Позывной Леон

Он на секунду остановил на мне взгляд, будто впитывая мою испуганную, измученную гримасу, и закончил, почти шёпотом:

— Но не волнуйся, ты останешься жить. Считай это моим… прощальным подарком.

После этого Галуш медленно поднял что-то вроде грубо кованой пилы с зазубренным лезвием. Покрутил её в руках, рассматривая, словно оценивал остроту, и неожиданно вспорол мне левое плечо чуть ниже сустава. Раскалённая боль вспыхнула с такой силой, что я хотел заорать, но мой голос надломился. Глядя мне в глаза своим безумным, одержимым взглядом, он принялся пилить меня живьём, и каждый вздох отдавался в мозгу бьющим набатом.

Я кричал, захлёбываясь, потом терял сознание, и Галуш безжалостно будил меня каким-то зельем. Очередной всплеск боли: то снова плечо, то уже грудь… Вынырив из очередной отключки, я видел, как он с отвращением и одновременно торжеством бросает что-то в зловонную яму рядом с каталкой. И тогда понимал: это была моя рука. Меня спасали от смерти лишь для того, чтобы продолжить пытку.

Когда же он «закончил» с рукой, пришла очередь ног. Я то погружался в небытие, то вновь возвращался к кошмару при помощи новых порций магического стимулятора. То ли это длилось бесконечные часы, то ли секунды — мозг отказывался понимать.

В какой-то момент я очнулся, чувствуя себя брошенным на холодный каменный пол, ни на что не способным. Спина опиралась на стену, и я увидел, что ног у меня больше нет, а левая рука тоже отсутствует: из меня сделали изувеченный обрубок, но при этом я остался жив. И почему-то сознание всё ещё держало меня на грани страданий.

Галуш исчез вместе со своей каталкой и чудовищными инструментами, даже не удосужившись прикрыть кровавые следы. В нейтральном, совершенно тупом состоянии я смотрел на закрытую дверь. Боль гудела, будто колотя в мои виски, но самое страшное для меня было не это, а вопрос: «Почему я всё ещё в сознании?»

Ответа не было. Мне оставалось лишь лежать, погрузившись в абсолютное изнеможение и холодную ярость, что постепенно сжималась стальным кольцом вокруг моей измученной души. Всё тело — точнее, то, что от него осталось, — превратилось в обрубок, дышащий одними обломками гордости. Но даже в этом состоянии я всё ещё чувствовал нечто, что кололо изнутри, как осколок сломанного клинка: кипящую ненависть ко всему, особенно к Галушу.

Казалось бы, какой смысл во всей этой злости, если я теперь не могу ни пошевелиться, ни защититься? Но часть меня — то ли безумие, то ли остатки воинского духа — цеплялась за мысль о том, что если я как-то выживу, если судьба даст хоть малейший шанс, я отомщу этому ублюдку так, как и он не способен представить. Что бы ни стало со мной, пока сердце бьётся, я не прекращу гореть идеей расплаты. Глаза мои выискивали в полутьме камер свечение — хоть крошечное мерцание надежды.

«Галуш…» — твёрдо прозвучало у меня в мыслях. Я почти видел его лицо перед собой, ухмыляющееся, упивающееся моими криками. Видел, как он осторожно и долго мучил меня, выбивая последние крупицы воли. Наверное, даже если я и выберусь отсюда, ещё долго буду слышать его смех и чувствовать раскалённый металл у кожи. Но, чёрт возьми, ведь если однажды снова получу возможность дышать свободно, я сделаю всё, чтобы он почувствовал ту же боль, что дарил мне.

Оставалось одно: не дать тьме похоронить эту решимость. Я лежал, почти не дыша, но перед внутренним взглядом всё ярче вырисовывалось обещание мучительной мести. «Ты не умрёшь так легко, Галуш. Тебе не отвертеться, — шептал я в бессильной ярости. — Узнаешь, каково это — когда твой мир переворачивается, когда каждый твой вдох полон страха».

От этих мыслей во мне будто пробуждалось некое умиротворение — чёрная, мрачная отрада осознания, что, несмотря на все потери, во мне остаётся неистребимый огонёк злобы. И если когда-нибудь меня снова коснётся то самое пламя или вернётся Ир… или просто появится крошечный просвет в этих стенах, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы голоса этой тюрьмы и этого проклятого палача замолкли навек.

А пока я оставался недвижимым, обезображенным, но живым, затаив всю ту боль и жажду возмездия в глухом закоулке сердца. Потому что однажды, если не сейчас, то потом — я вызову Галуша к ответу. Ведь ненависть, если её не сломать, способна пробудить силу сильнее любой "магии". И я не собирался позволять ему забыть то, что он сотворил.

Конец первой книги.

Артем Стрелец 29.01.2025 г.