Предатель

В чувство меня привела боль от пореза на лбу, и к этому времени число врагов вокруг меня значительно сократилось. Под копытами Утрена хрустнули кости, когда он добил спешившегося рыцаря. Лезвие моего меча стало красным от рукояти до кончика, а рука онемела от напряжения. Звук, похожий на звон колокола, привлёк мой взгляд к сэру Элберту Болдри, вонзавшему свой меч в шлем и голову рианвельца в дюжине шагов от меня. Судя по трупам позади него, стало ясно, что Королевский защитник проложил впечатляюще смертоносный путь, пробираясь ко мне. За его спиной драка продолжалась: плотная группа всадников металась в ярости, которая должна была разжечь боевую жажду Утрена. Однако, прежде чем паэла снова бросился в атаку, борьба утихла, рианвельцы остановились посреди боя, как будто в ответ на какой-то сигнал. Что бы это ни было, оно явно истощило последние запасы их мужества, поскольку все они бросились бежать.

Утрен немедленно помчался в погоню, не обращая внимания на пару десятков кровоточащих ран на боках. Когда мы приблизились к месту прерванного боя, причина бегства наших врагов стала ясна. Герцогское знамя Рианвеля лежало на земле, разорванное и забрызганное грязью и кровью. Рядом лежал сам герцог, пронзённый насквозь сломанным копьём в живот. Моё мрачное удовлетворение от этого зрелища быстро сменилось полным ужасом, когда я увидел тело, лежавшее рядом с павшим герцогом.

Поскольку Утрен всё ещё намеревался продолжать резню, мне пришлось покинуть его спину — я жёстко приземлился на бок, но почти не почувствовал этого. С трудом поднявшись на ноги, я заковылял по красным лужам к упавшей фигуре. Рука Вирулиса лежала у него на груди. Я оттолкнул её, обнаружив, что нагрудник под ней залит кровью.

— Ублюдок… попал мне в подмышку, — ухмыльнулся Уилхем, демонстрируя красные зубы. — Воткнул копьё… насквозь… и всё равно… он не помер…

Раздался пронзительный, панический голос, зовущий лекаря, и в этом голосе я узнал свой, только когда у меня начало болеть горло.

— Лежи спокойно, — прохрипел я Уилхему, который тщетно попытался встать. Поспешный осмотр его раны показал, что она глубокая, и кровь всё ещё хлещет. Схватив упавшее знамя герцога, я оторвал полосу, чтобы остановить поток, и заткнул ею рану, вызвав у Уилхема болезненный крик.

— Я бы предпочёл… — простонал он, — не… умирать в грязи… Нахожу это… довольно… недостойным.

— Нихуя ты не умираешь! — зарычал я на него и снова принялся звать лекаря.

— Мы за ним приглядим, — сказала Джалайна, появившись возле Уилхема, и Адлар подошёл следом за ней. На первый взгляд казалось, что лекарь нужен ей самой, настолько сильно её лицо окрасилось в неприятный красноватый оттенок бурого. Приглядевшись повнимательнее, я вздохнул с облегчением, когда стало ясно, что кровь не её. Адлару повезло меньше — его шея и куртка перепачкались красным из-за глубокого пореза вдоль линии подбородка.

— Лорд Писарь, — сказал тихий деловой голос, и я повернулся к нависшей надо мной высокой фигуре сэра Элберта. — День ещё не закончен. Солдаты ждут ваших приказов.

Он кивнул в сторону окутанного туманом поля на северо-востоке, откуда слышался мерный топот марширующих ног. Герцог Рианвеля и его рыцари были побеждены, но его пехота, очевидно, осталась неустрашимой. Я услышал этот ужасный, ненавистный речитатив, эхом разлетавшийся в дымке:

— Живём за Леди! Бьёмся за Леди!

Моим первым побуждением было ответить Элберту пренебрежительным оскорблением, ведь в тот момент я мог видеть только расфокусированные глаза Уилхема и бледнеющие черты его лица. Однако Джалайна знала, как меня отвлечь.

— Очнись! — рявкнула она, крепко хлопнув ладонью мне по лбу. — Ты позаботься об этом, — она дёрнула головой за плечо, а потом подошла и взяла Уилхема за руки, — а мы позаботимся о нём.

Я смотрел, как они с Адларом утаскивали Уилхема — из его раны по-прежнему текла кровь на истоптанное усеянное трупами поле — пока Элберт многозначительно не кашлянул.

— Соберите своих всадников, — сказал я ему. — Постройтесь на правом фланге. Я присмотрю за пехотой. Вы знаете, где лорд Рулгарт?

