Право на эшафот

– Не рассказывай никому, что я сюда влипла. – Состроила жалобную физиономию, хотя необходимости и не было: я и без того выглядела жалко. – Альварес ни за что не признается, что меня не проинструктировал, зато сразу вспомнит, что меня можно наказать.

– Давай на него жалобу ректору отправим? – неожиданно предложила Ракель. – Это не Эрнандес с высокопоставленным папочкой, на него найдут управу.

– А ты пыталась жаловаться на Эрнандес ректору?

– Ему нет, только комендантше, – неохотно признала Ракель. – Сеньора Дуарте посоветовала искать с соседкой точки соприкосновения или платить за переселение в другую комнату. И намекнула, что отец Эрнандес слишком высокопоставленная персона, поэтому моя жалоба, если ей дать ход, обернется против меня. Отчислили бы без возврата уплаченных за обучение денег, как она сказала.

Наверняка соврала в надежде получить взятку. Дойди до ректора жалоба на Эрнандес, быстро привела бы ту в чувство. Но не в моем положении привлекать внимание к себе и к Сиятельному корпусу.

– Давай не будем жаловаться? Нехорошо начинать учебу с жалоб на преподавателей.

На улице мне стало чуть полегче, ноги больше не подгибались, туман в голове потихоньку рассеивался. Уверена, до своей кровати дойду без посторонней помощи. Еще бы поесть чего-нибудь…

Глава 32

На следующий день я больше всего боялась показать, что уже знаю то, что нам рассказывают. То, что я могла узнать только после клятвы в университете или будучи Сиятельной. Клятву у нас принимали со всей торжественностью, только оркестра не хватало, а так было все: и короткое напутственное обращение короля Луиса, отбывшего сразу после него, и прочувственная речь ректора, и выступления старшекурсников, мастеров главным образом в искусстве иллюзий, потому что показывать что-то посерьезней в столь небольшом помещении – к ненужным жертвам. Но иллюзии выглядели впечатляюще. Если, конечно, не присматриваться, в противном случае настигало разочарование. Но присматриваться из первокурсников никто не умел, поэтому зал восхищенно ахал или столь же восхищенно свистел.

Клятву у нас принимали сразу после этого циркового представления. И не скопом, а у каждого по очереди, с отметкой в списке и присмотром кураторов, чтобы, не дай Двуединый, не пропустить кого не связанного клятвой в обучение. Формулировка не отличалась изысканностью: мы обещали никому и никогда не передавать знания, полученные на территории университета. А еще – использовать эти знания во благо. Во благо кого или чего, уже не уточнялось, а зря, потому что при желании такая формулировка давала море возможностей для злоупотреблений.

Разумеется, причину я понимала, потому что магическая клятва должна отличаться краткостью, точнее – не может быть длиннее определенного количества звуков, иначе не сработает. Именно поэтому те студенты, кто делал незапланированную паузу или вставляли паразитные словечки вроде «э-э-э», вынуждены были повторять клятву, пока над головой не вспыхнет огонь, показывающий, что ограничения наложены.

Подозреваю, что для Сиятельных клятва должна быть другой, но для меня подошла и эта. Наша группа под предводительством Альвареса, старательно делающего вид, что вчера ничего не случилось, шла не первой, поэтому мы заучили многократно повторенный при нас текст наизусть и никто не сбился.

После чего мы наконец отправились на наш первый и единственный в этот день урок по магии, который проводил куратор. Больше он нас в этом семестре ничему учить не будет, и дальше мы с ним будем встречаться только на собраниях группы. Во всяком случае, я на это очень надеялась.

Задача была несложной – научиться обращаться к своему внутреннему магическому источнику. Обучение шло по одному, чтобы не распылять внимание. К каждому студенту куратор подходил по определенной им очереди и, если у того не получалось, клал руки на плечи, направляя, пока обучаемый не создавал шарик магии. Этот шарик можно было дальше трансформировать во что угодно, главное – не отправлять в свободный полет, потому что это была так называемая сырая магия, повреждения которой сложно исцелялись.

Я решила, что счастья кураторской помощи мне не нужно, поэтому «справилась» самостоятельно, пусть и не слишком быстро, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.

Когда Альварес добился, что магия у всех откликнулась, пришло время показывать нам первое заклинание – те самые Кольца Силы. И тут куратор дело на самотек не пустил: все кольца вызывались исключительно по его команде и под его присмотром. Дар у большинства в нашей группе как раз и был три – пять колец, достаточный для обучения, но не выдающийся, поэтому мои шесть с половиной вызвали некоторый ажиотаж. Альварес так вообще замер, как охотничий пес, почуявший дичь, и попросил повторить. Я и повторила. Разве мне жалко?

– Кому много дано – с того больше спросится, – наконец пафосно провозгласил Альварес перед тем, как меня отпустить. – Вы осознаете, сеньорита Кинтеро, что ваш дар может еще вырасти при надлежащем прилежании?

«Прилежание» он произнес с паузой в нужном месте, как слово с предлогом, что показалось неприличным намеком. Я постаралась передать взглядом свое отношение, а то, что взглядом не получилось, добавила словами:

– Можете не сомневаться, я осознаю ответственность, налагаемую на меня высоким уровнем дара. Я буду самой прилежной ученицей за все время существования университета. Никаких посторонних интересов, никаких романов. Только магия.

Дырка вам от амфитеатра, сеньор Альварес, а не роман со студенткой. Особенно с подчиненной вам студенткой. На удивление, преподаватель не обиделся. Напротив, расплылся в очередной улыбке, которую наверняка считал обворожительной.

– И это правильно, сеньорита Кинтеро. Вчера у нас с вами возникло небольшое недоразумение. Вы меня неправильно поняли. Но преподаватель обязан выражать свои мысли четко, поэтому я считаю это своей виной и приношу вам извинения.

– Хм, – раздалось со стороны Ракель, но наш куратор не удостоил ее даже взглядом, все свои взгляды он адресовал мне, явно собираясь получить какой-нибудь ответ.

– Я принимаю ваши извинения. – Кивнула ему с таким величественным видом, словно я была королевой, а он – провинившимся подданным. – Надеюсь, что больше таких недоразумений между нами не возникнет.

– Разумеется, сеньорита Кинтеро. Когда прибывает ваш отец? Я хотел бы с ним встретиться.

– Пока не ведаю, сеньор Альварес, – ответила, не зная, то ли плакать, то ли смеяться от желания Альвареса познакомиться с моей семьей. – У меня нет известий от родных.

Нужно будет купить газет да просмотреть: не было ли в Муриции каких волнений, связанных с нападениями на теофренийцев. А то, кажется, нужно срочно становиться сиротой, иначе Альварес не отстанет, пока не попросит разрешения за мной ухаживать.

После меня оставалась только Ракель, которая показала пять колец, чем была необычайно довольна. Высказала она это сразу, как занятие закончилось. Мы выскочили в коридор так быстро, что Альварес не успел ничего мне сказать, даже если хотел.

– У старшего брата только четыре кольца, – сообщила Ракель. – Вот я ему нос утру. Жаль, конечно, что не твои почти семь, но пять тоже очень хорошо.

– Одно кольцо разницы за время учебы может уйти в твою пользу.

– Это да. – Она мечтательно улыбнулась. – Говорят, есть хорошие методики по росту. Но если они не сработали у брата, могут и мне не помочь.