Предварительный заезд

Фрэнк разжал пальцы, неторопливым движением поставил матрешку на полку и рассмеялся в манере школьного учителя.

– Ну, тогда все в порядке. Когда вы не пришли завтракать, Наташа очень волновалась. Я могу сказать ей, что вы придете на ленч?

Ленч... Как странно слышать и произносить такое обыденное слово, прогуливаясь посреди минного поля.

– Конечно, – согласился я. – И со мной будет гость.

Фрэнк с плохо сдерживаемой ненавистью посмотрел на Стивена и вышел. Я устало опустился на диван.

– Давайте выпьем...

– Виски или водку? – спросил Стивен. Он достал из кармана купленную утром бутылку и поставил ее на стол.

– Виски.

Я запил виски две купленные в аптеке таблетки, но не почувствовав никакого облегчения. Я посмотрел на часы. Они чудесным образом пошли, несмотря на вчерашнее купание. Полдвенадцатого. Я набрал телефонный номер.

– Йен? Как самочувствие?

– Как ни странно, лучше, – ответил он. – Мне следовало бы опохмелиться уже час назад.

Я сказал, что никак не смогу быть у него до ленча, и спросил, не хочет ли он сам зайти ко мне в гостиницу часов в шесть.

– Правильнее будет сказать, "приползти", – ответил он, но согласился.

В это время Стивен с магнитофоном обследовал стены, пытаясь найти "жучок". Я указал ему место, но все было тихо. Он уже совсем было собрался выключить магнитофон, когда динамик внезапно взвыл.

– Боже мой, включили, – одними тубами пробормотал Стивен. – Давайте послушаем музыку.

Он вынул из бездонного кармана три кассеты и выбрал запись оперы "Князь Игорь".

– И что дальше?

– У меня есть несколько книжонок... Если хотите...

– А вы? – осведомился Стивен, глядя на обложки.

– Выпью и подумаю.

И "жучок" целый час слушал, как Стивен под аккомпанемент Бородина шелестит страницами "Потайной комнаты". Тем временем я раскидывал мозгами, повторял про себя все, что мне рассказали в Англии и в Москве, и пытался найти путь в лабиринте.

***

Ленч казался нереальным. Там были Уилкинсоны и Фрэнк. Фрэнк не рассказывал Уилкинсонам о том, как накануне спас мне жизнь, и вел себя так, словно ничего не случилось. Что он думал о моем молчании, оставалось тайной.

Наташа и Анна ругали меня и упрашивали больше не исчезать, не поставив их в известность, где меня можно найти. Я сказал, что постараюсь, но никаких обещаний не давал. Фрэнк ел мое мясо.

Разговаривала в основном миссис Уилкинсон:

– Мы с папочкой всегда голосовали за лейбористов, но разве не странно, что левые в Англии призывают увеличить иммиграцию, а здесь, где все население левее левого, иммигрантов нет. Ведь в Москве не увидишь чернокожих!

Фрэнк никак не отреагировал на ее слова.

– Это показалось мне курьезом, – продолжала миссис Уилкинсон. Хотя я думаю, что, скажем, в Индии, народ не станет выстраиваться в очереди, чтобы переехать жить в Москву.

– У них для этого слишком много мозгов, – пробормотал мистер Уилкинсон, обращаясь к своей тарелке с мелко накрошенной жареной картошкой.

Больше он не произнес ни слова.

Фрэнк пришел в себя и принялся ругать расистскую политику Национального фронта. В ответ на это миссис Уилкинсон бросила на меня взгляд, полный комического испуга, как будто была смущена тем, что на каждом шагу задевает Фрэнка.

– Фронт – слишком затасканное слово, – негромко сказал я. – Клише. "Фронт", "фронт"... Нужно всегда задумываться... что же за ними стоит... за этими фронтами.

На десерт снова подали мороженое с вареньем из черной смородины. Оно мне очень нравилось. Стивен ел с такой же жадностью, как и Фрэнк. Потом он сообщил мне, что кухня гостиницы "Интурист" – просто высший класс по сравнению со студенческой столовой.

Мне казалось, что застольная беседа происходит в каком-то другом измерении. В голове гораздо явственней звучали голоса Бориса и Евгения, Йена и Малкольма, Кропоткина и Миши, Гудрун и принца, Хьюдж-Беккета и Джонни Фаррингфорда... и мертвого Ганса Крамера... Но где же, где же был Алеша?

Глава 15

Поднявшись в мою комнату, Стивен поставил стул на кровать, положил на него чемодан, а сверху взгромоздил магнитофон и включил его. Из динамика раздаются бодрый протяжный вой.

Тогда Стивен переключил магнитофон с записи на воспроизведение, и в уши подслушивающих грянула музыка Стравинского, от которой они должны были подскочить и громко чертыхнуться.

Некоторое время я раздумывал, глядя на бумагу, которую дал мне Кропоткин. Оборот интересовал меня не меньше, чем лицевая сторона.

– Синего стекла с собой у вас, конечно, нет? – спросил я у Стивена.

– Этакого специфического оттенка.

– Синего стекла?

– Да... синего фильтра. Вы видите, что записи сделаны более темным оттенком синего цвета, чем тот, которым их зачеркивали... Можно даже разглядеть темные линии.

– Ну и что?

– Если посмотреть на страницу через синий фильтр того же оттенка, что и паста, которой зачеркивали запись, то скорее всего удастся разглядеть более темную надпись. Светофильтр поглотит один из оттенков, пропустит другой, и тогда надпись можно будет прочесть.

– И прокричать на весь мир... – пробормотал Стивен. – А что вам это даст?

– Я предполагаю, кто мог послать этот конверт Кропоткину, но мне хотелось бы убедиться.

– Но это мог быть кто угодно.

Я мотнул головой.

– Сейчас я вам кое-что покажу.

Я открыл ящик, в котором лежала моя аптечка, и достал из-под нее свернутый лист бумаги. Расправив, я положил его рядом с листком, полученным от Кропоткина.

– Они одинаковые! – воскликнул Стивен.

– В том-то и дело. Вырвано из одинаковых блокнотов: белая бумага, чуть заметная голубая клетка, к корешку крепилась спиралью...

Передо мной лежали две странички из блокнотов с одинаковым следом обрыва сверху. На одном было написано: "Для Алеши, Д. Фаррингфорд" и все прочее. А на другом было записано имя Малкольма Херрика и номер телефона.

– Он написал мне это в первый же вечер после моего приезда в Москву, – пояснил я. – В баре гостиницы "Националь".

– Да... но... Эти блокноты самые обычные. Вы можете купить их везде.

Ими пользуются студенты, туристы... И потом, разве их не используют для стенографии?