Элберт хотел было покачать головой, но замер, когда речитатив наших приближавшихся врагов резко сменился нестройными криками тревоги. Я не видел никакой битвы, но в тумане эхом разнёсся свист множества стрел, за которым тут же последовал скверный грохот сражения.

— Думаю, есть мыслишка об их местоположении, — сухо прокомментировал Элберт.

Чтобы организовать пехоту войска Короны в штурмовую линию, мне потребовалось гораздо больше времени, чем хотелось бы — это раздражало и вынудило раздать немало подзатыльников самым отстающим солдатам. Мой неоправданный гнев был направлен не по адресу, поскольку они только что отразили тяжёлую атаку, не претерпев ни единого прорыва своих рядов. Многие отдали за это свои жизни, а у большинства людей, которых я собрал в строй, остались кровоточащие шрамы, как свидетельства ожесточенных сражений. Тем не менее, в моём сознании с ужасающей ясностью вырисовывалось обмякшее тело Уилхема, и мне не терпелось завершить это дело. К счастью, к тому времени, когда я смог отдать приказ выдвигаться, выяснилось, что лорд Рулгарт и таолишь сделали всю работу за нас.

Позже я узнал, что каэритам удалось сохранить достаточно дисциплинированный строй, приближаясь к линии Рианвеля с тыла. Лучники вейлишь начали стрелять и нанесли из своих луков ужасающий урон, причём, туман им, очевидно, не помешал. Однако, когда два войска столкнулись, весь порядок исчез, и вспыхнула общая рукопашная схватка, которая идеально подходила таолишь. К тому времени, как войска Короны достигли места происшествия, осталось лишь несколько групп несгибаемых рианвельцев, каждая из которых быстро уменьшалась под непрерывным дождём каэритских стрел. Заметив поблизости одну особенно большую группу, я повёл к ней две роты войска Короны. Эти рианвельцы сопротивлялись решительно, строй держали крепко, как стена, продолжая выкрикивать свои речитативы о Помазанной Леди. Однако прежде чем мы к ним подошли, каэриты обрушили на них настоящую бурю стрел. А таолишь набросились на поредевшие шеренги рианвельцев и очень быстро их зарубили.

Я провёл войско Короны ещё на четверть мили, обнаружив только трупы и ползающих раненых. Настроение было настолько испорчено тревогами за Уилхема, что я не возражал, когда солдаты останавливались, чтобы прикончить этих несчастных кинжалом или секачом. Когда, наконец, мы вышли на луг без тел, я приказал остановиться. По рядам разошлось осознание победы, возвещая ликование, поначалу прерывистое, но вскоре нарастающее, которое разнеслось эхом по затуманенным землям. Словно в ответ туман, наконец, начал рассеиваться, и над головой замерцало скрытое золотое сияние солнца. Солдаты набожных взглядов начали объявлять это знаком благосклонности Серафилей. «Если бы так, — кисло подумал я, — то с их помощью мы могли бы всё закончить намного раньше».

Радостные крики продолжались, и из рассеивающегося тумана вышел Утрен. Его шкура была перепачкана кровью, но голову он держал так же высоко, как и прежде. Когда я взобрался ему на спину, крики войска Короны стали ещё громче. Пики и секачи пронзали воздух, и я слышал, как моё имя скандировали так же, как прежде Восходящее войско скандировало имя Эвадины. Я почти ненавидел их за это.

* * *

Уилхем Дорнмал лежал на подстилке из шкур под навесом, поднятым на вершине утёса. Холстина хлопала на сильном ветру, а внизу по камням били волны, создавая впечатляющий эффект. Уилхем отказался от различных обезболивающих смесей, предложенных лекарем, раздражённо отмахнувшись от парня, и заявил о желании встретить свой конец с ясной головой. Усталый, забрызганный кровью лекарь — в прошлом просящий ортодоксального Ковенанта, с многолетним стажем в несчётных войнах — снёс мои яростные оскорбления со стоицизмом, свойственным его профессии.

— Это просто укол! — отчаянно шипел я на него. — Я видел, как люди вставали и от худшего.

— Простой укол, который разрезал два его самых важных сосуда, милорд, — тихим и осторожным тоном ответил лекарь. — Они находятся глубоко в теле, до них не добраться и не зашить. Мне очень жаль. — Он поклонился и сделал шаг назад. — Прошу простить меня, нынче многие души нуждаются в моей заботе.

— Просящий Делрик мог бы его спасти, — сказал я, гневаясь всё сильнее. — Если бы у тебя была хоть капля его умений…