Прах

Машина покатила к воротам аэропорта.

— Когда наши учёные приезжают из Гессена, всегда радости много, — продолжал балаболить парень. — Говорят, там тяжело. Люди оттуда, как с войны возвращаются.

— Точно подмечено, — согласился я, — как с войны…

Парень продолжал чесать языком, а я смотрел в окно, радуясь знакомым местам.

Город встретил меня оживлёнными улицами. Слуцк не был большим мегаполисом, как Новгород или Москва, но после развалин Гессена, казалось, что жизнь тут бьёт ключом. Пешеходы брели по тротуарам, машины ползли по заснеженным дорогам и толпились перед светофорами. Люди занимались обыденными делами, и никто из них не подозревал, что где-то существует огромная чёрная воронка посреди серой пустоши, поглощающей эту планету.

А снег падал большими пушистыми хлопьями, делая улицы белыми и чистыми, укутывая плотным одеялом и принуждая снегоуборочную службу работать без отдыха.

На следующий день усилился ветер, с самого утра мела метель. Было воскресенье, но меня всё равно вызвали в институт. После завтрака позвонил тот парень, который вчера встречал меня в аэропорту, сказал, что машина ждёт внизу.

— Не удивляйтесь, — предвосхитил он мой вопрос, зачем машина, если институт находится через дорогу, — нам надо на полигон ехать за город. Простите, что в воскресенье вас дёргаем, но учёные время терять не хотят, тем более, через три дня вас домой отпускать надо. Впрочем, если желаете отдохнуть, можно перенести исследования на завтра, но тогда придётся задержаться на день.

— Да ерунда, дома отдохну, — сказал я. — Сейчас спущусь.

Всю дорогу мой сопровождающий трещал, как сорока.

— Вообще, раньше главный корпус находился там, куда мы сейчас едем. Там до сих пор есть лаборатории, хотя большинство перенесли в новый комплекс сорок лет назад, когда институт расширили. Теперь у нас два здания. Полигон, разумеется, за городом. В городе нельзя. Эх, погода вот только подкачала. Метёт сурово. Третий день снег валит.

А я сидел и думал, что как-то это всё странно. Куда везут? Зачем везут? Стоит что-то предпринять, или всё идёт, как надо? Просто остановить машину и уйти? Так может, и не стоит панику наводить. Если бы УВР задумало что-то недоброе, так уже давно бы осуществило, пока я на их территории находился вдали от цивилизации. Ладно, думаю, посмотрим, как оно получится. Что они мне сделают, в конце концов?

Машина выехала за город и, спустя минут двадцать езды по оживлённой магистрали, свернула на узкую дорожку, ведущую через лесополосу. Вскоре мы оказались возле высокой кованой ограды, за которой виднелось старинное здание с колонами, похожее на наш особняк, но только больше раза в два. Состояние его было не лучшим: на колоннах и стенах краска местами потрескалась, обвалились капители. Тут явно требовался косметический ремонт, однако запущенный внешний вид не делал сооружение менее величественным.

Ворота открылись автоматически, машина проехала на территорию и остановилась возле крыльца.

Болтливый парень провёл меня внутрь, и мы оказались в просторном холле.

— Идите наверх, там вас встретят, — сказал сопровождающий.

По широкой лестнице я поднялись на второй этаж. Ещё один огромный холл. Из него в разные стороны вели двери, четыре люстры висели на высоком потолке, но света не хватало, и в помещении был полумрак.

По периметру были понатыканы несколько старых диванов и кресел, на стене висела большая рамка без картины. От всего здесь веяло запустением, царила атмосфера казённого заведения.

У окна спиной ко мне стоял невысокий человек в чёрном пальто. Он обернулся. Мужчина имел лысоватую голову и носил очки. Лицо его было худощавым и неприветливым, а две глубокие складки возле рта придавали какое-то недовольное выражение.

