Право на выбор

— Также Вороны Лориша могли сами находить и карать, скажем, бандитов, насильников, убийц, — продолжила фея. — Считается, что Лориш сам ведет их и приводит туда, где они нужны. Иногда они избавляли безнадежно больных или раненых от страданий. Но это не все. Вороны Лориша могли и исцелять. Те же раны, например, а иногда и тяжелые болезни. Сила Лориша может и восстанавливать, а не только убивать. Например, при тяжелой лихорадке или эпидемиях черной смерти Вороны Лориша являлись настоящим спасением.

— А почему в прошедшем числе? — уточнила Полина.

— Потому что их давно не видели.

— Они, наверное, могли бы и мраков… остановить?

— Могли бы, — кивнул Верен. — Но именно сейчас их и нет. Значит… такова Воля Лориша. Она непознаваема и непонятна для смертных.

— Но один теперь точно есть, — протянул со своего места Сай, внимательно прислушивавшийся к разговору.

— Да, один есть, — кивнул Верен. — Извини, что был так резок, говоря о твоем отце. По сути сказанного я, впрочем, от своих слов не отказываюсь. Но мне жаль… что ты потерял семью. Я знаю, что это такое. Отлично знаю. Лучше, чем мне бы хотелось.

ГЛАВА 10. Тепло и Свет

Полина сама подтащила свой тюфяк к тюфяку Верена, и он больше не пытался отодвинуться — смирился. Убедившись, что Сай завернулся в одеяло и отвернулся к стене, Полина и вовсе придвинулась вплотную и обняла ворона.

— А твои руки уже не такие холодные, — прошептала она ему на ухо.

— Это ты их согрела, — одними губами ответил Верен, глядя в ее глаза, чувствуя, как отступает холод и страх.

Разве он может причинить вред ей? Нет… это невозможно. Вот Сая ему действительно лучше не трогать, а то мало ли… А Полина… — это Полина. Его любовь и его тепло.

— Я буду твоим теплом, — улыбнулась она, словно подслушав его мысли. — Раз любовь может помочь Ворону Лориша, значит, все будет хорошо. Обязательно.

— Да, — согласился он, касаясь губами ее лба, век, щек и наконец губ — сначала невесомым, потом нежным и наконец пылающим, подчиняющим поцелуем.

Они сплелись в тесном объятии, забыв, что поблизости есть посторонний. Для них сейчас не существовало никого больше в целом мире. Они целовались до изнеможения, одними только объятиями через все слои одежды утверждая полную принадлежность и единение.

Когда Верен начал покрывать поцелуями шею Полины и попытался расстегнуть на ней тунику, она все же вспомнила, что они здесь не одни. И казалось, что Верен уловил ее мысль, потому что сказать она ничего не успела, но он уже что-то почувствовал — промелькнувшую, как дуновение холодного ветерка, отстраненность, ощутил, что она не совсем с ним — не целиком и полностью, до последней частицы существа, а вот вдруг какой-то своей частицей подумала о чем-то другом. И само это — то, что он настолько чувствует ее, чувствует, как часть себя самого, если не лучше, наполнило ее невыразимым счастьем.

— Прошу тебя, я тебя прошу, — зашептала она. — Никогда не отдаляйся от меня, не закрывайся. Я не смогу так. Теперь не смогу… Отдельно от тебя, понимаешь?

Он серьезно кивнул глядя ей в глаза — близко-близко, так что и видно-то ничего не было — все расплывалось, но они видели главное — видели больше, чем могло показать зрение, видели душу, чувства — все до дна.

И в этот момент единения Полине показалось, что Верен открыл ей не все. Но она не стала ни о чем спрашивать.

Да, ему тяжело быть открытым. Он замкнутый и скрытный, давно привык к одиночеству, неизвестно был ли у него хоть когда-нибудь по-настоящему близкий человек, с которым можно поделиться всем — до самого дна. Может быть, отец? Но его давно нет. А мама… наверняка Верен берег ее, всего, что думал и чувствовал, ей не говорил. Вообще, наверное, мало что говорил. Вот и привык — беречь именно так — молчанием. Уходить в себя, скрывать. Ничего. Она его отучит. Но не все сразу — тут нужна осторожность.

Полина улыбнулась своим мыслям — надо же, сколько в ней оказывается хитрости и чуть ли не коварства. Женской хитрости, которая, должно быть, просыпается тогда, когда женщина встречает настоящего мужчину, ради которого стоит пойти на все, лишь бы привязать, удержать и… согреть.

— А руки у тебя теперь не просто теплые — горячие, — прошептала она.

— Это все ты. Ты меня согреваешь. Я и чувствую их теперь иначе… Онемение прошло. Они снова — мои.

— Для этого и нужна любовь, — улыбнулась она. — Любовь ведь сильнее смерти.

Верен на миг задумался. Ему открылся смысл того, что Ворон Лориша должен кого-то любить. Действительно — именно это и может удержать его на краю, не позволить стать холодным и равнодушным убийцей, не позволить потерять себя, растворившись в темноте и холоде выпавшей на его долю страшной власти. Да, вот в этом-то все и дело. Только любовь и может быть сильнее смерти, только она может обуздать Силу Лориша.

Верен проснулся первым. Развитое чувство времени подсказало ему, что утро уже наступило. Но Полина еще спала, уткнувшись ему в грудь, тихонько посапывая, даже во сне продолжая держать его за руку. Около получаса Верен лежал не шевелясь, наслаждаясь этим непривычным невероятным ощущением — полное доверие, тепло, нежность…

Потом поднялся Сай, зазвенел ведром, и Полина встрепенулась. Верен едва не зарычал от злости на енота и тут же почувствовал холодок в ладонях. Нет, нельзя. Он должен владеть собой. Всегда умел, а теперь… Теперь ему нужна железная выдержка, иначе Сила Лориша в его руках превратится в разрушительную мощь, уничтожающую все живое без разбора.

Он глубоко вдохнул, выдохнул, посмотрел в такое милое и беззащитное спросонья лицо Полины и улыбнулся. Да, вот его сила, вот что позволит ему сохранить выдержку. Ему есть ради кого бороться, хотя Силы ему досталось больше, чем способен вынести один ворон.

Они умылись, перекусили, убрали на место тюфяки и одеяла и двинулись в путь — до святилища явно было недалеко. Это место предназначалось для отдыха, чтобы те, кто нашел верный путь, могли поспать и перекусить, дабы со свежими силами вступить в благословенное место.

Единственный туннель был широк и даже потолок его выстилали золотистые пепельники, сила здесь била через край, но уже очень давно никто не приходил сюда приобщиться к ней. Да, правильно говорила Фая — забыли люди Лоаниры своих Богов…

Идти пришлось недолго, перед путниками распахнулся зал — не слишком большой, но весь пронизанный косыми лучами утреннего светила, падающими сверху — туда взмывала широкая белокаменная лестница с резными перилами.

— Это и есть святилище? — тихо спросила Полина.

Торжественность золота пепельников и льющегося сверху света вызывала благоговение и душевный трепет.

— Это только преддверие, — едва слышно прошелестела фея и притихла, привычно сидя на плече. — Самое главное — наверху.