Права и обязанности
Шрифт:
– Слушай! – Пороха даже подбросило. – Если они, теоретически говоря, взломали сервер… Это ведь означает что у них доступ к нашей базе данных!
– Я тебе больше скажу. На месте их хакера я бы покопался в электронике субмарины. И, если бы мне – то есть хакеру – повезло, и я нашел учетные записи, то, пользуясь кодами, я бы шастал по базам «Северного ветра» под твоим аккаунтом.
– Ковальски, ты прирожденный злодей.
– Спасибо.
– Это не комплимент!
– Это ты так думаешь.
Им принесли поесть – дверь очень быстро открылась на ширину, способную пропустить
– Я не буду, – покачал головой Ковальски. – И тебе не советую.
– Думаешь, они туда что-то подмешали? – с опаской уточнил Порох, принюхиваясь к вяленым рыбешкам.
– Ага. Соль. Они не дали нам воды, если ты заметил.
Миска осталась стоять нетронутой. Порох сидел в углу и меланхолично наблюдал, как его товарищ изучает их узилище на ощупь. Он бы и сам это проделывал, если бы мог достать до внутренней обшивки.
– Слушай… Я не хочу задеть или обидеть, но…
– Хватит уже! – Ковальски так резко обернулся на голос, что мокрые волосы хлестнули его по спине. – Удобная фраза «не хочу никого обидеть»: сказал ее – и обижай на здоровье! Хочешь говорить – говори прямо!
– Ты думаешь отсюда сбежать? – не выдержав, наконец, спросил Порох. – Думаешь, они оставили нам лазейку?
– Я думаю, что они не привыкли держать тут пленников. Это не спецкамера или что-то наподобие. Если я раздобуду хотя бы гвоздь, уже будет чем поковырять в замке.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы замки открывали гвоздями?
– Ты просто никогда не жил с Рико. Однажды он потерял ключи, и это, скажу я тебе, было… нечто.
– От дома хоть что-нибудь осталось?
– О, нет, не от дома. Он потерял ключи от машины. Вскрыл ее, как банку сардин, и очень удивился, когда по его душу явились легавые. А легавые очень удивились, когда он предъявил им права и техпаспорт.
– Ты хочешь сказать, на свете нашлась такая комиссия идиотов, которая дала вашему психопату права?
– Нашлась. «Подпольная полиграфия» называется. О, кажется, есть… – вцепившись покрепче и обдирая пальцы до крови, Ковальски попробовал вытащить обнаруженный гвоздь. Черта с два – то ли погнувшись, то ли просто обладая мерзким норовом, тот сидел как влитой.
– Чувствую его, но не вижу, – посетовал ученый вслух.
– Потому что надо было слушаться шефа и не играть в гордость! – не упустил случая съязвить Порох. – И сейчас тебе бы не были нужны очки!
«Пингвин» расшатывал упрямый гвоздь и дергал часа два, прежде чем кусок железа обреченно сдался. Порох все это время торчал у двери, прижав ухо – караулил и следил, чтоб странная возня не привлекла ненужного внимания. Вытерев израненные руки о штаны, Ковальски поднес добычу к самым глазам, рассматривая.
– Мда, – был его вердикт. Судьба опять решила похвастать задними карманами джинсов… Но выбирать все равно не приходится.
Он пристроился возле Пороха и принялся ковырять в замке, то ругаясь сквозь зубы, то уговаривая неподатливую собачку быть «хорошей девочкой». Мучился он минут сорок, прежде чем замок все же сдался. Щелкнул, и Ковальски, не веря своему счастью, немного приоткрыл дверь.
– Свобода! – шепотом возликовал Порох.
– Ну что, – так же шепотом осведомился, криво ухмыляясь, Ковальски, – этому учат
ваши тесты?– Господи, какой же ты злопамятный… Давай, я первый пойду. Я незаметнее.
Подрывник выскользнул в коридор и, двигаясь бесшумно, словно призрак, стал пробираться под стеночкой. Добравшись до угла, осторожно высунулся и помахал рукой – дескать, все чисто.
– Нам нужно добраться до рубки, – сообщил он шепотом, когда Ковальски снова оказался вплотную к нему. – Вырубим всех и по-тихому повернем судно на другой курс. Или подадим сигнал нашим и подождем подмоги.
– Надо выловить всех. Они могут воспользоваться сигнальными ракетами.
– Чтобы выдать себя береговому патрулю? – хитро улыбнулся Порох. И, видя, как бровь его собеседника ползет вверх, добавил: – Что, непривычно, когда у кого-то еще есть мозги, м?
***
Они добрались до лестницы на палубу, когда услышали посторонний шум. Не сговариваясь, оба нырнули под лестницу и затаились там, моля небеса, чтобы тот, кто шумел, оказался слепым и невнимательным. Пошарив рядом. Порох нащупал нечто, похожее на ком старого брезента. Тот шуршал, однако на судне никогда не бывает полной тишины, и подрывник решил рискнуть. Двигаясь в такт качке, он потянул край рулона на себя, а после, когда его оказалось достаточно, нырнул под его укрытие, сделав жест «пингвину» следовать за собой. Они замерли, прижавшись к полу, как две черепахи, постигающие йогу, и Ковальски в который раз недобрым словом помянул свой рост.
Шаги между тем приближались. Ученый нахмурился – звуки чужой походки сообщали ему, что человек идет не с пустыми руками, и что он осторожен и внимателен. Неужели их противники, пережив неудачное нападение, решили выставить охрану? Что ж, весьма толково, нужно отдать им должное. Если этот неизвестный обнаружит их, нужно действовать молниеносно: с парня станется спустить курок просто от неожиданности…
Шаги замерли над головой. Спустились, переместились вправо. Затем вернулись и затихли. Ковальски задержал дыхание и начал считать про себя. Две минуты он выдержит точно, уповая на удачу. Авось этот соглядатай все же уберется прочь и даст им продолжить путь к рубке…
В следующий момент брезент с них сдернули. Дальнейшие события произошли очень быстро. Порох откатился в сторону, уходя от вероятного огня – совершил профессиональный перекат, практически акробатический, на который, однако, некому было любоваться. Вороненый ствол старенького израильского УЗИ уперся практически в нос ученому, а тот буквально в последний же момент затормозил выброшенную для удара ногу, каким-то чудом не врезав Прапору по коленному суставу.
– Ты?
– Ты?!
========== Часть 8 ==========
Оба они – один округлив глаза, а второй близоруко прищурив, уставились друг на друга.
– Что ты здесь делаешь? – опомнился первым Порох, непонимающе рассматривая младшего из «пингвинов», будто не до конца мог поверить своим глазам.
– То же самое я могу спросить и у вас!
– Мы на задании!
– То же самое могу вам ответить и я!
Ковальски выбрался из-под лестницы и распрямился, моментально вознесшись над обоими собеседниками на добрую голову. Прапор отступил на шаг, окидывая его взглядом, и изумление в нем постепенно вытеснялось каким-то горьким чувством.