Правдивые истории Еврейского местечка

Детей вывели во двор. Старшая дочка Горпины держала на руках свёрток.

– Чей ребёнок?
– брезгливо спросил Стёпка у девочки.

– Наш, дядя Степан. Мамка недавно народила.

– Врёшь, маленькая паскуда. А ну говори правду!

– Правда, наш. Виталик это.

– А ну, разверни!

Девочка трясущимися руками развернула ребёнка. Полицай и староста подошли и посмотрели на малыша. Мальчик лежал и сучил ножками.

– Посмотри, Степан, чёрненький?

– Да нет, белёсый.

– Глянь на писюн, Стёпка.

– Нормальный писюн. Необрезанный.

– Я же говорю, дядя, что это наш. Евреи - они такие противные: чёрные, обрезанные, - зацепилась за слова девочка, которой было всего 14 лет.

– Ишь ты, понимает! А ты что скажешь?
– староста обратился к мальчишке, лет восьми.

– Что?

– Ты мен ещё почтокай, засранец! Это ваш брат?

– Наш, дядя.

– Кто вам его принёс?

– У мамки народился.

– Мамка титькой кормит?

– У мамки молока нет. А так бы кормила.

Полицай взял мальчика за ухо. Мальчишка заплакал.

– Правду говори, скотина!

Полицай скрутил ребёнку ухо. Один из старших мальчиков набросился на Стёпку- полицая.

– Оставьте его! Сказали, наш он. Виталиком зовут! Евреи так детёнышей не называют!

– Ах ты щенок!
– сбросил с себя пацана полицай и стеганул его, лежащего в пыли, плетью. Мальчишка взвыл от боли.

– Наш он! Наш он!
– кричал парень, а садист Стёпка хлестал его, извивающегося, кнутом.

Малыши заплакали, старшая девочка бросилась защищать брата, но удар кнута сбил её с ног и она упала на землю. Все дети заголосили хором:

– Наш он! Мамка народила! Виталькой зовут. Беленький! Писюн нормальный...

Ничего не добившись от детей, Стёпка и староста убрались со двора. Дети встали, помогли встать избитому брату, взяли малыша и пошли в дом. Через час домой пришла, вернее, приползла Горпина. На ней не было живого места, вся в кровоподтёках и синяках, в зубах зияла дыра, а изо рта тоненькой струйкой стекала кровь. Превозмогая боль, она кинулась к малышу, схватила его на руки и крепко прижала к себе...

ГЛАВА V

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Хана Коломиец со своей дочерью, с Танькой, к счастью, не погибли. В первые же дни войны они успели эвакуироваться и после освобождения Украины от фашистов одними из первых вернулись в родной городок. То, что они увидели, когда вернулись, ввергло их в шок: некогда цветущий городок был превращён в руины. Все евреи колхоза, не успевшие эвакуироваться, были убиты: одни сожжены заживо, другие расстреляны в близлежащем лесочке, третьих просто закопали живыми в ямы. Всем имуществом, оставшимся после убийства евреев, пользовались местные жители. Того местечка и того колхоза уже, практически, не было на карте Земли. То есть, его и так не было - слишком уж он был мал, а тут его ещё не стало и в реальности.

Что такое эти еврейские местечки? Разве это дома? Разве это сады? Прежде всего, местечко - это люди, которые его населяют, а поскольку не стало людей, пропали с лица Земли и эти местечки.

С огромными трудностями Хана с дочерью заняли квартиру, некогда принадлежащую дяде Ханы. Как и все остальные, он навсегда остался в лесу и когда после войны стали раскапывать могилы, а все жители городка присутствовали при раскопках, бедная Хана в одной из могил увидела своего дядю и всю его семью. Все они стояли рядышком, череп к черепу. Жена брата держала на руках маленькую внучку в некогда голубой шапочке в белый горошек. По этой шапочке Хана и узнала своих родных.

Хана до сих пор ничего не знала о судьбе дочери и это очень мучило её. Чтобы узнать хоть что-то об Эте, она поехала в село к родителям Алексея, к сватам. Дом был закрыт на замок, окна заколочены. Она постучалась к соседям и те сказали, что сваты съехали в неизвестном направлении перед самым приходом красной армии, как активно помогавшие полиции. Сколько их, затерявшихся "помощников" осталось после войны - одному Б-гу известно. И поныне живут эти нелюди, сохранившие каким-то непостижимым образом человеческий облик. Казалось бы, ушли они от наказания - ан нет. Есть такая невидимая штука и зовётся она совесть. А ещё есть память. Вот они-то как раз и не дают спать спокойно, призывая в свидетели убиенных и истерзанных. И дело здесь совсем даже не в национальности, и не в вероисповедании: сволочь не имеет ни того, ни другого...

– Вы ничего не слышали о моей Этл?
– Хана ходила по дворам и спрашивала людей о дочери.

– Нет, ничего. Здесь её точно не было. А то б мы знали. Так отвечали все соседи и бедной женщине ничего не оставалось, как вернуться домой и жить дальше, хотя бы ради Таньки. Одна мысль не давала ей покоя: так не может быть, чтобы от человека и следа не осталось! Должен же хоть кто-то знать о судьбе её дочери и внука! Надежды было мало, к тому же война ещё не закончилась, и Хана продолжала верить. Портрета Изи давно не было, но была маленькая старая фотокарточка, которую Хана забрала с собой, когда бежала из Черняхова. И сейчас, глядя на карточку, она спрашивала мужа, не встречал ли где он там, на небе, их Этеле с младенцем. Но Изя по-прежнему молчал и лишь иногда покачивал головой. Так, по крайней мере, казалось Хане.

Жизнь продолжалась, но это была совсем другая жизнь: без близких, почти родных соседей, без дочери, без внука... Часто Хана садилась на стул и смотрела в окно и ждала. Чего ждала - она и сама не знала. Но ей всё время казалось, что всё должно быть как в кино с хорошим концом: по дорожке, ведущей из леса, появляются две фигуры - женщина, держащая за руку мальчика. Женщина вглядывалась вдаль, но видение исчезало так же, как и появлялось, и тогда она начинала плакать. Тихо плакала, не навзрыд. Когда домой приходила с работы Танька, Хана старалась выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки, но Таньку не так-то просто было обмануть: она видела заплаканные глаза матери. Дочь подходила к матери и крепко-крепко обнимала её. Так они и стояли, обнявшись, одни на всём белом свете...

ГЛАВА IV

ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Дети, кушать! Я кому сказала! А ну сюда! Три раза повторять не буду!

Из старенького покосившегося домика с соломенной крышей и старой, почти прогнившей дверью вышла немолодая женщина. Она улыбнулась во весь свой беззубый рот белобрысому мальчишке, который играл с братьями во дворе, потом строго посмотрела на старших и ещё раз позвала:

– А ну, ходите до дома! А то я зараз устрою вам обед! От, подлюки! Мать зовёт, а их как буд-то и нет вовсе.

Мальчишки побежали в дом и сели за стол. Старшая сестра помогала матери на кухне. Всё как всегда: наготовить похлёбки, отварить картошки, покормить, помыть посуду, постирать... Как только все сели за стол, раздался стук в дверь.

В комнату вошла молодая женщина. Она смотрела на детей пристально, как буд-то что-то выискивала. Её блуждающий взгляд остановился на самом маленьком. Все замерли.

– Виталик!
– тихо, почти шёпотом позвала его женщина. Виталик оглянулся.

– Иди сюда, мой мальчик! Иди! Это я, твоя мама...