Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб

 - Сказителем.

 - Нет. Сейчас Великий Пост. Никто тебе не даст ни играть, ни петь.

 - Я ее приворожу.

 - Ой-ли, - с сомнением протянула Любава.

 Сын муромского главного волхва вспыхнул.

– Я по-настоящему приворожу. Без всякой чепухи вроде половинок разрезанной летучей мыши по двум сторонам дороги, или проверченного вертелом сердце крота. Я в силах использовать истинный приворот.

 Всеслав присвистнул и крепко взял рукой Сольмирова коня за поводья.

 - Не обижайся, ничего особенного, но у тебя не получится. Мы, христиане, защищены от любых приворотов. Только своей душе повредишь.

 Сольмир смотрел на огненноволосую в лучах солнца новгородку каким-то потемневшим взглядом.

 - Посмотрим, дядько лысый, может она не такая уж и христианка.

 - Какая бы не была, приворот не подействует. Сольмир, миленький, да брось ты эту безумную затею.

 - Да. А что ты с Болеславом делать собрался?
– скептически спросил Всеслав.
– Отворот? Так у них все не столько на любви, сколько на политике замешано. Против политических соображений как приворот так и отворот бессилен. Лучше уж самому себе отворот устрой, раз такой умный.

 - Отпусти моего коня, - гневно заявил влюбленный сказитель.
– Или можешь и дальше держать. Я пешком вернусь.

 Он стремительно соскочил с коня.

 Любава испуганно посмотрела на Всеслава. Тот, перехватив ее взгляд, тоже соскочил с коня и загородил Сольмиру путь.

 - И ты думаешь, что я, польский рыцарь, буду спокойно смотреть, как ты будешь привораживать нашу княгиню?

 Сольмир положил руку на рукоять меча.

 - Совсем тебе крышу сорвало, - признал Всеслав, еще раз переглянувшись с Любавой.
– По-твоему, после двух-трех тренировок с Творимиром ты сможешь со мной справиться?

 Сольмир, не отрывая от него гневного взгляда потемневших глаз, вытащил меч и рванулся вперед. Всеслав вяло отбил атаку, и, поскольку его противник никак не успокаивался, ввязался в поединок.

 Любава пристально следила за обоими с высоты своего коня, отмечая как и не совсем привычную технику польского рыцаря, так и то, с какой легкостью он теснил Сольмира, заставляя того отступать под крону дуба. И потому, что она пристально следила за этим странным поединком, она не заметила, как по мосту с острова прискакал еще один всадник и резко остановился рядом с ней. В этот момент Сольмир как раз споткнулся о выступающий корень дуба, и Всеслав без труда выбил у него меч из руки.

 - Что здесь происходит?
– потрясенно спросил всадник.

 - Ничего особенного. Сольмир, как ты видел, плохо владеет мечом. И использует любую возможность для тренировки.

 - Княгиня велела тебя догнать и вернуть. Незачем тебе возвращаться во Вроцлав, - более спокойно сказал посыльный.
– Скоро пасха. Тебе, конечно, хочется провести предпасхальные дни в храме? Она разрешила тебе остаться.

 - Благодарю!
– Любава внезапно почувствовала себя невероятно счастливой. Она проведет святые дни страстной седьмицы в православном храме. Возглавит Богослужение наверняка легендарный епископ Анастасий. Да и проходить эти службы будут в той самой домовой церкви княгини, где совсем недавно бесстрашно говорил свою проповедь афонский иеромонах. Говорил о том, что никакое возвышенное будущее, никакое планируемое счастье многих тысяч не стоит того, чтобы погубить из-за этого одну единственную душу. Свою собственную. Потому что судьба этих многих тысяч в руках милосердного Господа Бога, а погубить собственную душу может и сам человек. Только он один, пожалуй, и может. И только по гордости, по безумной слепой гордости, люди забыли об этом. О том, что не они правят миром, о том, что они совсем не боги.

 - А мы с Сольмиром поедем в Гнезно. Это совсем рядом, - с нажимом сказал Всеслав, пристально глядя на несчастного сказителя, уже поднявшего меч с земли.
– Потребуются любые лишние руки. На пасху состоится коронация князя Болеслава. Величайшее событие в нашей истории.

