Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Правда о деле Савольты
Шрифт:

Трудно смириться с одиночеством, особенно если ему предшествовал период дружбы и приятного общения с таким человеком, как Леппринсе. И вот как-то раз, пресытившись бездельем, допекавшим меня в часы досуга после рабочего дня, и пренебрегая правилами хорошего тона, я пришел к дому Леппринсе, к дорогому мне жилищу на Рамбла-де-Каталунья, чьи липы над бульваром напоминали арку из зелени, изображенную на картине, висевшей над камином в гостиной.

Швейцар с седыми бакенбардами вышел мне навстречу и радушно приветствовал меня. Я немного воспрял духом. Но швейцар сразу же разочаровал меня: сеньоры Леппринсе переехали жить в другое место. Он очень удивился, что я не заметил вывешенного на балконе объявления: «СДАЕТСЯ ВНАЕМ». И выразил сожаление, что ничем не может мне помочь, так как сам не знает — и это после стольких лет преданной службы, — где теперь живет сеньор Леппринсе, такой великодушный, такой учтивый и такой экстравагантный.

— Во всяком случае, — добавил он, пытаясь меня утешить, — признаюсь вам, что я даже рад этому, потому

что молодого сеньорито я уважал, хоть он нередко и огорчал меня, а вот его нового секретаря, этого немца или англичанина, который угробил столько людей в театре, просто видеть не мог. В нашем доме он всегда был всеми уважаем.

Он взял меня под руку, и мы стали прохаживаться с ним по подъезду туда-сюда.

— Мне стало страшно за сеньорито, когда здесь поселилась та женщина. Вы знаете, о ком я говорю: та самая, которая поднималась по канатам лифта, словно африканская или американская обезьяна. Разумеется, я готов войти в любое положение. Так я и сказал своей хозяйке. Я сказал ей, что хотя сеньорито Леппринсе по своему поведению и серьезности выглядит старше своих лет, он еще совсем молод и, естественно, теряет голову в делах житейских, будничных. Вы понимаете, с возрастом… сказал я ей, становишься мудрее, разве не так?

— Да, конечно, — ответил я, не зная, как от него отделаться.

— На поверку так оно и вышло. Но этот бледнолицый, уж не знаю, как и объяснить… несимпатичен мне. Мне трудно выразить то, что я думаю.

Я незаметно увлек его к двери и протянул на прощание руку. Он взволнованно пожал ее и, удерживая в своей, плотной, рыхлой, сказал:

— И все же, сеньор Миранда, мне жаль, что сеньор Леппринсе уехал отсюда. Я очень уважал его. А жена у него просто святая! Настоящий ангел во плоти, вы понимаете меня? Воистину святая!

Я поведал о своей неудаче Перико Серрамадрилесу, а он покачал головой так, словно у него были связаны руки и он хотел бы отделаться от очков.

— Бог мой, все рухнуло, все рухнуло! — бормотал он.

Он столько раз повторял это, что я не выдержал и закричал ему, чтобы он замолчал и оставил меня в покое.

— О боже, прекратите ссориться, — вмешалась Долоретас. — Совестно слушать вас. Два молодых человека столько говорят о деньгах, вместо того чтобы работать и думать о своем будущем.

ПИСЬМО КОМИССАРА ВАСКЕСА СЕРЖАНТУ ТОТОРНО ОТ 30–6-1918 ГОДА,
В КОТОРОМ ОН ПРОСИТ ИЗЫСКАТЬ ЕМУ ВОЗМОЖНОСТЬ ВМЕШАТЬСЯ В ЖИЗНЬ БАРСЕЛОНЫ ИЗ СВОЕГО УЕДИНЕНИЯ

Свидетельский документ приложения № 7-г.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Тетуан, 30–6-1918.

Любезный друг!

Сообщаю вам, что получил ваше письмо от 21 числа сего месяца, из которого извлек для себя немало пользы. Теперь у меня нет сомнений в том, что существует далеко зашедший заговор, жертвой которого на сей раз стал бедный Н. Сделайте все возможное, чтобы известие о его аресте дошло до меня официальным путем (через какой-нибудь бюллетень или газетную вырезку), тогда я смог бы вмешаться и потребовать, чтобы его выпустили на свободу. Мною движут самые гуманные чувства, и вы хорошо знаете, дружище Тоторно, что это так. Если я еще пользуюсь хоть каким-то авторитетом (во что я с каждым днем верю все меньше), то сделаю все от меня зависящее, чтобы пресечь такое превышение власти и произвол.

Воздаю должное вашим успехам: вы уже хорошо освоили пишущую машинку. Жизнь — это беспрерывная борьба. Выше голову и всегда вперед! С дружеским приветом

Подпись: А. Васкес Комиссар полиции

Работа тянулась медленно и непродуктивно. Лето наступило в положенный срок и, казалось, никогда не кончится. Моя квартира, находившаяся под самой крышей здания, целыми днями была залита солнцем, а по ночам превращалась в раскаленное пекло. К вечеру, едва жара начинала спадать, увеличивалась влажность, предметы становились липкими, и я, привычный к сухому кастильскому климату, задыхался и обливался потом. Меня мучила бессонница. Когда же сон овладевал мной, мне снились кошмары: будто рядом со мной в постели лежит медведь. И страшило не его соседство — в моих сновидениях медведь был кротким и добрым, — а его близость, которая в раскаленной комнате делалась для меня невыносимой. Я просыпался весь в поту, бежал к умывальнику и пригоршнями плескал себе в лицо воду, которая растекалась по спине, принося минутное облегчение и блаженство.

