Предателей (не) прощают

– Прикол, – выдал Малконский, едва ворочая языком. – А где пальто?

– Совсем последние мозги в дурь спустил? – зло прищурился Иван.

Столько лет после всего прошло, а он до сих пор не мог спокойно находиться рядом с тренерским сынком. Правда, сейчас, глядя, в кого тот превратился, Давыдов не только злость испытывал, но и огромную долю омерзения.

«Это же надо было так опуститься!» – думал он.

– Хочешь сказать, что действительно меня не помнишь? – не унимался Иван. Он навис над столом так, чтобы максимально приблизиться к Малконскому-младшему, но не касаться его. – Иван Давыдов.

Матвей долго смотрел на мужчину пустым взглядом, словно бы сквозь него.

– Ванька? – вдруг ухмыльнулся он. Из уголка губ Малконского потекла слюна, а тот ее даже не заметил. – Любимчик моего папани?

– Вспомнил, значит? – хмуро уточнил Давыдов. – А как девушку мою ****ал, помнишь?

– Я много кого ****ал, – заржал Матвей. – Вот эту, например, хочешь?

Он кивнул на блондинку, что ловила кайф на диване рядышком. А потом просто взял и потянул ее к себе за ногу, словно в порядке вещей. Платье незнакомки задралось до самой талии, обнажив крохотные трусики-стринги.

– Бери, я не жадный, – расплылся в улыбке Малконский. – Она хорошо дает.

– Жива хоть? – поморщился Грач, рассматривая худые исколотые ноги девушки.

Видать, проходимость вен на руках уже была никудышной, вот наркоманка на ноги и переключилась.

Давыдов проверил пульс девушки, тот прощупывался.

– Просто улетела, – поморщился Иван и обернулся к Матвею. – Мою Машу Князеву помнишь?

Малконский откинулся на спинку дивана, закинул руки вверх и стал что-то перебирать в воздухе.

– Люблю, когда они спускаются ко мне. Видишь, как сияют? – улыбнулся он. – Чистенькие такие, блестящие.

– Машу Князеву помнишь? – сцепил зубы Давыдов. – У тебя с ней роман был?

Грач сжал плечо друга.

– Бесполезно, брат. Ты видишь? Он уже глюк словил. Ничего толкового от него сейчас не добьешься.

Иван отмахнулся, достал свой телефон и нашел в нем фотографию Манюни, которую сделал украдкой на том благотворительном вечере. Принцесса была такой обворожительной, что он захотел украсть частичку ее на память.

Скрепя сердце Давыдов сунул под нос Матвею свой телефон.

– Маша Князева, – предпринял еще одну попытку достучаться Иван. – Помнишь?

Первые минуты Малконский даже не смотрел на экран, перебирать пальцами только ему видный глюк наркоману было интереснее.

– Вань, пошли. Оставь его, – поморщился Грач. – Ты просто теряешь время здесь.

Но Давыдов стоял словно изваяние с телефоном, настойчиво поджидая того момента, когда у Матвея случится очередной проблеск сознания.

– О, чистоплюйка, – вдруг протянул наркоман, словно бы никого вокруг и не было. Складывалось впечатление, что Матвей существовал в своем мире, где и вел диалог с только ему известным собеседником. – Считаешь себя выше меня, да? Нос воротишь, с**а.

Внутри Ивана натянулась невидимая струна, все тело напряглось, точно в ожидании смертоносного прыжка. Только бросаться не на кого было, руки марать о такого слизняка не хотелось.

– Это он о Машке, что ли? – нахмурился Грач.

Давыдов ему не ответил. Он вслушивался в бредни наркомана, выуживая те крохи информации, которые не удосужился узнать раньше.

– Не даешь? А подружка твоя нежадная. Хорошая давалка была, пока не залетела, – рассмеялся Матвей.

Иван сжал кулаки. Если до этого речь шла о Маше, то о какой подруге завел пластинку Малконский, им стало ясно без лишних слов.

– По-хорошему не хочешь, да? Все равно тебя сломаю, тварь, – брызгал слюной Матвей. – Никто не смеет отказывать Матвею Малконскому.

Внутри Ивана все похолодело.

«Неужели этот урод взял Манюню силой?»

– Ах ты… – Давыдов не успел кинуться на Малконского, был перехвачен Грачом. – Пусти меня, я его урою!

– И сядешь?

– Да хотя бы так! – Он не ведал, что творил, перед глазами все подернулось алой дымкой.

– Значит, сыновья тебе уже побоку? – слова Грача подействовали на Ивана как ушат ледяной воды.

Он перестал вырываться, обмяк, другу пришлось тащить его к креслу. Ноги Давыдова послушались не сразу.

– И у меня есть сын, – вдруг заулыбался Малконский. – Большой уже, наверное. Только Лёлька-с**а фотки не шлет. Что с них, с*к, возьмешь? Одна не дала, вторая залетела и за бугор свинтила. Ха-ха!

Матвей опять покатился со смеху, а потом дрожащими руками взял горелку, ложку и стал разводить герыч.

Давыдов передернулся.

– Нет у тебя сына, – хриплым голосом прокаркал он. – Не родился.

– Не родился, – как бы между прочим повторил Малконский. – А ведь я сам дал бабло, чтобы избавилась…

Иван похолодел.

Матвей хмыкнул, застыл и опять разошелся диким хохотом. А потом вдруг слезами залился.

– Сына нет. Отца тоже нет, – закашлялся соплями он. – Бабла в казино для меня стало жалко, выгнал. Паршивая овца в роду великих Малконских. Я овца, слышали?

Матвей набрал шприц, перетянул руку и…

И минуты не прошло, как он откинулся назад, глаза закатились, а рот округлился в блаженном «о».

– Пойдем, брат. – Грач помог Давыдову подняться. – Теперь нам точно здесь делать нечего.

Шприц все еще торчал в руке Малконского, когда мужчины оставили его наедине с кайфом.

Обратный путь через клуб смазался для Давыдова в череду разноцветных пятен. И шатался он, словно набрался до беспамятства, хотя ни одного промилле алкоголя в его крови тест не показал бы.

– Все в порядке? – спросил друга Грач у машины. – Эй?

Иван искал Малконского, чтобы получить ответы, но слишком поздно спохватился…

– Эй? Ты меня хоть слышишь, Ваня?! – Дмитрий встряхнул его за плечи, а сам был мрачен до неузнаваемости.

– Прекрасно слышу, не бушуй, – спокойным ровным тоном сказал Давыдов, отчего заставил Грача вздрогнуть. – Спасибо за помощь. Встретимся утром.

Иван даже успел дверцу открыть, вот только в салон забраться не успел – был остановлен Дмитрием.