Прах

— Зачем вы позволили впутать себя в столь опасные игры? — укорял он меня. — Зачем позволяете манипулировать собой? Вы могли бы сделать карьеру на государственном поприще, могли бы продвинуться на службе рода, много путей открыты перед вами, однако вы выбрали самый скользкий из них. Вы идёте на поводу у мелкого князька, который жаждет разрушить единство, уничтожить Союз. Зачем? Ростислав продолжает безумную политику своего отца. Разве не видите, в какую трясину он вас затягивает? Государство рушится, и вы вместе с Борецким — одни из непосредственных виновников этого.

— А по-моему, Голицыны для развала СРК сделали куда больше, — вставил я.

— Ваши неосведомлённость, невежество и юношеский максимализм не приведут ни к чему хорошему, Артём. Прекращайте упрямиться. Если вам не безразлична судьба собственной семьи, хватит идти на поводу у предателей.

— Что конкретно от меня хотите?

— Прекратите поддерживать предателей из Новгородского княжества. Канцлер убит, скоро придётся избрать нового правителя. Но канцлер должен служить не интересам отдельных семей, а интересам государства. Целостность Союза важнее тщеславия великих князей. Только сохранив нашу общность, все части оной достигнут процветания.

События принимали неожиданный поворот. Теперь другая сторона предлагала выдвинуть меня в канцлеры, но на своих условиях. Я находился в полной растерянности. Обещал подумать. Хотелось послать всех далеко и надолго. Надоели. Лицемерие и ложь — вот всё, что я видел и слышал с обеих сторон. Голицын смотрел мне в глаза и врал, врали и другие. Кто-то более нагло и топорно, кто-то более тонко. Сути это не меняло.

— Похоже, мы с вами поладим, — произнёс напоследок Голицын.

Он со своей компанией спустился вниз, оставив меня одного. Кажется, отпустили с миром. Я готовился к худшему, а сейчас не верил своим глазам. Вместе с тем было и недоумение: неужели Голицын действительно рассчитывает склонить меня на свою сторону?

Впрочем, какая теперь разница? Не имеет большого значения, на чью становиться сторону. Голицыны — злодеи? Так и остальные не лучше. Все стремятся к собственной наживе, и цели и методы никого не волнуют. Да и на меня им плевать по большому счёту. А я мотаюсь между ними, словно футбольный мяч, которого пинают от одних к другим. И как тут быть простому парню, которого никто не готовил к подобным вещам?

Но когда я спустился вниз, то понял, что Голицын соврал. Он не собирался меня отпускать, как не собирался и выдвигать в канцлеры. Он хотел одного — избавиться от меня. Десять мастеров второго и третьего ранга ждали в холле первого этажа — там, где я сейчас стоял и смотрел, как снег врывается в окна и дыры в стенах, засыпая обугленное помещение.

Я отключился в тот момент, когда первый удар снёс меня с ног. Опять провал. А когда сознание вернулось, всё уже закончилось. Вокруг не осталось ни одного противника — только обугленные тела. Какая-то неведомая сила овладела мной, пока мой разум плавал в пустоте, и сделала то, на что я был не способен. А мне оставалось гадать, что за чертовщина со мной творится.

За окном послышался звук мотора и скрип открывающихся ворот. Я подбежал к окну. Чёрный лимузин выезжал с территории. Голицын уходит — я почему-то сразу догадался. Этот хитрожопый пёс решил не сражаться со мной, а просто свалил, когда понял, что дело пахнет жареным.

Я выпрыгнул в окно. В это время со стоянки неподалёку тронулся с места один из стоявших там внедорожников, и я ринулся ему наперерез. Энергия ещё циркулировала в теле, порождая нечеловеческую силу. Её должно было хватить, чтобы убить последнего врага.

Пытаясь уйти от столкновения со мной, внедорожник свернул с пути и врезался в низенькую ограду клумбы. Я подбежал, открыл дверь.

— Не убивайте, я тут ни при чём, — водитель поднял руки, с ужасом глядя на меня.

— Кто в машине? — крикнул я, указывая на лимузин.

— Пётр Святославович, кажется. Это его лимузин.

Я схватил водителя за ворот куртки и вышвырнул из салона, а сам, сконцентрировав энергию в руках, приподнял машину за бампер и поставил на дорогу, а затем прыгнул за руль и, не даже не закрыв дверь, вдавил газ.

Ворота закрылись, когда я к ним подъехал, а лимузин мчал по заснеженной дороге к лесополосе. Не вылезая из салона, я шибанул энергетической волной по воротам, и обе створки с грохотом распахнулись.

Машина Голицына была уже далеко, и я вдавил тапку в пол. Внедорожник резво помчал по заснеженной дороге, превратившейся в едва различимую колею. Лишь одно тревожило: что улечу в сугроб, не справившись с управлением, и Голицын уйдёт. А сволочь эту я отпускать не собирался. Смоется сейчас — потом до него не доберусь. Он же так и будет против меня козни строить.

Но мне повезло: лимузин по заснеженной дороге ехал явно медленнее, чем мой внедорожник, и когда мы миновали лесополосу, а впереди замаячила трасса, расстояние уже сильно сократилось. Задние фонари лимузина неумолимо приближались, мотор ревел, надрываясь, а я лишь увеличивал скорость, поскольку дорога тут была прямая и абсолютно пустая.

Я висел на хвосте у голицынского лимузина. Всё моё внимание было поглощено погоней. Однако перед поворотом скорость пришлось сбросить, как и моему врагу. Не хотелось закончить путь в кювете.

И всё же скорость была слишком велика. Когда мы вылетели на перекрёсток, я понял, что не справляюсь с управлением, а громогласный гудок слева заставил вздрогнуть и обернуться. Прямо на меня мчала фура с прицепом.

Удар сотряс внедорожник, оглушил стальной грохот, меня обдало стеклянной крошкой, перед глазами всё завертелось. Едва я понял, что внедорожник развернуло поперёк полосы, как в следующий миг — ещё удар, только чуть послабее. Это мне в бок влетела легковушка.

Однако лишь один вопрос крутился в голове: ушёл ли Голицын? То, что я сижу в покорёженной машине, попавшей под грузовик, меня не беспокоило.

Собрав побольше энергии, я вышиб ногой смятую дверь и выскочил на дорогу, озираясь вокруг в поисках своего врага.

Фура остановилась достаточно далеко от нас, проехав после столкновения по инерции значительное расстояние, а через дорогу, уткнувшись носом в снежный сугроб, стоял лимузин Голицына. Задняя часть машины представляла собой груду металлолома, как и капот моего внедорожника. Грузовик ударил оба наших авто, раскидав их в противоположные стороны.

Сосредотачивая в руках энергию, я зашагал через дорогу. Задняя дверь лимузина открылась, и из салона вылез Голицын в помятом пальто. Глаза его светились, рука сжимала шашку, очков не было — видимо, слетели во время столкновения.

Я направил в него всю энергию, которую только удалось сконцентрировать. Голицын выставил ладонь, волна перевернула лимузин, подняла снежную тучу, но противник не шелохнулся. Я же топал по снегу ему навстречу, ни на миг не сбавляя шагу.

Голицын пошёл на меня. Взмахнул шашкой. Я отбил клинок рукой и всадил кулак ему в живот. Голицын отлетел в сугроб.

Он начал подниматься, неуклюже хватаясь за снег, но я уже был тут как тут. Мой кулак обрушился на голову врага, припечатав того к земле. Я схватил его за шиворот пальто, поднял, вырвал шашку из руки и отбросил в сторону.