Преддверие войны

— Неважно, пистолеты нужно сдать. Зачем везли?

— Мало ли, — пожал я плечами, состряпав максимально тупой вид.

— Ясно, идёмте, я вам покажу весь лагерь. Обед вы уже пропустили, а ужин будет в семь вечера. Столовая — вон длинная палатка, там найдете старшего унтер-офицера, он заведует всем и организовывает приём пищи. А сейчас идите в штаб, сдадите свои документы, оружие, деньги, если есть. С собой оставляйте немного, они вам тут не нужны, да и на случай воровства потери небольшие будут. Крысу мы всё равно найдём, но случается, успевают потратить, и не вернёшь сразу. Так, вроде всё вам рассказал, есть ещё вопросы?

Вопросы у нас, конечно же, имелись, и мы задавали их по пути в штаб. Там нас представили, забрали документы и оружие, в очередной раз, подивившись ему, и ответив на множество вопросов, отправили обратно в палатку, возле которой нас встретил взводный. Им оказался немолодой подпоручик, коренастый, крепкий, как ствол вяза, с обветренным загорелым лицом, и тоже призванный из запаса, как почти все здесь.

— Новое пополнение, в числе первых прибыли? Похвально. Меня зовут подпоручик Григорьев Андрей Михайлович, ваш командир взвода. Под моим руководством вы станете осваивать военную науку побеждать.

— Поняли, здравия желаю, — браво ответили мы с Петром практически синхронно.

— Ну, раз поняли, то тогда обустраивайтесь пока.

Лагерь постепенно наполнялся новыми прибывшими, и к ночи приехала почти четверть тех, кто должен появиться здесь не далее, как завтра. Мы побывали в столовой на ужине, он оказался простым, но сытным, к тому же, абсолютно бесплатным для нас, и улеглись в своей палатке. Ветер доносил до нас запах зелени и колосящейся относительно недалеко от нас пшеницы. Такие приятные и хорошо знакомые мне с детства запахи. Закрыв глаза, я провалился в крепкий, без сновидений, сон.

— Подъём, господа! Подъём! — полог палатки откинулся в сторону, и в неё проник унтер, который нам так и не представился, а мы забыли его спросить.

— Подъём, прошу на выход, умываться и строиться.

Протянув руку под подушку, я нащупал там часы и, откинув крышку, взглянул на них. Стрелки показывали две минуты седьмого.

— Понял, встаём.

Пётр тоже продрал глаза и, ни слова не говоря, откинул одеяло, оставшись в одних длинных трусах, так же, как и я. Унтер сразу же ушёл, а мы, одевшись в спортивное трико, которое пришлось купить в Павлограде, побежали умываться. А дальше все завертелось, в обед в общем строю стояла почти половина студентов из тех, кто должен приехать в лагерь, а к вечеру почти все. В нашем взводе оказалось всего пятнадцать человек, а рота состояла из семидесяти пяти. Студенты приехали из самых разных академий и университетов, девушек, естественно, не имелось.

Почти все палатки оказались заполнены, и в лагере закипела жизнь. К нам, как к старожилам, обращались с вопросами вновь прибывшие, мы целый день все разъясняли и показывали, и улеглись спать уже поздно вечером, после неоднократного упоминания об отбое. Но мы же студенты, а не солдаты, тем более, нас планировали готовить по программе офицеров военного времени, поэтому не трогали чрезмерно, назначив на следующее утро построение, где обещали всё рассказать и показать.

Ночь прошла спокойно, на следующий день, подняв нас, как обычно, в шесть утра, унтера погнали всех сначала на зарядку, потом умываться, а после — на завтрак, вернувшись с которого, направили на пыльный, слегка вытоптанный прямоугольник земли, громко названный плацем.

Каждый взвод, построившись в две шеренги на указанном ему месте, застыл, рассматривая десятками глаз стоявшее перед ними начальство военно-полевого лагеря. Всего, как оказалось, у нас имелось пять рот по пять взводов, примерно триста пятьдесят человек, или немногим больше. Немало для данного лагеря, но и не много, едва ли батальон наберётся. Вот со всеми нами начальство и собиралось побеседовать, чтобы этот месяц прошёл для всех с пользой, и без происшествий.

