Практика и теория жертвоприношений

– Ай!

Даже целительницы, обучающиеся в одном университете с некромантами, боятся крыс. Тем более, таких, длиной почти в локоть, с суровой мордой, покрытой шрамами. С нее даже сейчас не сошло выражение: «Ну, держитесь, жалкие смертные! Настал ваш последний час!» - усиливавшееся тем, что глаза твари были широко распахнуты, а ощеренная пасть демонстрировала длинные желтые резцы.

– Вальтер, мальчики, сделайте что-нибудь! – Мирабелла каким-то чудом оказалась стоящей на столе для совещаний и кричала оттуда. - Убейте ее! Пожалуйста!

Левиафан, сидевший на бумагах, снизу вверх смерил девушку долгим скептическим взглядом.

– Фык, - изрек он, и будущая целительница стыдливо потупилась.

– Я их с детства боюсь, – прошептала она. - Даже на практике дохлых резать не могла. Ну, мальчики, ну что вам стоит?

– Убить ее? – Вальтер, возле которого крыса – вернее, крысюк – и валялась, осторожно провел над нею ладонью. – Он мертв. Окончательно и бесповоротно. Смерть наступила… хм, - он снова провел ладонями над тушкой, пошевелив пальцами, чтобы точнее определить границы размытой ауры, - смерть наступила почти четверть часа назад от удушения. Чистая работа, Левиафан!

Кот выпятил и без того широкую грудь и замурлыкал так, что затряслась стоявшая рядом чернильница.

– Она точно мертвая?
– не слезая со стола, переспросила Мирабелла.

– Мертвее не бывает. Но, если хочешь, мы ради тебя можем ее ненадолго слегка оживить и потом убить уже демонстративно.

Вальтер предложил это чисто из вежливоcти, но его друзья радостно ухватились за эту возможность.

– ? ведь это идея! – Альфред вскочил, хищно потирая руки. – Крыса-упырь… бр-р-р… Как вы предпочитаете ее умертвить? – обратился он к Мирабелле. - Через утопление в кипящем масле? Или четвертование? Или колесование? А может, даме по душе костер? Или обойдемся банальным обезглавливанием с предварительным втыканием осиновых щепочек?

– Да ну вас, маньяки! – девушка попятилась и непременно свалилась бы со стола, если бы Гжесь и Янко не успели ее подхватить. – Делать вам больше нечего, только народ пугать!

– Мы не маньяки, мы – некроманты…

– … и это не лечится!

– А делать нам действительно нечего, - делано простер руки Альфред. - Совсем нечего. Практика проходит среди бумаг, чернил и пыли! Весь наш курс делом занят, и только мы – фигней какой-то. ? нам настоящей работы хочется. В полевых условиях. Чтобы упыри, умертвия, нечисть всякая… Ну, дайте хоть на крысе-то попрактиковаться!

Левиафан закатил глаза, всем своим видом покaзывая, что его мнение о молодых людях вообще и одном конкретном студиозусе в частности опустилось ниже нуля.

– Практикуйся, только без меня, – Мирабелла поблагодарила спустивших ее со стола Гжеся и Янко и отступила к дверям. - ? я побежала. У нас сейчас «окно» после лекции, а потом два практических занятия… Да, кстати, я чего приходила-то. Лильку выписывают.

– Лилию? – Вальтер вскочил, как подброшенный.

Приятели только сочувственно покачали головами. Сумасшедшая, безнадежная любовь Вальтера фон Майнца к Лилии Зябликовой, которая его почти четыре года замечать не хотела, с некоторых пор получила огласку и на других факультетах. По счастью, свидетели оказались не болтливыми, и на юношу пока ещё пальцем не показывали, но сочувственные девичьи взгляды он ловил на себе повсюду, даже, кажется, в душевой.

– Когда?

– Еще точно не знаю. Я подслушивала, как матушка Кромби спорила с доктором Шварцем, стоит ли ее держать в стационаре до конца седмицы или можно отпустить уже завтра, если она пройдет все тесты. Ты ведь знаешь, у нее были… м-м… проблемы.

