Прах к праху
Шрифт:
Крис пришел минуту назад, встал у меня за спиной и промассировал мне плечи так, как я люблю. Прижался щекой к моей макушке.
– Не обязательно писать все зараз.
– Почему?
– Не спрашивай. Ты знаешь.
Он ушел. Сейчас он в мастерской, делает клетку для Феликса. Обычно он работает под музыку, но не стал включать ни радио, ни стереосистему, чтобы я могла ясно мыслить и спокойно писать. Я хочу того же, но звонит телефон, и я слышу, как он спешит ответить. Слышу, каким мягким делается его голос. Я пытаюсь не обращать внимания на: «Да… нет… По-прежнему… Нет… Нет, дело совсем не в этом…» Я жду продолжения,
Я напряженно прислушиваюсь, хотя при этом мысленно называю буквы алфавита в обратном порядке чтобы заглушить голос Криса. Долгая жуткая тишина, после которой он произносит: «Я понимаю», – таким голосом, что у меня внутри все сжимается от боли. Я слышу, как он произносит: «Только терпение», – и слова на бумаге расплываются у меня перед глазами. Карандаш выскальзывает на пол. Я беру новый.
Крис приходит на кухню. Ставит чайник. Достает кружку из ящика, чашку из шкафа. Опирается руками о стойку и стоит, опустив голову, словно что-то там разглядывает.
Я чувствую, как сердце бьется у меня в горле, и хочу сказать: «Можешь идти к ней. Можешь идти, если хочешь», но не говорю, потому что боюсь – он уйдет.
Любовь ранит слишком сильно. Почему мы ждем, что она будет чудесной? Любовь – это цепь мучений. Как будто заливаешь сердце кислотой.
Чайник закипает и отключается. Крис наливает воду и спрашивает;
– Выпьешь, Ливи? И я отвечаю:
– Спасибо, да.
Он поворачивается, и некоторое время мы смотрим друг на друга. И молча говорим то, что не решаемся произнести вслух. Наконец он замечает:
– Мне нужно закончить клетку. К вечеру Феликсу понадобится место для ночлега.
Я киваю, но лицо мое горит. Когда Крис проходит мимо меня, его ладонь задевает мою руку, и мне хочется поймать её и прижать к своей щеке.
Я окликаю его, и он останавливается позади меня. Я делаю вдох, и боль оказывается сильнее, чем я ожидала. Я говорю:
– Наверное, я просижу за своей писаниной не один час. Если хочешь уйти… возьми собак на вечернюю пробежку или… загляни в паб.
– Думаю, с собаками ничего не случится, – спокойно говорит он.
Я смотрю на желтый разлинованный блокнот, третий, с тех пор как я начала писать, и говорю:
– Теперь уже недолго. Ты знаешь.
– Не спеши, – говорит Крис.
Он возвращается к работе, разговаривает с Феликсом, потом начинает стучать молотком – частые удары, по одному-два на каждый гвоздь. Крис сильный и умелый. Он не допускает ошибок.
Я все недоумевала, почему он меня взял к себе.
– Я что, стала минутным капризом? – спрашивала я его.
Потому что в моем понимании не было никакого смысла цеплять шлюху, покупать ей две чашки чая и блинчик, приводить домой, поручать ей плотницкую работу и в конце концов пригласить остаться, когда он не собирался – не говоря уже, что не имел желания – трахать ее. Поначалу я думала, что он хочет посутенерствовать. Я думала, что ему нужны деньги на наркотики, и все ждала появления игл, ложек и пакетиков с порошком.
Когда же я потребовала ответа, что все это значит, он спросил, в каком смысле, и окинул взглядом баржу, словно мой вопрос относился к ней.
– Это. Здесь. Я. Я с тобой.
– А разве это должно что-нибудь значить?
– Парень и девушка. По-моему,
когда они вдвоем, это всегда что-то значит,– А-а. – Он поднял на плечо доску и оглянулся по сторонам. – Куда это молоток подевался? – И принялся за работу, и меня заставил.
Пока баржа доделывалась, на ночь мы бросали пару спальников слева от лестницы, в противоположном от животных конце баржи. Крис спал в нижнем белье. Я спала голой. Иногда рано утром я сбрасывала одеяло и поворачивалась на бок, чтобы груди казались полнее. Однажды я поймала его – он меня разглядывал. Я проследила его взгляд, медленно скользивший по моему телу. Он о чем-то задумался. Вот оно, подумала я. Потянулась, выгнув спину, проверенным гибким движением.
– У тебя замечательная мускулатура, Ливи. Ты регулярно делаешь упражнения? Ты бегаешь?
– Черт, – ответила я. И добавила: – Ну да, наверное, я смогу побежать, если придется.
– Как быстро?
– Откуда я знаю?
– А темноты не боишься?
Я провела ладонью по его груди.
– Ну, зависит от того, что нужно в темноте делать.
– Бежать. Прыгать. Карабкаться. Прятаться.
– Что это? В войну играть?
– Вроде того.
Я сунула пальцы за резинку его трусов. Он поймал мою руку.
– Давай посмотрим, – сказал он.
– На что?
– Годна ли ты на что-нибудь, кроме вот этого.
– Ты гомик? В этом все дело? Импотент или что-нибудь такое? Почему ты этого не хочешь?
– Потому что между нами будут другие отношения. – Он скатал свою постель. – Не обязательно так вести себя с мужчинами. Есть и другие способы утвердиться.
– Например?
– Быть самой собой. Чего-то стоить. В том или ином плане.
– Ой, ну хорошо. – Я села, прикрывшись одеялом. – Начинай, – сказала я.
– Что начинать?
–Лекцию, которую тебе не терпится мне прочесть. Только будь осторожен, потому что я ведь не твой зверек и могу уйти в любой момент, когда пожелаю.
– Тогда почему не уходишь?
Я сердито на него посмотрела. Ответить я не могла. У меня была квартирка в Эрлс-Корте. Постоянные клиенты. Ежедневная возможность распространить свой бизнес и на улицу. Пока я имела желание делать все что угодно и пробовать все что угодно, у меня был стабильный источник дохода. Так почему я оставалась?
Тогда я думала: «Потому что хочу показать тебе, что к чему. Прежде чем все кончится, недоносок, ты у меня будешь выть на луну, я тебя так распалю, что ты будешь передо мной на брюхе ползать, только чтобы полизать мне ноги».
А для осуществления этого плана мне, разумеется, нужно было остаться на барже.
Я схватила свою одежду, лежавшую на полу между спальниками. Торопливо оделась, сложила одеяло, пригладила волосы и сказала:
– Хорошо.
– Что?
– Я тебе покажу.
– Что?
– Как быстро я бегаю. Как далеко. И все остальное, что тебе в голову взбредет.
– Будешь лазать?
– Отлично.
– Прятаться?
– Прекрасно.
– Ползать по-пластунски?
– Надеюсь, ты убедишься, что в позе на животе мне нет равных.
Он покраснел. Это был первый и последний раз, когда мне удалось его смутить. Он наподдал деревянную чурку и произнес:
– Ливи.
– Я не собиралась тебя дразнить, – сказала я. Он вздохнул.
– Дело не в том, что ты проститутка. И никакого отношения к этому не имеет.