Стремясь избавиться от медведя, от беспокойных изнурительных бессонниц, я запоем читал допоздна. Когда же мои глаза слипались, я спал мало и плохо. Утром вставал совсем разбитый и в таком гипнотическом состоянии находился весь день до тех пор, пока с наступлением ночи по иронии судьбы ко мне не возвращались просветление и силы.

В те жаркие дни Перико Серрамадрилес и я обычно отправлялись на пляж во время нашего обеденного перерыва, который длился с полудня до пяти часов. Мы добирались туда на трамваях, битком набитых отвратительными потными людьми, съедали по громадному бутерброду и большой пиале риса, от которого, впрочем, вскоре отказались: такая пища нам была не по карману, чересчур отягощала желудки и клонила ко сну, мешая служебным обязанностям. Однажды, вернувшись с пляжа, мы одновременно заснули прямо

за столом, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку немногочисленные клиенты Кортабаньеса уехали куда-то на лето, и пустынный покой конторы нарушался лишь назойливыми мухами, которых Долоретас истребляла свернутой газетой.

ПИСЬМО СЕРЖАНТА ТОТОРНО КОМИССАРУ ВАСКЕСУ ОТ 12–7-1918 ГОДА,
В КОТОРОМ ГОВОРИТСЯ О ТОМ, КАК ОН ВЫПОЛНИЛ ПОРУЧЕНИЕ

Свидетельский документ приложения № 7-д, добавление 1.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Барселона, 12–7-1918.

Досточтимый и благородный шеф!

Простите, что не сразу выполнил ваше всегда приятное для меня поручение. Вам уже известно, что официальное положение, которое я теперь занимаю, не связано с повседневной жизнью Управления, и это помешало мне выполнить ваше задание своевременно. Немало поломав голову, я, на мой взгляд, придумал, наконец, каким образом переправить вам сообщение об аресте несчастного Немесио. Мне удалось сделать так, чтобы ваше письмо попало в руки Немесио. Теперь он знает, где вы находитесь, и я буду не я, если он не сумеет связаться с вами и получить вашу поддержку. По-моему, я неплохо придумал, верно?

Премного благодарен вам за то, что вы проявляете такой интерес к моим успехам в печатанье на машинке. Вы всегда были для нас примером на нашем трудном пути выполнения долга. Как видите, моя техника печатанья на машинке все еще оставляет желать лучшего. Не имея ничего больше сообщить вам, всегда остаюсь к вашим услугам.

Подпись: Сержант Тоторно.
ПИСЬМО НЕМЕСИО КАБРЫ ГОМЕСА КОМИССАРУ ВАСКЕСУ ОТ ТОГО ЖЕ ЧИСЛА,
В КОТОРОМ ГОВОРИТСЯ О ЕГО ПЕЧАЛЬНОЙ УЧАСТИ

Свидетельский документ приложения М 7-д, добавление 2.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Барселона, год господень 1918

Покров день 12 июля.

Сеньор мой и брат во Христе нашем господнем!

Иисус Христос через одного из своих ангелов сообщил мне, что вы находитесь в Тетуане. Известие это повергло меня в уныние и отчаяние, потому что я сразу же вспомнил его слова:

Накажет нас за неправды наши и опять помилует и соберет нас из всех народов, где бы мы ни были рассеяны между ними. (Книга Товита, гл. 13, ст. 5)

Услада моей души и умиротворенность духа моего позволили мне решиться написать вам это письмо, чтобы вы могли причаститься, как сам господь наш бог, многочисленных несчастий, которые преследуют меня за мои грехи. Знайте, сеньор комиссар, что ученые люди с помощью святого духа излечили меня от моих недугов и позволили снова вступить на путь господень, где не отделить плевел от зерен. И вот я по вине и слепоте своей избрал дурной путь, который привел меня к этому заточению точно так же, как привел раньше в омерзительную камеру, уже вам знакомую, от которой я, слава богу, избавился. Да и, откровенно говоря, здесь мне намного лучше, потому что со мной обращаются, как с христианином: не бьют, не обливают ледяной водой, не истязают, не грозят. И грех жаловаться на их манеры — все они человеколюбивые я достойны милосердия господа нашего бога. Но так уж случилось, сеньор комиссар, что мне стали известны великие тайны; они являются ко мне во сне то облаком, то пламенем, то нисходят божьей благодатью, и только вам могу я их доверить, а для этого мне надо как можно скорее вырваться из оков, которые меня связывают. Сделайте что-нибудь, Христа ради, молю, сеньор комиссар. Я не преступник и не сумасшедший, как все утверждают. Я всего-навсего жертва соблазна лукавого. Помогите мне, и господь бог воздаст вам должное на этой земле и ниспошлет вечное здравие.

Каждый день я молю господа бога, чтобы он уберег вас от мавров. Нижайший мой поклон вам

Н. К. Г.

Вы получите это письмо из рук посланника. Не спрашивайте его ни о чем и не смотрите ему пристально в глаза; так вы можете заразиться неизлечимой хворью. Прощайте.

Д. После покушения на Леппринсе были еще попытки убить его?

М. Нет.

Д. Значит ли это, что террористы отказались от своего возмездия?

М. Не знаю.

Д. По имеющимся у меня сведениям, это не похоже на тактический ход с их стороны.

М. Я же сказал: не знаю.

Д. Судя по тем данным, которыми я располагаю, в Барселоне за 1918 год произошло восемьдесят покушений, именуемых «социальными», жертвами коих стали предприниматели: убитые — 4, раненые — 9; рабочие и торговые агенты: убитые — 11, раненые — 43. И это не считая материального ущерба, причиненного людям многочисленными пожарами и динамитными взрывами. В мае происходили чудовищные ограбления продовольственных магазинов, продолжавшиеся в течение нескольких дней, пока в стране не ввели военное положение.

Поделиться с друзьями: