Право на жизнь
Шрифт:
— Ты поэтому мне сказала, что невместно мне в одиночку с ним видеться и на репутации моей это сказаться может? — уточнила Юля. Она чувствовала что-то неправильное, но не понимала что. Дэн казался ей другом, который мог её понять, ведь он тоже с уснувшей кровью. Она искренне хотела помочь ему выбраться из сложной ситуации.
Добрынка только неопределённо хмыкнула и повернулась на бок, отворачиваясь лицом к стене.
— Он… умер просто… — тихо сказала Юля.
— Как умер? — повернулась к ней сестра. — Я ж недавно его видала…
— Не Данила это был, а другой в его теле. А Дэн… — слёзы начали душить и потекли горячими дорожками
— Как решил, так и сделал, — сказала Добрынка, которая подсела рядом и обняла Юлю за шею, успокаивая её как маленькую. — Поплачь… Легче будет.
— Просто получается, что он не дождался своего «шанса» буквально какое-то мгновение! — захлёбываясь рыданиями, сказала Юля. — Так несправедливо!
— Значит, так судьбой уготовано, не дождался он своего шанса, сдался, руки на себя наложил, — монотонно ответила Добрынка, покачивая Юлю. — Это грех большой. В деревню пойдёшь, свечу поставь душе его грешной, чтобы упокоилась с миром.
— Свечу? Там церковь есть, что ли? — удивилась Юля.
— Почему церковь? Храм там правиславный, мне старшие рассказывали. Вы же вроде собирались туда идти, мне Борщ сказал вчера ещё.
— А… Ой, да, мы в деревню собирались, — вспомнила Юля. — А что за храм там такой? Православный?
— Правиславный, славящий Правь, не понятно что ли? — удивилась Добрынка. — Ты свечку-то Велесу поставь и Триглаву, чтобы они человека этого непутёвого прибрали да помогли от греха очиститься.
— А разве Правь не пала?.. — моргнула Юля.
— Боги-то там остались, святыми мучениками, они теперь попасть к нам не могут, но со свечкой помолишься, и могут через вечный огонь услышать, — Добрынка оставила её и легла к себе. — Ладно, спать ложись, утро вечера мудренее.
Утро и правда оказалось мудреней, хотя Юля почти не спала. В голове крутилось много чего, и воспоминания о бабушке Белаве, которая помогла только после того, как Юля наладила с той отношения, и Арина Глебовна, мать Озары, которая отправила её в Змейлор без долгов, но с которой пришлось ей самой договариваться и торговаться. И Данила, который перед их уходом в Навь высказался по поводу того, что они просто не хотели за него впрягаться.
— Добрутро… — буркнула Юля, плюхаясь на свой стул в трапезной. Есть ей хотелось неимоверно, вчера из-за всех переживаний кусок в горло не лез, и ужин она пропустила, расстраиваясь из-за Дэна. А сегодня дразнящий запах каши, сдобренной маслом, разыграл аппетит. Проснулась она поздно, когда Добрынка её разбудила на завтрак, так что пришлось поторопиться. Хорошо ещё, что никаких уроков не было, и впереди маячили какие-никакие, а всё-таки каникулы.
— Кхм… — кашлянул кто-то, и Юля оторвала взгляд от каши и с недоумением увидела на месте Озары совершенно другую девушку, от вида которой непроизвольно открывался рот и вспоминалось, что она-то не платье с жемчугами надела и волосы наспех убрала.
Волосы у этой красотки оказались даже не рыжими, а огненными, как у Пушкина про «жар горя», при том, что кожа белая и без единой веснушки, огромные зелёные глаза смотрели с прищуром.
— Ой… — пробормотала Юля, обернувшись, увидела девчонок и Стремглава. Сразу вспомнилось, что после выпуска седьмого курса их пересадили за другой стол, но она об этом напрочь забыла спросонья,
потому что последний год всегда сидела на этом месте.Рядом с красоткой, прямо напротив Юли, сидел Хэй, который изучал её с неизменной скукой на красивом лице, а, повернувшись, рядом с ней нашёлся и Бай, который уже почти и не походил на Данилу, хотя бы тем, что у него прилично отрасли волосы, и Юля была уверена, что это Оляна.
А огненноволосая красотка капризно спросила:
— Тут что, кормят одной кукурузой?..
— Э… да… Тут кукурузу где-то выращивают, видимо, или закупают, — сказала Юля, подумав, что спрашивают её.
Красотка посмотрела на неё оценивающим взглядом и чуть скривила пухлые яркие губы.
— Меня Юлка Лебедь Белая зовут, я из Рода Сирин Небесного Клана, а вас как? — Юля решила притвориться, что с Хэем и Баем не знакомы, к тому же ей захотелось узнать, как звучат их полные имена, а не те «клички», которыми ей представились когда-то. Ведь «Хэй» и «Бай» означали просто «Чёрный» и «Белый» по-китайски, как она узнала, начав читать разные новеллы.
— Так тебя что, калечная, и в клан приняли, или ты это так сказала, красного словца ради? — неожиданно спросила её девушка, вместо того чтобы представиться в ответ.
— Что? — моргнула Юля. Она впервые столкнулась в Змейлоре с какой-то агрессивной реакцией на то, что она уснувшая кровь, а не оборотень. Да и в клан её бабушка Альдона приняла. Правда, она узнала об этом случайно от Добрынки, оказалось, что для того, чтобы быть в клане, всего-то и надо, что подтвердить родство у старейшины одного из Родов. А те и рады это сделать на перспективу её обучения и замужества с кем-то влиятельным.
— Что слышала, — ухмыльнулась красотка. — Эй, второй калечный, представь-ка меня своей подружке.
Юля с удивлением посмотрела на Бая, который криво усмехнулся.
— Ты видишь перед собой дочь владыки морей и короля всех лун-драконов Лонг Вана Радомиллу Всеводовну из Рода Восточного Хранителя, — сказал Бай, пока девушка гордо выкатила немалую грудь, свысока на неё поглядывая.
— Радомилла?.. А ты случайно Радмиллу из Рода Кикимор не знаешь?.. — спросила Юля простодушно. — Вы похожи немного, как сёстры, только ты посимпатичней. Ой… Лонг Ван или Восточный Хранитель, это же Ящер, да? Я в этих именах что-то запуталась совсем, — она для верности ещё и глазами хлопнула. Если в начале в красавице Радмиллу было не узнать: волосы не такие яркие, тело не такое фигуристое, лицо… чуть иное, то стоило ей открыть рот, как Юля услышала парочку знакомых интонаций, да и голос остался прежним. Всё же сирины хорошо ориентировались в воздухе, и за год её магия в этой стихии значительно выросла. Морок? Колдовство какое-то? Непонятно, но Юля надеялась, что раз народ Нави не может врать, то и сейчас проговориться, желая ей что-то доказать.
— Нет больше Радмиллы Балемиловны из Рода Кикимор, умерла она, — чуть нахмурилась девушка, вызвав у Юли удивление.
— Так ты Радмилла или не Радмилла? Не пойму я что-то, — растерянно спросила она уже без притворства. Прежнего отчества Радмиллы Юля и не знала никогда, а та, оказывается, Балемиловной была.
— Я — Радомилла Всеводовна, чего не ясно, дура ты набитая?! — фыркнула Радомилла.
— Ладно, я пойду, пожалуй, — встала Юля. — Какие-то вы странные и невежливые.
— Отец меня принял, отец мой Восточный Хранитель, ясно тебе, калечная, сирота приблудная?! — сказала напоследок Радомилла.