Перед колоннами на импровизированном плацу стоял полковник — благообразный старикан с седыми бакенбардами и седыми же коротко подстриженными усами, одетый в полевой мундир императорской армии. Рядом с ним присутствовали несколько подполковников и капитанов, а возле каждого взвода стояли подпоручики и унтеры, закреплённые за взводом. Полкового знамени не наблюдалось, только общеимперский штандарт развевался на деревянном флагштоке позади начальства. Полковник оглядел строй, бодро шагнул к импровизированной трибуне, сколоченной из свежих досок, и начал речь.

— Господа студенты, рад видеть вас в моём военно-полевом лагере! Позвольте представиться: полковник в отставке Илларионов Николай Яковлевич. Я ваш командир, командир учебного полка, в котором вам предстоит обитать целый месяц, обучаясь начальным военным навыкам. В этом появилась суровая необходимость. Думаю, что ни для кого не является секретом, что над нашей империей нависла угроза войны, и каждый гражданин обязан встать на её защиту, особенно тот, кто имеет и знания, и понимание. Это долг каждого гражданина. Напоминаю, что в нашей империи при объявлении мобилизации действует всеобщая воинская повинность, и каждый, кто имеет паспорт Склавской империи, обязан встать на её защиту. Обязан! А теперь, господа, перейдём к общим вопросам. У кого они имеются? Прошу командирам взводов дать возможность своим подчинённым по очереди их задать.

Полковник закончил свою краткую речь, и строй сразу же загудел разговорами, студенты, перебивая друг друга, буквально засыпали разными вопросами командиров взводов. Я молчал, Пётр порывался что-то спросить, но посмотрел на меня и передумал. Да и чего спрашивать? Всё, что нам необходимо, мы уже узнали за последние сутки, находясь в лагере. А что будет происходить дальше, конечно, интересно, но пусть другие проявят активность, а мы послушаем.

— А платить нам за это станут? — задал первый вопрос один из студентов.

— Да, но не сейчас, и на этот вопрос более подробно ответит наш казначей штабс-капитан Матвеев. Прошу вас, штабс-капитан!

Вперёд тут же вышел молодой жилистый капитан в круглых очках с тонкой оправой и лицом бывалого финансиста, как я подумал.

— Господа, вам выплатят денежное довольствие единовременно, но только после окончания курсов. Это произойдёт в конце месяца, размер составит сто злотых, ранее этого времени государство ничего выплачивать не станет, так как не исключены случаи самовольного оставления части, а также нежелание некоторых индивидуумов служить своему Отечеству в некомфортных условиях. Поэтому, дабы не тратить деньги понапрасну, финансовым органом военного министерства и принято данное решение. Вы можете его опротестовать в судебном порядке, но уже после окончания сборов. У меня всё! — и капитан сделал шаг назад, поравнявшись с другими офицерами.

Вместо него вперёд опять выступил полковник и зычно прокричал.

— Следующий вопрос!

— А нас из лагеря отпускать будут?

— Будут, по выходным дням, то есть, в воскресенье.

— Но этого недостаточно!

— Вы находитесь в армии с момента сдачи вашего предписания. Встав на учёт и котловое довольствие, вы тем самым согласились на условия службы в армии. Кратковременно, конечно, и в весьма усечённом виде, но сугубо добровольно, ведь вас же никто не заставлял сюда ехать?

— Заставляли! — послышалось с разных сторон, — нас заставили приехать, иначе отчислят!

— Ну, вот видите, у вас имелся выбор: ехать или не ехать, и вы, как настоящие граждане своей страны, сделали правильный выбор, с чем вас и поздравляю!

Из строя донеслись возмущённые крики и негодование, но я понял тонкий сарказм полковника. Переждав, когда командиры взводов немного успокоят студентов и утихнут слишком бурные возгласы, полковник предложил задать следующий вопрос.

— Какого числа закончатся сборы?