Правда о деле Савольты

Комиссар отступил к двери.

— Выпустите меня, доктор, я от него ничего не добьюсь.

— Подождите, сеньор комиссар, не уходите, — сказал Немесио Кабра Гомес.

— Пошел к черту! — выругался комиссар.

И тут больной вскочил на ноги и вцепился обеими руками в плечи комиссара, заставив его опуститься на колени. Затем приблизил к нему свое лицо и что-то зашептал на ухо. Доктор Флоре пошел и камеру и силой оттащил сумасшедшего, чтобы помочь комиссару, который застыл в неподвижности, пригвожденный к проволочной сетке на полу. На помощь подоспели два санитара, и втроем они обуздали Немесио.

— Под душ его! — приказал доктор Флоре.

Комиссар Васкес привел в порядок свой костюм и поднял с пола отлетевшую от пиджака пуговицу.

— Я предупреждал вас, его нельзя было волновать, — проговорил доктор Флоре.

— Да, наверное, вы были правы, — согласился комиссар Васкес.

Они молча прошли по коридорам, окружавшим сад, и распрощались у выхода из больницы. Два жандарма ждали его у машины.

— Наконец-то, комиссар. Мы уже не чаяли вас увидеть.

— А вы не прочь были бы упечь меня туда?

Жандармы рассмеялись шутке своего шефа.

— Где живет Хавиер Миранда? — спросил он вдруг у них.

— Миранда? — удивились полицейские. — А кто он такой?

— Я вижу, вы не знаете. Тогда поехали в полицейское управление, там выясним, где он живет.

Когда Леппринсе снова появился в ложе, с галерки раздался первый выстрел. Леппринсе упал. Сержант Тоторно, перепрыгивая через ступеньки, помчался вверх по лестнице к тому месту, откуда прозвучал выстрел. Чья-то фигура скользнула к выходу. Сержант Тоторно кинулся ей наперерез. Человек резко повернулся на каблуках и спрыгнул через ступеньки к балюстраде, отстреливаясь. Упавший Леппринсе поднялся: в каждой руке он держал по пистолету. Но это оказался не Леппринсе, а Макс, который сел в ложу, когда его хозяин пил лимонад. Макс дважды выстрелил в человека, возвышавшегося над балюстрадой. Человек согнулся пополам и рухнул в партер. В театре началась невообразимая паника: представление прервалось, актеры и зрители торопились покинуть зал, создавая давку и падая. С галерки еще раз выстрелили в ложу Леппринсе. Макс перескочил в соседнюю ложу и палил оттуда в ответ из двух пистолетов одновременно. Шальная пуля ранила одного из зрителей, и он истошно завопил. Чье-то тело покатилось по лестнице галерки и застряло на ступеньке. Террористы — их было по меньшей мере пятеро — попали под перекрестный огонь Макса и сержанта Тоторно, который, несмотря на ранение, беспрерывно посылал пули во все стороны. Террористы попытались прорваться к спасительному выходу. Но — полицейский, приносивший лимонад, расположился с карабином в ложе Леппринсе и, нажимая на курок, стал осыпать картечью ступеньки. Сержант Тоторно лег на пол. Террористы, еще державшиеся на ногах, перепрыгнув через лежавшего сержанта, бросились к выходу. Здесь их и доконал Макс, притаившийся за колонной. В итоге за вечер оказались убитыми три террориста: Лукас «Слепой», погибший от пули в шею; другой — от пули в лопатку и в голову, а третий — от пули в сердце. Двое остальных были ранены: один легко, второй тяжело. Среди раненых был также сержант Тоторно, которому пулей оторвало два пальца правой руки. Что касается зрителя, раненного шальной пулей в правую ягодицу, то он через несколько дней оправился, и Леппринсе вознаградил его за понесенный ущерб.

V

В тот вечер я зашел в кинематограф, а потом — в закусочную, съел пару бутербродов, запил пивом и не спеша побрел домой. Меня никто не ждал, и торопиться было некуда. Я жил на улице Херона в крохотной квартирке под самой крышей современного здания, которую нашел для меня приятель Серрамадрилеса вскоре после моего приезда и Барселону. Мебели в квартирке было мало, да и та убогая: расшатанные стулья, хромоногие столы и кресло из ивовых прутьев. В спальне стояла узкая кровать, чуть пошире тюфяка, и обшарпанный зеркальный шкаф. Вторая комната предназначалась для столовой, но я питался в соседнем дешевом ресторане и потому оборудовал ее под свой кабинет. Гости приходили ко мне очень редко, и столовая была для меня излишней роскошью. Кроме того, были пустой чулан без окон и умывальник в спальне. Места общего пользования находились на лестничной площадке, и я разделял их с астрономом и старой девой. Зато окна обеих комнат выходили в ухоженный садик, где разводили цветы. 13 середине девятнадцатого года садик исчез, и один только бог знает, кому это понадобилось.

