есть караоке, она поет там эту песню. Каждый. Хренов. Раз. Амара закрывает глаза и обхватывает микрофон обеими руками, немного покачиваясь, прежде чем торжественно склонить голову.
– Любовь моя, дорогая… – она совсем не попадает в ноты. И выглядит слишком серьезной. – Я изголодался по… твоим прикосновениям.
– Давно, – присоединяется толпа пьяным хором. – О-о-очень давно…
– Эрин? – это Сайлас. Клянусь, я слышу его голос у себя за спиной.
Я оборачиваюсь, пытаясь его найти…
…и вижу, как Джеймс протягивает мне рюмку одной рукой, а второй держит свою.
– Не бросай меня. Давай выпьем за друга. За Сайласа.
На этот раз я не колеблюсь. Я опрокидываю коричневую жидкость. Мне нужно выжечь свою землю. Уничтожить все. Что бы это ни было, на вкус ужасно. Как сироп от кашля с напалмом.
– Вот и молодец. Налить еще?
– Да. Давай. Почему бы и нет.
– Вот это я понимаю, – он наливает еще одну порцию, не обращая внимания на других людей в баре. Несколько девушек наклоняются к его рабочему месту и машут руками, но для Джеймса они не существуют. Как ему удается так не зацикливаться?
– Ты все еще живешь на Грейс?
– Да. Все еще, – «пока не сдохла», – напоминаю я себе.
– Приглашай как-нибудь, –
он со мной флиртует? Я слабо улыбаюсь и жестом прошу налить еще.Джеймс наливает мне из бутылки без этикетки.
– Что это?
– Лучшее из личных настоек!
– Одинокие реки стекаются в море, в море… – Амара жутко уродует песню, но толпа все принимает, качаясь в унисон. – Жди меня, жди меня, я скоро вернусь домой…
– Неудивительно, что Амара уезжает, – говорит Джеймс. – Наверное, ей так тяжело.
– В каком смысле?
– Ну, сама знаешь… нелегко, что он умер… я понимаю, почему она хочет уехать.
Конечно же Амаре тяжело. Нам всем тяжело. Сайлас был нашим другом. Но в его словах есть какой-то намек, который я не понимаю.
– Она переезжает из-за Сайласа?
Джеймс явно весь сжался.
– Ну да. Они же были… – его голос затихает.
– Они были что?
Он дергается. Понимает, что зашел слишком далеко.
– Они были что?
Я хочу надавить, но женщина рядом со мной нарушает мое личное пространство. Я не могу так просто спустить Джеймса с крючка, поэтому пихаюсь плечом, надеясь, что женщина поймет тонкий намек и свалит.
– Слушай, я… не знаю, любишь ли ты такое, – продолжает Джеймс, пытаясь сменить тему. – Я достал кое-что тяжеленькое, если хочешь…
увидеть призраков
– …накуриться. Пойдем в подсобку?
Та же женщина снова пихает меня. На этот раз сильнее. Напористее. Ей будто хочется скорее потереться о меня, чем привлечь внимание Джеймса.
Я уже собираюсь крикнуть ей что-то, когда краем глаза замечаю ее голые плечи. Что бы на ней ни было, оно порвано. Прямо в клочья.
Сначала мне кажется, что на ее руках сидят гусеницы – но нет, это шрамы.
Я поворачиваюсь к ней.
На меня смотрит темнокожая женщина, не мигая. Она видит меня. Я узнаю это отчаянное выражение лица, нужду в глазах. Ей нужен контакт.
Она и не пыталась привлечь внимание Джеймса.
Она хотела привлечь мое.
– Я… мне пора, – я делаю шаг назад. Я так устала. Я больше так не могу. Не могу бежать. Куда бы ни пошла, там есть они. В каждом доме. В каждом здании.
Куда мне теперь идти? Осталось хоть что-то?
Лицо женщины светлеет, она рада, что ее хоть кто-то заметил. Она двигается только тогда, когда это делаю я, будто мы танцуем. Делает шаг вперед всякий раз, когда я делаю шаг назад. Я не должна видеть ее – а она не должна видеть меня.
Я не смотрю, куда иду, расталкивая людей позади себя. Врезаюсь в какого-то парня на танцполе, его коктейль проливается мне на плечо.
– Осторожно! – кричит он, поднимая мокрые руки в воздух.
Женщина стоит в центре танцпола и смотрит с такой тоской, пока остальные смотрят на импровизированную сцену, погруженные в песню:
– Мне нужна твоя любовь.
Как долго она сидит в этом отремонтированном подвале довоенного особняка? Сколько бродит по бару, пока никто не замечает ее присутствия?