Православие и «Нагуализм»

Заканчиваем главу…

«Настоящая религиозность ставит для верующего вопрос о жизни и смерти: она показывает человеку перспективу земного конца и научает его — смотреть смерти в глаза, отучать себя от колебаний и страха, и измеряет силу своей религиозности и верность своей жизни — предпочтением смерти предательству.

Смерть гасит все и всякие земные “содержания”. Отказаться от всего имеет смысл только рада того, что выше, драгоценнее, священнее всего остального, что составляет религиозную святыню жизни. А если человек утвердит свой религиозный центр в том, что этого не заслуживает, то критерий смерти быстро обнаруживает его ошибку. Все недуховные блага, начиная от богатства и кончая почестью и властью, таковы, что за них умирать нет смысла: они исчерпываются личной жизнью, они кончаются вместе с ней; они могут быть обозначены, как земные видоизменения личной жизни. И вот нелепо отдавать главное за второстепенное, родовое за видовое, субстанцию за акциденцию, зерно ореха за скорлупу. Отдать свою жизнь стоит только за то, что любишь больше себя: мать отдаёт её за своего ребёнка, патриот за свою родину, духовный человек за свою духовную свободу, верующий за свою святыню. Любить больше себя стоит только то, что действительно больше и ценнее индивидуальной жизни; а таково только Божие дело на земле во всех его видах и изменениях.

Поэтому тот, кто живёт этим делом — прав и в критический час будет готов отдать акциденцию за субстанцию и скорлупу жизни за её священное зерно» (из кн. И. А. Ильина «Аксиомы религиозного опыта»).

«Смерть находится везде. Она может принять вид зажжённых фар машины, которая въезжает на холм позади нас. Она может оставаться видимой некоторое время, а потом исчезнуть в темноте, как если бы она покинула нас на время, но она опять появляется на следующем холме, чтобы потом исчезнуть вновь.

Это огни на голове смерти. Она надевает их наподобие шляпы, прежде чем пуститься в галоп. Эти огни она зажгла, бросившись в погоню за нами. Смерть неуклонно преследует нас, и с каждой секундой она всё ближе и ближе. Смерть никогда не останавливается. Просто иногда она гасит огни. Но это ничего не меняет…»

«В мире, где за каждым охотится смерть, нет времени на сожаления или сомнения. Время есть лишь на то, чтобы принимать решения, И не важно, в чём будут заключаться эти решения. Ничто не является более или менее серьезным и важным, чем что-то другое. В мире, где смерть — это охотник, нет больших или малых решений. Единственное решение заключается в том, что маг должен встретиться лицом к лицу со своей неотвратимой смертью» (К. Кастанеда, из кн. 11, с. 45, 87).

«Если тебе не за что умирать, — как-то сказал мне дон Хуан, — как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего жить? Две эти вещи идут рука об руку, и смерть — главная в этой паре» (К. Кастанеда, из кн. 10, гл. 16, с. 296).

Да. Идея смерти звучит в равной мере и в магии К. Кастанеды, и в православии — учения не противоречат друг другу, а по-своему доносят до нас одно и то же. Одно и то же.

Не менее значимо и следующее духовное состояние и, если угодно, идеал, к которым следует стремиться; это опять-таки один взгляд и одна общая, единая позиция…

4. Покорность, смирение

Состояние покорности ко всем собственным внутренним психоэнергетическим возмущениям и ко всем «внешним» событиям и влияниям, позиция всеприятия сопряжена с отсутствием «эго» (или ЧСВ — «чувства собственной важности») — идеальное и желанное состояние практически на всех духовных путях. Это и высшее духовное достижение, и наиболее эффективная сохранность и использование всех своих энергетических ресурсов.

А параллели мы обнаруживаем такие:

Маг «ищет безупречности в собственных глазах и называет это смирением… Смирение воина — это безупречность в поступках и чувствах» (К. Кастанеда, из кн. 4, ч. 1, гл. 1, с. 13).

«Всё дурное, все страсти, все бесовские козни, все скорби и страдания — всё побеждается смирением» (игумен Никон).

«Страсти же сгорают от смирения, как от огня» (св. Варсонуфий и Иоанн) (из сборника поучений Святых отцов и подвижников благочестия «Монашеское делание», составитель свящ. В. Емеличев, Свято-Данилов монастырь, М-91 г., с. 93, 94).

«Ничто не имеет особого значения, поэтому маг просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение. Его контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что всё это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, маг возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было его действие или плохим, удалось ли его завершить — до этого ему нет никакого дела» (К. Кастанеда, из кн. 11, с. 51).

«В смиренномудром никогда не бывает поспешности, торопливости, смущения, горячих и лёгких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Ничего такого нет, что могло бы его изумить, привести в ужас, потому что ни в печалях не ужасается он и не изменяется, ни в веселии не приходит в удивление. Но всё его веселие и радование в том, что угодно Владыке его» (св. Исаак Сирин) (из сборника поучений Святых отцов и подвижников благочестия «Монашеское делание», составитель свящ. В. Емеличев, Свято-Данилов монастырь, М-91 г., с. 153).

«Самовлюблённость — настоящий тиран. Мы должны трудиться не жалея сил, чтобы развенчать её» (К. Кастанеда, из кн. 8, гл. 3, с. 79).

«Гордость приводит нервы в движение, разгорячает кровь, возбуждает мечтательность, оживляет жизнь падения; смирение успокаивает нервы, укрощает движение крови, уничтожает мечтательность, умерщвляет жизнь падения, оживляет жизнь о Христе Иисусе…

Общий признак состояний духовных — глубокое смирение и смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с расположением, евангельскою любовью ко всем ближним, с стремлением к неизвестности, к удалению от мира. “Мнению” тут мало места, потому что смирение состоит в отречении от всех собственных достоинств, в существенном исповедании Искупителя, в совокуплении в Нём всей надежды и опоры, а “мнение” состоит в присвоении себе достоинств, данных Богом, и в сочинении для себя достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждою на себя, с холодным, поверхностным исповеданием Искупителя. Одержимые “мнением” по большей части преданы сладострастию, несмотря на то, что приписывают себе возвышеннейшие духовные состояния, беспримерные в правильном православном подвижничестве; немногие из них воздерживаются от грубого порабощения сладострастию — воздерживаются единственно по преобладанию в них греха из грехов — гордости» (из наставлений Антония Великого, Добротолюбие, т. 1).

…Вмешаюсь утверждением. От автора…

Необходимо подчеркнуть: практическое погружение в мистическое состояние покорности определяет сам Путь, сам поток сознания, в котором пребывает человек. Именно Он (Путь) при тех или иных условиях «показывает» состояние, даёт «переживание». Что служит ориентиром и в дальнейшем. Так, например, христианский путь Любви предписывает своё «делание» — «учиться быть смиренным». А как учиться? Начинаешь «погружаться», настраиваться так и этак…

И здесь из своего опыта скажу — вначале это может показаться слишком «деланным», искусственным, фальшивым, но вот потом вдруг… Попадаешь в состояние неописуемое! В естество своей природы. Испытываешь чудесную гармонию, уравновешенность, которую не знал, «забыл» с рождения, детства… И отрешённость от всего! Позиция «Я — Космос» — ты вне Мира и наполнен абсолютным миром! В общем, — духовный идеал.

«Покорность» — состояние многоаспектное и многомерное (на разных этапах и на различных путях).