***

 Весна торжествовала свою победу ярким горячим солнцем, щебетом птиц, зеленью молодых листочков и яркими цветами, украсившими землю, когда в кафедральном соборе святого Вита шла первая в истории славянских земель коронация. Коронация Болеслава затмила в сознании людей даже ликующие пасхальные торжества, особенно радостные по контрасту со строгим постом.

 Любава в свите княгини Предславы оказалась совсем близко к алтарю. Рядом с ракой с мощами святого Войтеха стояли монахи из клюнийской общины в Мендзыжече. А дальше вся базилика святого Вита была плотно заполнена людьми, площадь перед храмом - тоже. Коронацию проводил уже совсем старый епископ Гаудентий, сводный брат святого Войтеха-Адальберта, его многолетний сподвижник и единомышленник, сопровождавший его в том походе к пруссам, где Войтех и погиб. Архиепископ, глава польской церкви.

 - Вот я вам привожу Болеслава, которого Бог избрал. Если он вам угоден, поднимите правую руку к небу.

 Лес рук, гром криков. Крики подхватили на площади, на улицы Гнезно выплеснулось: Да, угоден!

 Дородный князь Болеслав, облаченный только в светлую тунику чуть ниже колен выглядел бы забавно, если бы не его природное обаяние и величие момента. Архиепископ Гаудентий подвел его за руку к алтарю.

 - Прими этот меч и сокруши им всех противников Христа, варваров, плохих христиан. Божьей волей тебе предана власть над всей Славией для сохранения мира среди народов.

 Гаудентий не спеша принял пояс с мечом из рук коленопреклоненного помощника и уверено застегнул пояс на князе. Подошел следующий помощник и преклонил колено перед епископом. Тот взял с подноса золотые нарукавники и торжественно застегнул их поверх рукавов светлой рубахи Болеслава. Затем сияющий золотой плащ окутал фигуру князя. Болеслав величественно распрямился. Архиепископ благоговейно взял в руки копье святого Маврикия, святыню, подаренную князю германским императором Оттоном четверть века назад. Тогда тот приезжал сюда, поклониться мощам только что прославленного святого Войтеха и, получив в дар частицу его мощей, подарил в ответ это копье и венец. А скипетр, который Болеслав получил в руки вместе с копьем, принадлежал раньше киевскому князю Владимиру и был вывезен из Киева вместе с прочими инсигниями князя, сумевшего породниться с византийским императором.

 - Пусть эти знаки служат тебе напоминанием о том, что ты должен с отцовской строгостью наказывать подданных и протягивать руку милосердия прежде всего слугам божиим, вдовам и сиротам.

 Старый епископ помедлил и неожиданно строго взглянул в глаза князю.

 - И пусть в твоей душе никогда не иссякнет елей сострадания, - он помазал лоб Болеславу освященным елеем.

 В базилике воцарилась звенящая тишина. Гаудентий медленно поднял с подноса корону, ту самую, дарованную германским императором, - тонкий обруч с несколькими зубцами - и не спеша возложил на все еще темные кудри низко склонившегося перед ним человека. А затем возвел короля по ступенькам на трон.

 - Vivat Boleslavus rex!

 Весь мир взорвался криками.

 Король с высоты трона горделиво окинул сверкающими темными глазами восторженных людей и посмотрел в глаза Предславе.

 - Вот видишь, - безмолвно говорил его торжествующий взгляд.
– Я остался верен тому, что говорил тебе тогда, при нашей первой встрече. Когда ты престала меня бояться, как захватившего тебя в плен врага, и поверила. Я выполняю свои обещания. Станешь ли ты моей королевой?

 Трудно было остаться равнодушной среди всеобщего ликования. Глаза Предславы Владимировны сияли как звезды безоговорочным "да!".

 "Мои пути - не пути ваши" - сказал в свое время Господь Бог людям через одного из пророков. Но идея, величественная идея, объединившая в общем ликовании и суровых аскетов - клюнийцев, подчиняющихся непосредственно далекому Ватикану, и тех, кто поддерживал проповедников из близкого немецкого Магдебурга, и патриотов, ненавидящих христианство, как иноземную немецкую религию; идея - отблеск грядущего королевства Славии именно сейчас впечатывалась в сознание народа. И сознание своей исключительности среди прочих народов, самарян и полуязычников, польскому народу будет суждено пронести через века.