— Вот и вы, Артём, — заговорил человек хрипловатым голосом, который показался мне до боли знакомым. — Как добрались?

— Я вас знаю? — с подозрением спросил я. — Погодите. Я вас знаю. Вы…

— Пётр Голицын, — закончил мужчина. — Рад познакомиться лично.

— Зачем вы хотели со мной встретиться? Полагаю, речь пойдёт о научных исследованиях? Меня обманули?

— Да вы присаживайтесь. Что стоять-то?

Я расположился на диване, обтянутом потёртым дермантином, Пётр придвинул кресло и уселся напротив.

— Вы теперь обладаете большой силой, Артём, — произнёс он. — За вами стоят не последние люди в государстве. Вы высоко поднялись за последние полгода, и всё благодаря вашим выдающимся способностям в сфере владения энергией.

— Сам удивлён, — ответил я сухо, обуреваемый нехорошими предчувствиями.

— Однако порой молодость слишком опрометчива и самонадеянна. Ваша сила велика, но на силу всегда найдётся другая сила. Возможно, вы пока не задумывались об этом. Но факт остаётся фактом. Многие самонадеянные люди плохо кончили, как, например, глава новгородского тайного приказа.

— Дуплов? Что с ним? — удивился я.

— Он посчитал себя крупным игроком, но ошибся в оценке своих возможностей и, в итоге, сыграл в ящик.

За высокой двустворчатой дверью послышались шаги множества ног, и я сконцентрировался на энергии, понимая, что ничего хорошего меня не ждёт.

Дверь распахнулась, и в холл вышли десять человек в строгих почти одинаковых костюмах. На поясах их висли шашки.

— Не пытайтесь сопротивляться, — произнёс Голицын. — Я выучил урок, который вы нам преподнесли. Перестраховаться лишним не будет. Перед вами мастера третьего и второго рангов. Не советую предпринимать необдуманные шаги.

Я смотрел на мужчин, что встали полукругом вокруг нас. Лица их были невозмутимо каменными. Казалось, что это и не люди вовсе, а машины для убийств, и здесь они лишь с одной целью. Меня загнали в угол, припёрли к стенке — теперь уж наверняка.

— И что вы хотите? — спросил я.

— Прояснить ситуацию, — в голосе Голицына послышались железные нотки.

Глава 19

Пустота наполняла меня, а мир — этот суетный, бессмысленный мир — был вовне, далеко отсюда. Да и сам я находился где-то далеко, на периферии бытия, в тишине, налетевшей, словно порыв ветра, и унёсшей меня прочь.

Когда мир вернулся, он оказался не таким, каким я его оставил. Тут творилось нечто ужасное. Стены и колонны огромного холла обуглились, плитка на полу превратилась в битый кафель, немногочисленная мебель — в дымящиеся головешки. Стёкол на окнах не было, а в толстой кирпичной стене зияла дыра, словно пробитая артиллерийским снарядом. Ветер врывался в здание, занося с собой хлопья снега, и гулял по просторному помещению.

У стен чернели обугленные останки людей, в воздухе пахло горелым мясом, на битом кафеле тут и там валялись обрывки одежды, возле колонны — чья-то голова.

Я смотрел на всё это равнодушным взором. Шум мыслей возвращался в опустевшую голову, а вместе с ним приходило недоумение. Что тут произошло? Кто это сделал? Я не имел столько сил, чтобы сотворить нечто подобное, десяток высокоранговых мастеров был мне не по зубам. Здесь поработал кто-то, обладающий огромной мощью.

Наше общение с Петром Голицыным закончилась весьма неоднозначным образом. Он полагал, что канцлера убил я, и прямо заявил об этом. Кроме того он знал о моём участии в кибератаке на научную базу. Откуда он это мог знать, я уточнять не стал, лишь намекнул, что доказательств ни первому, ни второму нет. Однако Голицын не внял словам и остался при своём мнении.