Правдивые байки воинов ПВО

Внезапно двери резко распахнулись от молодецкого удара ногой. Зал встал, однако вместо Члена на ковровую дорожку вышел… Папан. Даже издалека было видно, что он с тяжелейшего бодуна. Его китель был расстегнут, руки Папан держал в карманах.

Небритый Папан сделал несколько шагов в абсолютной тишине, глядя в зал отсутствующим взором.

Тут кто-то из наших бригадных шутников (кажется, Назар Гудищев) заорал «Папан!!» и захохотал. Смех тут же охватил весь зал. Делегаты выкрикивали «Папан, Папан!», смеялись и аплодировали.

Папан, стушевавшись от такой встречи, сел на свободное место, не дойдя до нашей делегации и изумлённо крутил башкой, не понимая, что происходит.

В это время в зал наконец-то вошел и настоящий Член.

Уж не знаю, как ему объяснили то, что он входил под смех и аплодисменты зала, приветствуемый криками «Папан, Папан!!!». При виде Члена народ захлопал ещё сильнее, что слегка сгладило эффект, произведенный «явлением Папана народу».

Думаю, что если бы Папаня дошел до ряда, где сидела наша делегация, Никита Сергеич с Бабраком Кармалем убили бы его на месте. До перерыва они за 3 часа слегка остыли. Однако драли его так, что от Папана только перья летели. Досталось и мне «за обман начальника политотдела»…

Один мой хороший друг любил говорить о себе так: «Я прошел большой путь от сперматозоида до майора!!!».

Путь Папана был куда более сложен и тернист во всех отношениях. К разгару горбачевской «перестройки» он разочаровался в армейской жизни и начал предпринимать отчаянные усилия, чтобы уволиться. В те времена это было очень непросто.

Он даже писал письма Первому съезду народных депутатов СССР с просьбой помочь с увольнением, и приезжал в Москву для того, чтобы их вручить народным избранникам. Письма, впрочем, остались без ответа, но из армии Папана, с грехом пополам, уволили. Встал вопрос квартиры и работы.

2-х комнатная «хрущёба» которую он имел в гарнизоне у деревеньки Кёрстово, в 20 км от Кингисеппа, восторга не вызывала, да и перспективы трудоустройства были более чем туманные.

Я как раз приехал в отпуск из академии, и Папан поделился со мной планом организации бизнеса по расписыванию керамической плитки совместно с какими-то кингисеппскими братками. Пришлось поднять его на смех с этой затеей.

Для начала я предложил ему составить компанию в процессе постановки на учет в квартирную очередь. (По советским законам, ему, как призывавшемуся из Ленинграда, должны были в нём же предоставить квартиру).

Прибыв в Красносельский райисполком, мы были поражены обилием народа и нервными нескончаемыми очередями во все кабинеты. Понять что либо было невозможно, попытки пообщаться с работниками натыкались на презрительные отказы. В конце концов, мы обнаружили в фойе огромную тумбу, на которой были вывешены списки очередников, получивших квартиры в минувшем году и с интересом их изучили. Там были представлены списки инвалидов, многодетных матерей, афганцев, чернобыльцев, беженцев и т. д. и т. п. Не было только списка «осчасливленных» офицеров запаса. Сделав это открытие, мы вышли на улицу перекурить и осмыслить ситуацию. Возникла идея выпить для снятия стресса. Мы купили две бутылки портвейна и тут же выпили первую, «в скверу, где детские грибочки».

Это активизировало мыслительные процессы, и я вспомнил, что в Красносельском райкоме партии работает мой хороший приятель по комсомольской деятельности Боря Думаев.

Приняв еще грамм по 200 из второй бутылки, мы решили попытаться его найти, т. к. все его старые телефоны я потерял. Благо, райком и райисполком находились в одном здании. Это удалось на удивление легко. Дежурный милиционер, узнав к кому мы пришли, позвонил Боре, и через 2 минуты мы были в его кабинете.

После тёплой встречи с Борей я представил ему Папана: «Мой друг Андрей, он теперь – ЖОРА!»

«Почему «Жора»?! – удивился Боря.

«Жертва Одностороннего Разоружения!!!» – объяснил я ему аббревиатуру новомодной хохмочки.

Потом я немедленно предложил Боре выпить за нашу встречу, мы разлили оставшийся портвейн и, в завязавшейся беседе, изложили Папанины проблемы с жильём и работой.

Боря тут же предложил Папану место инструктора в своём отделе. За это выпили ещё, и тут Боря вспомнил: «Ты Диму Муравьёва помнишь?»

Конечно, я помнил бывшего первого секретаря райкома комсомола. О нём надо сказать пару слов.

Добрейшей души человек, умница, эрудит Дима производил впечатление инопланетянина. Мы его называли «Кремлёвский мечтатель». У него был один недостаток: Дима совершенно не умел читать доклады, что было необходимо ему «по должности». Каждый раз, когда Дима читал какой-нибудь доклад, аудитория хохотала почти непрерывно.

«Он мне сегодня звонил, ему нужен хороший человек для работы в Леноблисполкоме» – сказал Боря. Я заверил его, что лучшей кандидатуры, чем ЖОРА – Папаня, Диме не найти.

Тут же созвонились с Димой и договорились о встрече завтра в 10.00, в здании на ПДП (Площади Диктатуры Пролетариата, так она тогда называлась). Рядом с Леноблисполкомом находился Дом Политпросвещения.

Про него была присказка тогда : «ДПП на ПДП»).

Мы расстались с Борей в самых лучших чувствах.

«Процесс прошел», как говаривал тогда Горби. Выпив на радостях еще бутылочку портвейна, отправились по домам. Я строго наказал Папану завтра быть в костюме и прилично выглядеть, не опаздывать на судьбоносную встречу.

Я дежурил у облисполкома с полдесятого… Папан, в лучших традициях, приехал с 15-минутным опозданием, небритый и без галстука. Галстук нашелся в его «Жигулях».

В общем, внешний вид Андрюхи был наглядным подтверждением народной присказки: «Вы что, художник?! Нет, я просто с похмелья!»

Прибыв к Диме, я представил ему ЖОРУ – Папана уже лично, всячески расписав его достоинства. Побеседовав с Папаном, Дима вдруг попросил меня выйти в коридор.

«Слушай, а он не сильно поддаёт?» — задал Дима сакраментальный вопрос. Я его заверил в Папиной непримиримости к пьянству. Очевидные признаки Папанина бодуна я объяснил нашей вчерашней встречей и взял вину на себя.

«Ну ладно, берем ЖОРУ!» – принял Дима решение.

Папан проработал в исполкоме полтора года, успев получить отличную квартиру. Его мятежный дух не выносил трудовой дисциплины, и он ушел оттуда «по собственному желанию». На освободившееся вакантное папанино место претендовали два генерала, которые чуть не подрались в ходе борьбы…

Папан успел поменять множество мест, профессий и должностей после этого: начальник картинной галереи, «независимый» художник, компаньон коммерсанта, офицер пожарного училища, сотрудник органов МВД, вольный «бомбила», охранник и снова художник. Он нигде не теряет оптимизма и бодрости духа, комментируя все превратности судьбы с «шутками и прибаутками».