Предавший однажды

— Что подозревал?

— Что изменил он тебе.

— Почему? — напряглась я. — У меня такой типаж, что ли?

— Да какой типаж, — коллега усмехнулся и покачал головой. — Я про другое. Из-за всего остального, что может быть в браке, мне кажется, ты не стала бы настолько переживать, чтобы прямо до рыданий. Поэтому мы с Сеней решили, что дело в измене.

— А-а-а, то есть вы с Семёном меня обсуждали?

— Думаешь, мы могли удержаться от обсуждений? Конечно, говорили. Оба пришли к выводу, что подрихтовать твоего Костю были бы не против. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу… Могу задать тебе встречный. Все женщины верные?

— Не все, конечно. Но большинство, мне кажется.

— Ну, я статистику не собирал. В любом случае — ответ: не все. И с нами, мужиками, то же самое. Я могу только за себя отвечать, и у меня никого не было никогда. Да и где время на эти приключения взять? Работа-дом-работа, поспать-то некогда. Но я — обычная лошадка, рядовой верстальщик…

— Начальник отдела цифровой обработки информации. Я бы попросила! — наставительно произнесла я, погрозив Ромке пальцем, и он засмеялся.

— Ну, ты всё и сама понимаешь. Я не того полёта птица, не директор департамента в «Ямбе». Твой-то муж весь в совещаниях, в конференциях, в командировках. Это совсем другой коленкор. Всё равно что жить среди тортов, когда ты на диете.

Я фыркнула от выбранного Ромкой сравнения, а затем выпалила, толком не успев задуматься о том, что именно спрашиваю:

— А желание было?

— Ты о чём?

Он не понял. Смотрел на меня с недоумением, которое только увеличилось, когда я, изо всех сил сдерживая неловкость, продолжила:

— Ты сказал, что у тебя никого и никогда не было. А желание было? Если не хочешь, не отвечай, конечно…

Чувствуя себя по-дурацки, я нервно схватилась за стакан с чаем, и тут же отдёрнула пальцы — чёрт, горячий! И как Ромка его пил?

— Ну почему же, я отвечу. Раз ты спросила. Желание не только было, оно есть и сейчас. Но я слишком хорошо понимаю, какими будут последствия.

В этот момент я как раз подняла взгляд от стакана с чаем на Ромку — и внезапно въехала в смысл его фразы, которую он произносил глядя прямо на меня.

И растерялась.

Нет… Мне, может, кажется?..

— Рот закрой, Надя, — улыбнулся Рома. Глаза его были тёплыми и ироничными. — Муха залетит.

Я послушно захлопнула рот, да и глаза опустила. Взяла в руки вилку, потыкала зубчиками в почти доеденную рыбу, словно надеялась отковырять от неё ещё кусочек, чувствуя какую-то бесконечную растерянность и безмерное удивление.

А я ведь ничего не замечала. Никогда. Ни разу.

И я всерьёз считаю себя умным человеком? Да я непроходимая дура!

17

Надежда

Больше мы с Ромкой эту тему не обсуждали. Я была откровенно смущена, да и он, кажется, тоже. По крайней мере, несколько раз, когда я ловила на себе его взгляды, Ромка быстро отворачивался. Никаких намёков не делал, и в выражении его глаз я не замечала ни особой жажды, ни желания — скорее, он просто беспокоился за меня и, наверное, вообще жалел о сказанном. Я достаточно хорошо знаю Ромку, чтобы предполагать — он наверняка думает: столько лет молчал, надо было и дальше молчать.

В принципе, я даже отчасти согласна с этим утверждением. Всё было так хорошо, мы всегда по-дружески болтали, никаких задних мыслей у меня сроду не было. А теперь — будут! Потому что невозможно не думать о подобном. И у любого нашего диалога появится привкус недосказанности. А уж чмокнуть Ромку в щёку на Двадцать третье февраля или Восьмое марта я и вовсе больше не смогу!

Двадцать третье, к счастью, прошло, а вот восьмое число в это воскресенье, и через два дня — в пятницу — мужчины должны будут нас поздравлять. Даже Семён грозился вернуться из отпуска на денёк, чтобы подарить мне букетик. Чёрт! Может, прогулять? Сказаться больной? Нет, нельзя. Ромка тогда решит, что я его избегаю, и ему будет неприятно. Зачем обижать хорошего человека? Он ведь мне ничего плохого не сделал.

В общем, в конце рабочего дня я неожиданно осознала, что после диалога с Ромкой на обеде целиком и полностью перестала думать о Косте, и даже развеселилась. Вот что, оказывается, может помочь страдающей от измены мужа женщине: признание в чувствах от мужчины, с которым вместе работаешь почти двадцать лет!

Хотя надо быть справедливой: о чувствах Рома не говорил. Только о желании. Может, я себе остальное всё надумала и речь шла об одной физиологии? Я, конечно, не надевала на работу откровенных нарядов, но и небольшое декольте бывало, и юбки до колен. Мало ли, загляделся. С кем не бывает?

Но ведь Рома сказал: «Желание не только было, оно есть и сейчас». Сейчас! Значит…

Господи, Надя, прекрати уже думать об этом. Пре-кра-ти!!!

Увы, отключить рассуждения не получалось. Я опасалась, что Рома захочет обсудить всё вечером, после окончания рабочего дня, поэтому по-тихому сбежала — улучила момент, когда Ромка ушёл в туалет, быстро покидала вещи в сумку и умчалась, плюнув на то, что до окончания рабочего дня почти целый час. Максима Алексеевича в офисе нет, значит, никто меня пилить не станет. Если что, скажу — дома потоп!

Только оказавшись на улице, я вдруг одумалась, включила мозг и рассмеялась от собственной бестолковости. Надя, ты совсем с ума сошла. Весь день думаешь о какой-то ерунде. Даже если Рома что-то там хочет — это не более чем фантазия. И ему, и тебе понятно, что ничего между вами не может быть. А уж убегать от него, как будто у Ромки чума, точно не нужно. Двадцать лет себе ничего не позволял, и дальше не позволит.

Я внезапно вспомнила его глубокие карие глаза, спокойные и порой иронично-насмешливые, большие руки, запах свежести, который я ощутила не далее как неделю назад, целуя Ромку на Двадцать третье, — и смутилась.

Сорок два года тётке, а всё как девчонка какая-то…

18

Надежда

Кости дома предсказуемо не оказалось — рабочий день у него был, как и у меня, до шести, но в «Ямбе» вечером начиналась самая движуха, поэтому Костя частенько задерживался. Не было и Оксаны, но она писала о том, что придёт часов в девять, так как они с девчонками пошли после учёбы на выставку, а потом планировали заскочить в кино и в кафе. Несмотря на свою взбалмошность, в плане отчёта о передвижениях Оксана была ответственной донельзя, она всегда писала мне, где находится сейчас, и куда собирается идти потом, и кто рядом с ней. Так что я пока не волновалась, а спокойно начала готовить ужин. Ссоры ссорами, а кормить детей и Костю надо.

Я дожаривала котлеты и доделывала овощной салат, когда из своей комнаты вышел Лёва, сообщил мне, что закончил делать уроки, а потом, плюхнувшись на табуретку, неожиданно спросил:

— Мам, а ты знаешь, что у папы есть второй телефон?

Я обернулась, едва не уронив кулинарную лопатку, и переспросила:

— Что, прости?

— Второй телефон, — хмуро повторил Лёва. — Я сегодня видел мельком. В бардачке. Я задержался немного, к Генке заходил за тетрадкой, папа меня на полпути увидел и предложил до школы подбросить, чтобы я точно не опоздал. Вот тогда я и заметил.