Вальтер, просиявший было при радостном известии, снова помрачнел. Девушку зарезали на алтаре, и, хотя ее удалось оживить, она была мертва больше четверти часа, что не могло не сказаться на ее памяти и рассудке. Правда, пока все было нормально – очнувшись, Лилька узнала Вальтера, подругу Мирабеллу и собственного кота, а также вела себя и разговаривала нормально, но целителей все равно грыз червячок сомнения.

– Мне все равно, - промолвил юноша. – Я смогу ее увидеть?

– Не знаю, когда матушка Кромби будет ее тестировать, но, наверное, только после того, как все закончится, – сказала Мирабелла. - Я постараюсь что-то выяснить и сообщу… А крысу выкиньте! Какая гадость! – воскликнула она напоследок и убежала, хлопнув дверью.

– Выкинуть?
– Альфред двумя пальцами за хвост поднял трофей. - Да ни в жизнь! Такая прелесть!

– Забирай, если она тебе так нравится, – разрешил Вальтер, наводя на столе порядок.

– Правда?
– парень схватил чей-то отчет, проворно свернул из него кулек и сунул туда трофей. - Ну, спасибо! Я твой должник.

– Мрым! – донеслось сердитое.

– И твоего кота, конечно!

– Урроу…

– Левиафан не мой кот, - перевел с кошачьего Вальтер. – Он – кот Лилии. Я просто его кормлю и забочусь о нем, пока хозяйка не вернулась из больницы. Ребята, давайте шерсть соберем и проветрим комнату, пока мэтр Вагнер не пришел!

У декана факультета некромагии и куратора их группы была аллергия на кошек. И то, что Левиафан был в высшей степени необычным котом, не спасало. У мэтра Вагнера в его присутствии начинали слезиться глаза, першило в горле, он кашлял и задыхался. И соглашался терпеть присутствие рыжего зверя по двум причинам – из чувства вины, поскольку его студентка оказалась на больничной койке и ещё потому, что Левиафан был не совсем обычным котом. То есть, совсем не обычным и не совсем котом.

Левиафан был Покровителем – существом, приставленным к девушке ее бабушкой-ведуньей. Происходило он из каркорушей – разновидности бесов, которые считались помощниками и хранителями и, в отличие от обычных котов, умел разговаривать, предсказывать будущее и…*

(*?стальное я удалил. Нечего тут мои секреты раскрывать! – примечание кота Левиафана)

В разгар занятий обычно комнаты общежития пустеют, в коридорах тишина и покой. Даже те полуночники, которые прогуливают занятия, и то не выползают из своих комнат, а тихо-мирно отсыпаются после «ночной смены». И, если где-то что-то происходит, то звуки разносятся далеко.

В своей комнате, уткнувшись в подушку, зло рыдала Анна Белла. Ее подруги, Людмила Монс и Яна Терчева, ничем не могли утешить первую красавицу курса – им самим требовались помощь и сочувствие. Всех троих отчисляли из университета. Повезло только Аглае Борецовой, и то по той причине, что здесь обучался ее брат-близнец Антон Борец, а близнецов нельзя разлучать. Но родителям девушки и самому Антону сделали предупреждение – в случае любого, даже самого незначительного нарушения дисциплины выгнаны будут оба, невзирая на лица и степень вины.

У Анны Белла дела обстояли намного хуже. Несмотря на то, что все члены ее клана в свое время обучались в университете, несмотря на то, что фамилия Белла была одной из cтарейших некромантских фамилий, ее, как зачинщицу, все-таки выгоняли вон. В тот же день, как был вынесен приговор, ?нна отправила отцу послание магической почтой, где не пожалела красок, расписывая учиненную несправедливость и умоляла о помощи. Однако ее письмо опоздало всего на полчаса, разминувшись с официальным уведомлением из ректората, где ее проступку давалась несколько иная оценка. Свое слово сказала и Инквизиция.