Прах и тень

— Вижу, вы обменялись любезностями с мистером Тавистоком, — насмешливо заметил он.

— Извините, Холмс. Вы, наверное, отдыхали. Как вы себя чувствуете?

— Как разрегулированный поршень неисправного парового двигателя.

— Если хотите, приготовлю немного морфия.

— Давайте сделаем это сразу, Уотсон. Может быть, хоть немного полегчает.

Не без доли отвращения я поведал сыщику о разговоре с Тавистоком. Когда я замолчал, а Холмс потянулся за сигаретой, его обычно пронизывающий взгляд стал каким-то рассеянным, словно он о чем-то мечтал. Лишь минут через десять мой друг заговорил:

— Очень досадно, когда ты не в состоянии зажечь трубку с первого раза.

Я не сдержал улыбку, услышав это неожиданное суждение.

— Она всегда стремится освободиться от своего владельца, хотя бы на время.

— Свою дозу беспокойства на сегодняшний день я уже получил. Тависток не сказал ничего такого, что могло бы дать нам ключ к разгадке?

— Увы.

— Вам не показалось, что он испытывает раскаяние?

— Незаметно.

Наш разговор был прерван отдаленным звонком колокольчика.

— Это Лестрейд, — вздохнул Холмс. — Собирается поведать об очередных убитых женщинах. Его визиту предшествовала телеграмма с оплаченным ответом, где он спрашивал, насколько я плох. Проявление вежливости, которое следует расценивать как дурной знак.

Упрямство и пытливость ума, свойственные Лестрейду, придавали его лицу выражение какой-то застывшей решимости. Он словно поставил себе целью во что бы то ни стало обнаружить недостатки в нашей работе. Настойчивость Лестрейда была замечательным качеством, но, как я теперь понимаю, и весьма мучительным для него самого: казалось, он спал не более шести часов с тех пор, как мы в последний раз виделись в Уайтчепеле.

— Мистер Холмс, — сказал он с улыбкой, на миг озарившей его унылое лицо, — передаю вам наилучшие пожелания от ваших друзей в Скотланд-Ярде.

— Искренне благодарю их. Присядьте и попотчуйте обитателя этого лазарета рассказами о последних жертвах убийцы.

— Что ж, — начал инспектор, вытаскивая свой рабочий блокнот, — по крайней мере, мы знаем, кто они. Правда, это не слишком помогло нам в расследовании. Первая жертва этой ночи — некая Элизабет Страйд, вдова, у которой, возможно, есть дети.

Я кивнул.

— Безутешная женщина в черном. Мы случайно встретили ее по соседству незадолго до того, как произошло убийство.

— Да что вы говорите! — живо откликнулся Лестрейд. — С кем она была?

Я уже собирался пожать плечами, сетуя на свою забывчивость, но Холмс ответил:

— С пивоваром, проживающим в Норвуде вместе со своей властной матерью и не имеющим никакого отношения к расследуемому делу.

— Понятно. Траур вдова носила по мужу и детям, которые, как она утверждала, погибли при катастрофе парохода «Принцесса Алиса». Однако, по нашим данным, ее муж Джон Томас Страйд скончался от сердечного приступа в работном доме «Поплар Юнион». Благодаря этому обману, она рассчитывала получить большую денежную помощь. По словам священника местной церкви, Элизабет Страйд родилась в Швеции и была тяжело больна. Удивительно, как она прожила так долго. Мы разговаривали с ее сожителем Майклом Кидни. Ему иногда приходилось запирать эту женщину на висячий замок.

— Прелестно. Это объясняет наличие дубликата ключа.

— Что касается второй несчастной, — продолжал наш гость, — ее имя Кэтрин Эддоуз. У нее трое детей от человека по имени Томас Конвей из Восемнадцатого королевского ирландского полка. Понятное дело, они никогда не состояли в браке. Шлялись по улицам, зарабатывая на жизнь исполнением низкопробных песенок. Пристрастившись к выпивке, эта женщина потеряла всякую связь с детьми и Томасом. Незадолго до того, как она была убита, Кэтрин Эддоуз со своим нынешним сожителем возвратились со сбора хмеля. Его имя Джон Келли — чтобы установить его, нам пришлось повозиться. Однако в ночь убийства они не были вместе: не хватило денег для оплаты двуспальной кровати.

— Лестрейд, имеются ли у вас свидетельства того, что Эддоуз и Страйд, Николс и Чэпмэн — короче говоря, известные нам жертвы в любых сочетаниях, — были знакомы друг с другом?

Инспектор покачал головой.

— Я тоже думал об этом, мистер Холмс: а что, если речь идет о каком-то языческом культе, к которому они принадлежали и были убиты за отступничество? Или их связывала былая страсть к одному и тому же мужчине? Но все это ерунда, ничего такого не подтвердилось. Возможно, они порой и перекидывались словечком, но не дружили.

— Тогда, боюсь, мое предположение подтверждается, — пробормотал мой друг.

— О чем вы, мистер Холмс?

— Мне еще необходимо обдумать свою версию, Лестрейд, а потом вы обязательно ее узнаете. А в вашем расследовании появились какие-нибудь зацепки?

— По правде сказать, в Скотланд-Ярде есть люди, воображающие, что мы имеем некую ниточку.

— Очевидно, вы считаете, что они ошибаются? — понимающе заметил сыщик.

— Да, это так. Инспекторов не так много, но языком они работают гораздо больше, чем следует.

— Я весь внимание.

— Видите ли, мистер Холмс, я считаю, что принимать всерьез подобную болтовню — наихудший способ охоты за химерами.

— То есть вы категорически отвергаете эту зацепку ввиду бесполезности? — настаивал мой друг с несвойственным ему добродушием. — Возможно, личный опыт или сведения о подозреваемом настраивают вас против этой версии?

— Знаете, мне даже время на это тратить не хочется. Той же точки зрения придерживаются Грегсон, Джонс, Уиклиф, Ланнер, Хоуз…

— Мне все же хотелось бы взглянуть на обстоятельства дела вашими глазами.

— Не желаю попусту растрачивать вашу энергию, мистер Холмс.

— Чепуха, — усмехнулся мой друг. — Я ведь не имею возможности выплеснуть ее за пределы этой комнаты.

Лестрейд выглядел так, словно у него из-под ног выдернули ковер, но быстро овладел собой и сжал кулаки.

— Черт возьми, мне даже стыдно в этом признаться, но вы сами навлекли на себя подозрения! — воскликнул измученный вконец инспектор. — Все эти ваши штучки вроде: «Вы найдете револьвер в третьем стойле слева» или «Письмо было послано человеком в широкополой фетровой шляпе»… Вы осведомлены о том, чего знать не должны, вы вдруг оказываетесь на месте преступления самым таинственным образом! Беннетт сказал сегодня утром в моем кабинете: «Удивительно, что это не случилось раньше».

— Выходит, меня подозревают! Я весьма польщен.

— Мистер Холмс, заверяю вас…

— Нет, раз уж возникла подобная идея, давайте наметим контуры этой версии, — решительно заявил Холмс. — Проследим за моими действиями в ту праздничную ночь. Получается, это я в приступе бешенства нанес Марте Тэйбрам тридцать девять ножевых ран. Однако доктор Уотсон подтвердит, что в тот вечер я самым мирным образом настраивал свою скрипку.

— Я совсем не утверждаю…

— Разве я вел себя подозрительно и чем-то выдал себя, когда вы разбудили меня, постучав в дверь, наутро после убийства Николс?