Право на эшафот

– Сеньорита Эрнандес сказала, что комната неправильно ориентирована, а она слишком деликатная натура, чтобы такое выносить, – пояснила я с серьезным лицом.

– Это она-то деликатная? – возмутился Альварес. – Да она необычайно толстокожая! Не просто намеков не понимает, а даже прямого отказа, если ей это невыгодно.

– Мы быстро нашли общий язык, – пожала плечами, – главное, объяснять так, чтобы не допускать двойного толкования.

– Да уж, – расхохоталась Ракель, – ваша беседа допустить двойного толкования точно не могла.

Альварес посмотрел на меня с уважением и, кажется, что-то хотел спросить, но не успел – заметив знакомого, замахал ему рукой, приглашая к нашему столу.

На этакую вольность я посмотрела неодобрительно: по правилам хорошего тона ему следовало сначала уточнить у дам, не возражают ли они. Но это говорило во мне воспитание Эстефании, что я поняла быстро, и благосклонно взглянула на подходившего сеньора. Он был чуть моложе Альвареса и, пожалуй, посимпатичней. Наверняка из-за него страдают по ночам больше студенток, чем из-за Альвареса.

– Рауль, познакомься с Катариной и Ракель, наши новые студентки.

Герцогиня во мне опять поморщилась на нарушение этикета, поэтому я задвинула ее в глубины памяти, справедливо напомнив, что о моем титуле в университете никто не знает, а преподаватель, вне всякого сомнения, лицо более значимое, чем две студентки. Но все же Альваресу следовало и Рауля представить нам, назвав как минимум фамилию и предмет, который тот ведет. Но мои укоризненные взгляды до Альвареса не дошли. Ракель же молчала, восторженно поедая глазами сеньора, севшего за наш столик.

Однако того это не беспокоило, он улыбнулся нам обеим по очереди, а потом невоспитанно завел разговор с Альваресом о предметах, в которых не могли разбираться только поступившие особы. Но мне-то было что сказать! Я невольно ерзала на стуле, изнывая от желания влезть в их беседу и с трудом удерживаясь от этого, потому что говорили они на последнюю «вспомненную мной» тему. Попыталась отвлечься едой, но получалось плохо, потому что их беседа была куда интереснее обеда.

Неожиданно Рауль заметил мое состояние и покровительственно спросил:

– Вы что-то хотите сказать, сеньорита?

– Мне кажется, что, если уж вы сели за наш столик, могли бы вести беседу на тему, доступную и нам, – брякнула, хотя хотелось сказать: «На тему, менее интересную».

– Ты что? – прошептала Ракель в установившейся тишине. – Это же Рауль.

– Да, я помню, сеньор Альварес назвал его имя, но забыл упомянуть фамилию, – отозвалась сварливо.

Теперь они смотрели на меня втроем. Я чувствовала, что опять где-то накосячила, но не понимала где.

– Милая девушка, а вы откуда? – внезапно заинтересовался Рауль.

– Она только-только приехала из Муриции, – затараторила Ракель, неожиданно пиная меня под столом, – ваше высочество.

Нет, напрасно я съела половину того, что было в тарелке, – все запросилось обратно. От мысли, что я оскорбила теофренийского принца, стало нехорошо. Но Альварес же совершенно панибратски относился к венценосной персоне, вот и ввел меня в заблуждение. Все беды от этого Альвареса: сначала чуть не поссорил меня с комендантшей, теперь вот – с принцем.

– Простите, ваше высочество, – выдавила, не зная, куда девать глаза, – я последние несколько лет провела не здесь.

– Ничего страшного, сеньорита. Я понимаю.

Он улыбнулся, а я подумала, что по этикету будет совершенно невоспитанно встать и сбежать из столовой, хотя очень хочется. Начни он меня расспрашивать о жизни в Муриции, скомпрометирую себя, как есть скомпрометирую.

– Ко мне не нужно обращаться «ваше высочество», – продолжил он. – Здесь меня называют сеньор Медина.

Я удивленно вскинула голову. Сеньор? Даже не дон? Или доном называют только Сиятельных, а не любых аристократов? Вопросы я благоразумно оставила при себе.

– Рауль, а не изменится ли теперь?..

Альварес не договорил, но Рауль его понял и нехорошо усмехнулся.

– Это зависит от того, кого отцу удастся найти: согласную выйти за меня Сиятельную или согласного жениться на Марселе Сиятельного. Если помнишь, Теодоро согласился на брак не потому, что ему так хотелось приплюсовать к Муриции Теофрению, а потому, что у него есть какое-то предсказание.

Я навострила уши, но про Теодоро Рауль больше ничего не сказал. Возможно, потому, что его прервала Ракель, пробурчав:

– Жили без Сиятельных и дальше как-нибудь проживем.

– Сеньорита – приверженец Легиона? – понятливо спросил Рауль. – Увы, не проживем. Сил наших магов не хватает, чтобы стабилизировать процесс. Ехать сюда без гарантий верховной власти никто не хочет. А гарантии возникают только в случае Сиятельного на троне. Или Сиятельной. Его величество в настоящее время пытается искать обходные пути, и у него даже что-то получается. Возможно, результат мы увидим на этой неделе. Но обсуждение таких вещей портит аппетит, не так ли, сеньориты?

– Вовсе нет, – ответила, – если что-то беспокоит, лучше выговориться, а не оставлять это при себе.

Но выговариваться при посторонних Рауль не захотел: тема ему была неприятна, хотя он и не выглядел расстроенным из-за того, что трон пролетел мимо его носа.

– Я лучше пойду. – Он нахмурился и встал из-за стола. – Приятного аппетита, Хосе Игнасио, сеньориты. Было приятно познакомиться.

Аппетит после его ухода пропал, да и разговор не завязывался. Альварес о чем-то мрачно размышлял, у меня желания вытаскивать его из размышлений не было.

Мы с Ракель доели и сразу встали из-за стола.

– Ну ты даешь! – сказала она, стоило отойти от столовой. – Это же Рауль, его все знают.

– Я долго жила вдали от Теофрении, – напомнила. – Поэтому у меня к тебе огромнейшая просьба: в следующий раз при появлении значимой персоны предупреждай сразу, пока я не успела сесть в лужу. В такую глубокую, как сегодня, уже не получится, но и в мелкие тоже лишнее.

Она рассмеялась и пообещала. Но до вечера мы ни с кем не столкнулись, и спать я ложилась в уверенности, что хоть день и начался так себе, но закончился прекрасно.