Правда о деле Савольты

Мужчины попрощались и ушли. Оставшись наедине с Марией Кораль, Леппринсе сел на край постели и стал задумчиво рассматривать ее лицо.

Наутро небо по-прежнему было пасмурным, моросил мелкий дождь. Экипажи скользили по брусчатой мостовой, оставляя за собой черные борозды, а кони месили копытами слякоть. Из окна виднелось два потока зонтов, циркулировавших вверх и вниз по улице. Хмурый день не располагал к радужным мыслям, и мое вчерашнее спокойствие за Марию Кораль, которая, по моему мнению, находилась в надежных руках, улетучилась. Бреясь, я хладнокровно анализировал события минувшего дня и остался неудовлетворен. Во-первых, Леппринсе проявил ко мне необычное равнодушие, хотя мы не виделись с ним несколько месяцев. Он даже не вышел из автомобиля, а послал вместо себя Макса и шофера. Шофер был для меня новостью, потому что Леппринсе сам водил машину не хуже любого шофера и испытывал при этом большое удовольствие. Какую роль играл при нем этот неприятный тип с обезьяноподобной внешностью? Еще один телохранитель? Зачем ему понадобился Кортабаньес, явно лишний в подобной ситуации? И почему, наконец, он не предложил подвезти меня на машине домой, ведь там было достаточно свободного моста? Что они сделали с Марией Кораль?

Я быстро позавтракал и отправился на работу с твердым намерением перехватить Кортабаньеса, как только он появится в конторе, и заставить его выложить все начистоту. Но такой случай мне не представился. Хотя я пришел раньше обычного, Кортабаньес опередил меня и уже беседовал с каким-то клиентом у себя в кабинете. Это была еще одна загадка: Кортабаньес никогда не появлялся на работе раньше десяти или половины одиннадцатого, а мои часы показывали без четверти девять.

Я метался по залу-библиотеке, не переставая курить одну сигарету за другой. В десять минут десятого пришла Долоретас и завела со мной разговор о том, сколько неприятностей причиняют дожди, но, услышав мои невразумительные, сказанные невпопад ответы, смолкла, сняла чехол с пишущей машинки и принялась печатать. Без четверти десять явился Перико Серрамадрилес. Он принес с собой экземпляр сатирической газеты и хотел показать мне несколько крамольных карикатур, но я не отреагировал на них, и он удалился в свою конуру. Ровно в десять Кортабаньес вызвал меня к себе в кабинет. Я ринулся туда. Неурочным посетителем оказался Леппринсе.

— Заходи, Хавиер, голубчик, садись, — пригласил Кортабаньес.

Но Леппринсе встал и жестом остановил меня.

— Не стоит садиться, Хавиер, мы с тобой сейчас уедем.

— Как себя чувствует Мария Кораль? — спросил я.

— Хорошо, — ответил Леппринсе.

— Это правда?

Леппринсе снисходительно улыбнулся. Должно быть, мой тон показался слишком необычным для человека, который не привык, чтобы его слова ставились под сомнение.

— Так говорит доктор, Хавиер, а у меня нет оснований не верить ему. Да ты и сам убедишься в этом, потому что мы сейчас поедем к ней.

— Где она?

— В отеле. Она ни в чем не нуждается и зря ты так тревожишься. Болезнь совсем не тяжелая.

Он похлопал меня по плечу, пристально посмотрел в глаза и улыбнулся. От моих утренних страхов не осталось и следа. Я взял с кресла свое пальто, которое принес и положил туда Леппринсе, и мы вышли на улицу. Лил дождь, и мы остановились под навесом крыльца. К нам величественно подкатил лимузин. Шофер вылез из автомобиля и, держа перед собой зонт, точно знамя, раскрыл его над Леппринсе. Мы сели в машину. Там уже был Макс. Мы вышли из машины перед маленьким отелем на улице Принсеса. Я испытывал некоторое замешательство.

— Мне неудобно идти к ней, — шепнул я Леппринсе, когда мы проходили через маленький вестибюль.