Итак, я вернулся домой поздно, почти в полночь. Сунув ключ в замочную скважину, я обнаружил, что дверь не заперта. Желая успокоить себя, я приписал это своей рассеянности. Осторожно приоткрыл дверь: в столовой горел свет. Быстро захлопнув дверь, я опрометью кинулся вниз по лестнице. Но знакомый голос окликнул меня сверху:

— Куда же вы, Миранда. Вам нечего бояться!

Я обернулся. Это был комиссар Васкес.

— Мы торчим здесь битых два часа, и так как вы слишком задержались, позволили себе открыть двери вашей квартиры и войти, чтобы расположиться здесь и ждать вас в более комфортабельных условиях. Вы не сердитесь?

— Разумеется, нет. Но вы меня очень напугали.

— Вполне понятно. Нам следовало предупредить вас о своем приходе. Но что поделаешь, мы совсем упустили это из виду.

Преодолев последние ступеньки, я вошел в квартиру. В столовой кроме комиссара находилось еще двое полицейских в штатском. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что здесь производился обыск. Разумеется, я мог протестовать, даже пожаловаться на произвол, поскольку не сомневался, что комиссар действовал по своему усмотрению и не имел на то санкции судебных властей, но меня ничуть не волновало, что они перевернули здесь все вверх дном, и я промолчал.

— Чей это портрет? — осведомился комиссар Васкес, указывая на фотографию моего отца.

— Отца, — ответил я.

— Ай-ай-ай! Что подумает ваш отец, если узнает, что вас навещает полиция?

Я догадался, что он намерен меня запугать, и решил перехватить инициативу в свои руки.

— Ровным счетом ничего. Он умер три года назад.

— О, прошу прощения! Я не знал, что вы вдовец.

— Сирота, вы хотите сказать.

— Ну, конечно, сирота. Еще раз прошу прощения.

Теперь я всецело завладел положением: комиссар выглядел смешным в глазах своих подчиненных.

— Очень сожалею, комиссар, но мне нечем вас угостить, — заявил я нагло.

— Ради бога, не беспокойтесь. У нас в полиции сухой закон.

— Зачем кривить душой, комиссар? Я имел возможность оценить ваши гастрономические вкусы в доме нашего общего друга, сеньора Леппринсе.

Комиссар опешил, и я испугался, что зашел слишком далеко в своих выпадах против него. Хотя он и заслуживал такого отношения к себе, так как воспользовался нашим шапочным знакомством и решил устроить мне допрос, взяв инициативу в свои руки, но я отплатил ему той же монетой. Я не сомневался, что он пришел ко мне как обвинитель, а не как следователь, и своим внезапным появлением здесь и присутствием явно лишних подчиненных намеревался ослабить мои позиции.

— Мы пришли к вам как к другу, — сказал комиссар Васкес, оправившись от замешательства. — Конечно, у вас нет причин радоваться нашему неожиданному вторжению: мы не имеем санкции на обыск и можем рассчитывать лишь на ваше благосклонное отношение. Впрочем, не мне объяснять это адвокату.

— Я не адвокат.

— Не адвокат! Черт подери! Кто же вы тогда — студент?

— Нет.

— Так скажите же, наконец, как мне вас величать официально?

Это была мощная контратака с его стороны.

— Я административный служащий…

— Сеньора Леппринсе?

— Нет, сеньора Кортабаньеса, адвоката.

— Так вот оно что… А я-то думал, постоянно встречая вас в доме сеньора Леппринсе… Теперь вижу, что ошибался. Но как случилось, что самый обыкновенный служащий обедает в доме у Леппринсе, такого влиятельного человека? Или вас связывает что-нибудь еще? Может быть, дружба?

— Говорите, говорите, я вас слушаю.

— Да вам и нечего сказать, Миранда. И правильно делаете, что молчите, ведь без труда не вытянешь и рыбки из пруда.

— Если под рыбкой вы подразумеваете меня, то себя, вероятно, считаете ловцом, комиссар?

— Ну, ладно, ладно, Миранда. Почему мы, испанцы, вечно враждуем? Ведь мы тут все — друзья, не правда ли?

— В таком случае, если вас не затруднит, познакомьте меня, пожалуйста, с этими двумя сеньорами. Должен же я знать своих друзей.

— Сеньоры явились сюда со мной за компанию. Теперь, когда вы пришли, они уйдут.

Оба прихвостня комиссара пожелали нам спокойной ночи и ушли, но дожидаясь, пока я провожу их до двери. Когда мы остались с комиссаром наедине, он сразу же стал серьезным и вместе с тем более фамильярным.