Правда об Афганской войне
Шрифт:
Но Лоэк заговорил о другом, и меня поразила его рискованная откровенность. Он горячо заявил мне, что не является ни членом парчам, ни членом хальк.
– Я настоящий пуштун. Я знаю свою родину, знаю девять колен своей родословной. И хочу сказать вам, господин генерал, что Афганистан никто и никогда не сможет победить. Вы можете меня сейчас арестовать…
– Ну что вы, господин Лоэк…
– Нет-нет… Вы послушаете, что я вам сейчас скажу…
И он почти дословно повторил мне то, что несколько недель назад я услышал от отца Бабрака Кармаля.
– Афганистан победить не удавалось никому.
Что я мог ему ответить? Какие привести аргументы? Начал что-то неубедительное говорить про Саурскую революцию, про интересы Афганистана, про партию, про поддержку революции интеллигенцией и тому подобное…
– Никто эту вашу революцию не поддерживает! Вы – неверные! Ислам вам никогда не победить!
И тут мой слух резанули его слова:
– Прямо дороженька, насыпи узкие,
Столбики, рельсы мосты.
А по бокам-то косточки русские… – гортанно изрек Лоэк.
– Грубая жизнь, грубая политика, – продолжал он уже через переводчика. – Афганистан-то живет по шариату. Мы славим мудрый Коран и следуем ему. Наша политика – ислам.
Вот как обернулась моя беседа с академиком и поэтом. Я знал, что он увлекается сбором «ландый» – двустиший народного творчества, – знал, что из русских поэтов ему ближе других Некрасов. Но то, что он прибегнет к некрасовским строкам для иллюстрации российской «грубой политики», – меня поразило.
Лоэк еще что-то хрипло сказал переводчику. Тот заколебался. Лоэк буркнул снова:
– Уходите из Афганистана по-хорошему, с честью.
Спокойный, исполненный чувства собственного достоинства, Лоэк перебирал пальцами фигурные янтарные четки. Я то и дело глядел на янтарь и спрашивал себя: неужели он умышленно взял именно эти четки, а не какие-нибудь обыкновенные, костяные например? Неужто хотел мне напомнить о родине, о тех местах, где я прежде служил (янтарный край Прибалтика!), и таким образом намекнуть: убирайся-ка ты отсюда восвояси?
«Уходите из Афганистана по-хорошему, с честью», – то ли переводчик повторил эту фразу, то ли она застряла в моем сознании…
Тут вошел Черемных и доложил, что нежданно-негаданно идут ко мне секретари ЦК НДПА Нур и Зерай. Я извинился перед Лоэком.
Новые мои гости оказались чем-то взволнованы. Нур с ходу взял быка за рога:
– Товарищ генерал армии, приглашаем вас и шурави Черемных и Самойленко завтра в 15 часов на торжественный ленч во дворец. Мы уполномочены передать вам личное приглашение товарища Бабрака Кармаля. – И, выдержав паузу: – Академик Лоэк, – и Нур посмотрел на не успевшего еще уйти поэта, – тоже приглашен во дворец.
Лоэк поклонился Нуру и Зераю.
Трое моих утренних посетителей ушли вместе. На прощание я успел сказать Лоэку, что буду думать над поставленными им проблемами.
Следующим днем была пятница – выходной день по Корану. Я пригласил Самойленко и Бруниниекса и спросил, что могло бы значить приглашение Бабрака.
Самойленко предположил, что оно связано с получением приглашения из Москвы для участия в XXVI съезде КПСС.
По случаю выхода на официальный прием я приказал
всем быть в форме. Только переводчику Костину – в штатском.К 15 часам мы прибыли во дворец. Вошли в большой зал, где возбужденно и шумно общались между собой человек тридцать. В центре зала стоял Бабрак Кармаль. Рядом, ссутулившись, чтобы не казаться выше Генсека, стоял и отчаянно жестикулировал руками посол. Переводчик, не успевая, вероятно, переводить, тоже помогал себе руками. Товарищ О., как всегда в сером костюме, находился слева от своего кабульского патрона.
Столы с закусками и напитками располагались вдоль стен.
Это все, что я успел заметить, прежде чем хозяин дворца двинулся нам навстречу. За ним, как на привязи, – товарищ О.
– «Скажи-ка , дядя, ведь недаром…» – радостно приветствовал нас глава государства. – Глаза его приветливо светились. После короткого приветствия он вернулся к послу – видимо, беседа с Табеевым его весьма занимала. А ко мне подошли Анахита Ротебзак и Голь Ака.
– Господин генерал, леди благодарит вас за Герат. – И добавил, кивнув на присутствующих: – Сейчас они торжествуют победу, а несколько дней назад могли оказаться в Поли-Чорхи, или на докладе у Аллаха.
Эта реплика, видимо, была заранее подготовлена. Тогда я спросил, убедившись, что рядом с нами нет посторонних:
– Ну а в чем же все-таки суть гератских событий?
Он посмотрел на Анахиту и доверительно сообщил мне, пользуясь своим не вполне отшлифованным русским языком:
– Радиосигнала из Герата ждали в Кандагаре, Гардезе, Мазари-Шарифе, возможно, и в Джелалабаде…
Любезно кивнув, они с Анахитой отошли.
Подошел и поздоровался Кештманд. Сказал о том, что сообщение по дорогам Кушка – Кандагар и Термез – Кабул налажено и подтвердил, что количество диверсий после Герата пошло на спад. Хорошо отозвался о моем заместителе по тылу Иване Харитоновиче Коломийцеве, сумевшем вместе с афганскими министрами организовать плановую доставку грузов из Союза. Премьер-министр оказался вполне доволен тем, что накануне весенних полевых работ в Афганистан поступают и горючее, и техника.
Председатель правительства, министр планирования и экономики Султан Али Кештманд выделялся среди деятелей государственного и политического руководства ДРА компетентностью, знанием экономических за конов,трудолюбием и немногословием. Ревниво относился к этим качествам Кештманда даже Хафизулла Амин – сам человек умный, сильный организатор и коварный политик. Ревность эта в конце концов выразилась в том, что Амин решил избавиться от Кештманда как от соперника и возможного претендента на первый пост в государстве, упрятав его в тюрьму.
Мы знали о прежних дворцовых интригах, как знали и теперь о недостатках и достоинствах руководящих деятелей, о взаимной ревности между ними. Поэтому не показывали на людях своей симпатии к Кештманду, не обнаруживали связанных с ним надежд на возможную расстановку сил в будущем. Если бы что-то подобное стало известно Бабраку – а уж люди Наджиба смогли бы нужным образом преподнести такую информацию, – то Кештманда непременно уличили бы в каком-нибудь заговоре против Апрельской революции или Политбюро ЦК НДПА. И тогда «заговорщику» в лучшем случае светила бы тюрьма.