Прекрасная маленькая принцесса

— Давайте попробуем Цинаровый Шпритц.

— Очень хорошо, сэр. — Оскар слегка сгибается в бедрах и убегает.

— Петр, — шепчу я, наклоняясь вперед, чтобы нас никто не услышал, — мне еще не двадцать один. И тебе тоже. Что ты делаешь?

Он только хихикает.

— Пытаюсь угадать, какой напиток ты предпочитаешь.

— А у нас не будет проблем?

Его бровь резко поднимается.

— Не будет. Расслабься. Я прихожу сюда постоянно.

Я стараюсь делать, как он говорит, откидываюсь на спинку стула и смотрю на третье меню.

— Кто к нам присоединится?

— Увидев твой восторг по поводу искусства, я подумал, что тебе может понравиться эта особа, и пригласил ее поужинать с нами. — Он делает игривую паузу, загадочная ухмылка возвращается и делает его сильное мужественное лицо неожиданно более молодым. — Я подумал, что ты захочешь познакомиться с несколькими друзьями в городе.

— Вау, это очень… заботливо, — удивленно говорю я.

Эмоции промелькнули на его лице так быстро, что я не успела понять, что именно увидела. Затем он занялся раскладыванием столового серебра и положил салфетку на колени.

— Да, ну… полагаю, у меня есть несколько искупительных качеств.

Я тяжело сглатываю, понимая, что мой комплимент был больше похоже на замечание, сделанное задом наперед, в сочетании с моим шокированным тоном.

— Прости. Я не хотела… — Я прикусила язык, не зная, как закончить предложение.

— Все в порядке. — Он улыбается мне, но теперь уже более жестко.

Мне хочется пнуть себя за то, что я случайно испортила такой замечательный день. Спустя мгновение наш официант ставит наши напитки, и Петр поднимает свой бокал в тосте.

— За твой первый день в Нью-Йорке. Было ли это все, о чем ты мечтала? — Его тон снова стал игривым.

Я хихикаю, пригубив свой янтарного цвета шипучий напиток, поданный в фужере для шампанского.

— Все, о чем я мечтала, и даже больше. Спасибо за чудесное приключение.

— Не за что. — Улыбка Петра сейчас наполнена теплом, которого я раньше не замечала, и это зажигает огонь в глубине моего живота.

Чтобы отвлечься, я делаю глоток коктейля, который он мне заказал.

— Ммм, — стону я, закрывая глаза и смакуя горьковатый, почти травянистый вкус с нотками цитрусовых, шипящих на языке. — Что это?

— Можешь угадать? — Глаза Петра пляшут.

— Ну, я бы точно сказала, что просекко или какое-то игристое вино.

— Хорошо, — соглашается он, кивая головой.

— А лайм есть? Что-то цитрусовое.

— Опять верно. — Говорит он, его улыбка становится все шире.

— Ну, я понятия не имею, что такое Цинар, но, если учесть, что он указан в названии, я бы сказала, что это связано с травянистым ароматом.

— Ты итальянка и никогда не слышал о Цинаре? — Удивленно спрашивает он, приподнимая брови.

На моих щеках появляется жар.

— Ну, мой отец обычно разрешает мне выпить бокал вина только за ужином.

— И ты никогда не пила сама? — Спрашивает он, его тон становится скептическим.

Мой румянец усиливается, когда я понимаю, насколько по-детски это звучит. Но на самом деле, хотя колледж моих братьев позволил им получить бесчисленное количество свобод, чтобы исследовать разные вещи, в том числе впервые пожить самостоятельно, мой отец держал меня близко к дому, настаивая на том, что колледж — не то место, где можно позволить девушке впервые почувствовать вкус свободы.

Петр вчитывается в мое молчание и издает низкий свист.

— Блин, а я-то думал, что живу в клетке.

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и это дает мне возможность понять, что у него на уме. Петру, конечно, предоставлено гораздо больше независимости, чем мне, но он чувствует себя в ловушке. Как и я.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, входная дверь ресторана открывается, и в зал входит сногсшибательная блондинка. Она молода — примерно ровесница Милы, если верить моим предположениям. Определенно еще подросток. Но ее платиновые светлые волосы уложены в шикарный боб А-линии с острыми углами, которые подчеркивают ее сердцевидное лицо и делают заметными ямочки на щеках.

Ее наряд одновременно высококлассный и граничащий с искусством: множество цветов в нужных местах, создающих впечатление организованного хаоса. Она останавливается в дверях, ее голубые глаза сканируют комнату, пока она не находит Петра. Затем улыбка озаряет ее лицо, и ямочки невозможно не заметить.

— Петр! — Радостно восклицает она, обхватывая его за талию, когда он встает, чтобы поприветствовать ее.

В моих жилах закипает тревога, но я быстро подавляю ее, уверенная, что он не пригласит кого-то под предлогом нашего знакомства только для того, чтобы заставить меня ревновать.

— Привет, Дани, — тепло говорит он, прижимая ее к себе. Затем он отпускает ее, чтобы она могла повернуться ко мне лицом. — Это моя невеста, Сильвия. Сильвия, это Даниэль Ришелье. Я ходил в школу с ее старшим братом.

— Приятно познакомиться. — Говорит Дани, обходя стол, когда я встаю, чтобы поприветствовать ее.

Я ожидаю рукопожатия. Вместо этого она притягивает меня к себе и крепко обнимает, заставая врасплох и совершенно обезоруживая. Эта девушка мне уже нравится.

— Мне очень приятно. — Говорю я, когда мы все снова устраиваемся за столом.

— Я так много о тебе слышала, но Петр не упомянул, какая ты потрясающая, — восторженно говорит Дани.

— О, эм… Спасибо. Надеюсь, ты не слышала ничего слишком плохого… — неубедительно шучу я, глядя, как пылают мои щеки.

Дани смеется, принимая мой юмор таким, какой он есть, хотя я задаюсь вопросом, что Петр мог сказать обо мне.

— Я слышала, ты увлекаешься искусством, — добавляю я, желая отвлечь внимание от себя.

— Да! Я… ох, я просто возьму содовую. Спасибо, Оскар, — вклинивается она, как только он появляется.

Он кивает и уходит, а Дани снова поворачивается ко мне, ее голубые глаза блестят от волнения.

— Я люблю искусство. Мне очень нравится фотография, но я очарована всем этим и хочу изучить разные виды искусства. Ты ведь тоже художник, верно?

Я киваю.

— С чем ты работаешь чаще всего? — Дани переплетает пальцы и подпирает ими подбородок, наблюдая за мной с напряженным любопытством.

— В основном рисую углем и немного мелом.

— О, мне это нравится! Я всегда хотела понять это лучше. Это такой особый стиль. Те несколько раз, когда я рисовала углем, получалось больше похоже на дым из двигателя поезда, чем на то, что я пыталась изобразить.