— Не говори глупостей. Как только Мария Кораль пришла в себя, она, разумеется, поинтересовалась, что с ней случилось и каким образом она попала сюда. Мы все ей объяснили и, конечно, не преминули рассказать, какую роль сыграл ты в событиях прошлой ночи. Она не оставила меня в покое до тех пор, пока я не пообещал привести тебя к ней.

— Правда? Она действительно хочет меня видеть? — спросил я с такой откровенной радостью, что Леппринсе расхохотался. Я покраснел до корней волос и испугался тех чувств, которые меня переполняли.

Мы подошли к двери, Леппринсе постучал в нее согнутым пальцем, и женский голос изнутри пригласил нас войти. Женщина, откликнувшаяся на стук, была сиделкой. Мария Кораль лежала в постели с закрытыми глазами, но не спала, судя по тому, что сразу открыла их, как только мы вошли. Лицо ее уже не покрывала бледность, а взгляд обрел часть присущей ему живости. Я пожал руку, которую она мне протянула, и она удержала ее в своей.

— Рад видеть вас выздоравливающей, — произнес я несколько нарочито.

— Ты спас мне жизнь, — проговорила она, слегка улыбнувшись.

Леппринсе и сиделка вышли в коридор. Я окончательно смутился и опустил глаза, чтобы избежать устремленного на меня пристального взгляда цыганки.

— Сеньор Леппринсе… — пролепетал я, — тоже сразу приехал, как только я ему позвонил, и помог вам. Это вас спасло.

— Нагнись ко мне, я плохо тебя слышу.

Я склонился к лицу цыганки. Она по-прежнему держала мою руку в своей.

— Я хочу кое-что спросить у тебя, — прошептала она.

— Спрашивайте, — ответил я, уже догадываясь, какой вопрос последует.

— Зачем ты приходил ко мне вчера вечером?

Я не ошибся. И почувствовал, что снова краснею. В ее взгляде я не уловил ничего, кроме любопытства.

— Вы не должны думать ничего дурного, — начал я. — Позавчера ночью мы с приятелем зашли в кабаре, где вы выступали. Я узнал вас и на другой день решил засвидетельствовать вам свое почтение. Но не застал там, и мне дали ваш адрес. Когда я постучал в дверь вашей комнаты, мне никто не ответил, и я подумал, что вы куда-то ушли или просто не хотите никого принимать, но вдруг — тут я слегка погрешил против истины — послышались стоны. Я открыл дверь и увидел вас в постели в таком состоянии, что испугался и сразу же позвонил Леппринсе. Остальное вам уже известно.

— Ты рассказываешь, как все было, но не говоришь, зачем приходил.

— Зачем?

— Ты хотел меня видеть?

Мне показалось, что в зрачках ее промелькнул насмешливый огонек, и я снова опустил глаза.

— Когда я увидел вас в этом омерзительном пансионе, — я опять уклонился от ответа, — то испугался еще больше.

Мария Кораль выпустила мою руку, вздохнула и сомкнула веки над набежавшей слезой.

— Что с вами? Вам хуже? Позвать сиделку? — воскликнул я встревоженно и вместе с тем облегченно.

— Нет, нет, ничего. Просто я вспомнила пансион и то, что со мной произошло. Сейчас все кажется таким далеким, а прошло всего каких-нибудь несколько часов. Я подумала… но тебе, наверное, это неинтересно?

— Совсем напротив! Говорите.

Она отвернулась к стене, чтобы я не видел ее слез, но судорожные всхлипывания выдали ее.

— Я подумала, что скоро мне снова придется туда вернуться. Уж лучше умереть… только не смейся надо мной, пожалуйста… Уж лучше умереть здесь, в этом чистом отеле, в окружении добрых людей, таких, как ты.

Я не выдержал: опустился перед постелью на колени и взял ее за руку.

— Не говорите так, я запрещаю. Вы никогда больше не вернетесь ни в тот омерзительный пансион, ни в кабаре, ни к той унизительной жизни, которую вели до сих пор. Не знаю еще как, но я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вы могли вести жизнь, достойную вас. Если вы только захотите, Мария Кораль… если вы только захотите, я сделаю для вас все, что только в моих силах.

Мария Кораль повернула ко мне лицо и посмотрела с такой нежностью, что теперь уже на моих глазах навернулись слезы. Она погладила меня по волосам, щекам и сказала: